— Некто вас ищет на этой вечеринке, — прокудахтал он, как это делают наркоманы. Тим действительно принял дозу. Я мило улыбнулся и посмотрел через плечо. Знакомый телевизионщик из новостей крутился вокруг юбки Стефании. Она все так же любезно улыбалась, весело подмигнув мне. Вполне возможно что мой любимый бар вскоре потеряет барменшу. В этот момент кто-то похлопал меня по плечу и с мягким дорсетским говором заговорил в ухо.
— Еще раз добрый день, старина.
Совершенно рефлекторно я двинул изо всех сил локтем ему в горло. Он отлетел назад головокружительным пируэте, разбрызгивая пиво из кружки, и добродушная детская улыбка тут же слетела с его невинного лица. Я не смог даже извиниться, потому что меня натренировали действовать таким образом, когда я чем-то испуган.
Он лежал на полу, все ещё не в состоянии нормально дышать. Главное в поединке без оружия — отработать нужные условные рефлексы. Никогда не думай: «Ах! Он идет на меня с ножом, нужно выбить этот нож, схватив его за руку, ударив в пах и отправив таким образом на землю». Об этом не думают, когда хорошо тренированы. Кто-то желает вам зла и делает угрожающее движение в вашу сторону, реакция следует автоматически. Это чистый рефлекс. У тебя нет времени на размышления.
Что касается меня, то я достаточно поднатаскался. Вначале — мое собственное желание остаться в форме и не позволять на пляже бросать песок себе в лицо. Затем тренировочный лагерь в Техасе, когда я работал на немного специфичную авиационную компанию и, наконец, в довершение всего, на курсах в VI Пи-Эн, названных крайне эфемерно «Физическим Воспитанием».
Я не мог позволить себе убить его. Он пощекотал нервы и получил соответствующий результат. Неважно, что он просто хотел показаться любезным, что был счастлив увидеть меня и объясниться, кто он и что делал в моей квартире.
Прошло несколько секунд и к толпе вернулся коллективный разум. Не думаю, что кто-то видел мой удар. Они начали собираться вокруг него и давать советы, как прекратить припадок эпилепсии. Тим был шокирован.
— Ты не должен был делать этого, он не желал тебе зла. Знаешь, он работает на министерство обороны.
Настроение мое сразу испортилось. Да и в толпе начали возникать смутные подозрения. Мне не хотелось дожидаться ни линчевания из-за неуместного поступка, ни просьб повторить для демонстрации. Рядом со мной материализовалась Жозефина. Я невинно улыбнулся всем, пожал плечами, как бы говоря: «Знаете, всегда вот так…» — и увлек её за собой на улицу.
Нам понадобилось меньше минуты, чтобы достичь автомобиля. Я забыл о противоугонной системе и мне пришлось очень быстро открывать дверцу под холодным подозрительным взглядом полицейского, чтобы отключить сигнал. Жозефина скользнула внутрь на сидение рядом со мной, её платье поднялось на неприличную высоту.
— Впервые я вижу, чтобы кто-то так владел этим, — сказала она восхищенно. — Где вы научились подобным штукам?
— У достаточно нудного тренера по физкультуре. Произошла ошибка.
Она только восторженно улыбнулась.
Я медленно поехал к реке, опустив стекла в надежде, что свежий ветер охладит мой жар и успокоит сердцебиение, все ещё находящееся под действием адреналина. Ненавижу насилие, ибо слишком хорошо представляю его действие на себе.
Мне хотелось оказаться подальше от Челси и возможных последствий неспровоцированного нападения одного из функционеров Ее высочества.
Я привез Жозефину в одно бистро в каньонах красного кирпича за Бромптон-роуд. Основной декорацией там были портреты генералов от Паттона до де Голля, не минуя и Роммеля, обрамленные в шероховатые деревянные подрамники. Еда — типичная для бистро. Местечко это называлось «Корп». Жози со вкусом занялась небольшим стейком, затерявшимся в грибном соусе, баклажанах, корнишонах и прочей снеди. В серых глазах отражалось пламя свечей и смотреть на неё было приятно. Теперь, когда каждая девушка считала, что никогда в жизни не употребляла ничего приличного, я привык выходить на люди с теми, кто довольствовался маленьким кусочком мяса и полпорцией салата… избегая всего остального. Так ужасно, что пища стоит дорого и две трети людей на свете умирают от голода.
Но Жози умела есть. Она поглотила фруктовый салат, будто мельничные жернова. Затем взяла большой кусок пирожного с кремом, покрытого шоколадом на немецкий манер. Мы выпили бутылочку ординарного красного вина и ещё худшего бренди неизвестного происхождения. Я умилялся этой девушкой. Сам обжора по натуре, знакомый с проблемой веса, я отлично знал соблазны жизни. Она опустошила чашку кофе (большую чашку) и лениво улыбнулась одними губами. Взгляд её говорил все: сейчас она была совершенно счастлива.
— Как вас зовут, мэтр? — спросила она, взяв у меня сигарету.
— Филип.
Я взглянул на часы, золотой квадрат чуть толще бритвенного лезвия на золотом браслете. Они не показывали точное время, и приобрел их я на свой первый и последний гонорар за работу, не зависевшую от Руперта Квина. На часах было десять тридцать, к тому же у меня выдался утомительный день.
— Я отвезу вас домой, золотце, — сказал я.
Мы ушли после того, как я оставил приличные чаевые официантке, одетой в эластичные белоснежные брючки на три размера меньше необходимого. Обслуживание было не столь изысканно, сколь живописно.
— Я предпочла бы поехать к вам, — откровенно заявила Жози.
С каждой минутой я все больше влюблялся в нее.
— Я крайне огорчен, но по различным причинам, одна из которых — тот тип, которого я по ошибке чуть не убил, я бы предпочел не возвращаться к себе.
Другой причиной была мисс Принг, но мне не хватило храбрости объяснить все это. Она засмеялась. Эта девчонка вечно смеялась.
— Что у вас за профессия?
Я совершал сложный маневр между двух такси, решивших, что они на больших гонках, и старым «фордом зефир». Мысленно я сказал, что поскольку моя машина спортивная, как и я сам, то мы с этим справимся.
— Я сотрудник Федерации Ассоциаций похоронных предприятий по связям с общественностью… для сближения клиентуры.
— Я думаю, что они нашли человека, что надо, — тихо сказала Жозефина.
На дорогах всегда возрастает риск, если рядом кто-то еще.
Она жила с эскадрильей бортпроводниц в элегантном небольшом коттедже за Белгрейв-сквер. Дом принадлежал весьма передовому декоратору неопределенного возраста, позволившему жить там за чисто символическую плату. Я предположил, что он надеялся использовать полуподвал как своего рода совет по пересмотру сексуальных отношений… прямо на месте. В гостиной оказалась одна единственная стюардесса, смотревшая телевизор с пилотом британской авиакомпании. Пока Жози готовила кофе, пилот побеседовал со мной на разные темы.
— На кого вы работаете? — закончил он вопросом.
— «Интернешнл Чартер»… Знаете?
Он осторожно кивнул.
— Не очень. У них приятно работать?
Я мило улыбнулся: истинные направления работы «Интернешнл Чартер» — государственная тайна, и даже после того, что я для них сделал, у меня ещё оставался шанс выжить.
— Неплохо. В основном короткие перелеты. У нас никогда не бывает длинных недель простоя между полетами в Гонконг.
Жози отвлекла меня от более долгого допроса на эту тему, позвав пить растворимый кофе к себе в комнату.
Комната Жози была, чего я и опасался, в таком состоянии, какое может быть только у одиноких девиц, не подверженных никаким воздействиям, не имеющих достаточных средств и большой фантазии. Женщины менее привержены правилам, чем мужчины: они многих вещей просто не замечают.
На запыленном трюмо лежало стекло с косметикой. Губная помада пятнами выделялась на измазанной поверхности, подобно вытряхнутому содержимому ящика с припасами. По углам валялись пачки «клинекса» в разной стадии использованности. Из комода светлых тонов и японского розового лакированного шкафа торчала одежда, говоря о хронической перенаселенности. Большая наспех застеленная кровать была завалена всевозможного рода резиновыми игрушками, книгами, брошюрами и грязными пакетами от дисков. Были всевозможные послания типа «Ты должна мне три фунта» или «Я заплатила молочнику пять фунтов», или вот такое «Скажи Хучу, что я улетела в Сингапур», написанное губной помадой на стекле. Вверху на трубе, идущей от газового обогревателя над всем этим развалом, восседал голубой плюшевый медведь воинственного вида.
На стенах с грязными следами пальцев висели вырезанные из журнала мод и приклеенные липкой лентой фото Теренса Стампа и Девида Хэмминга.
Жозефина уже была в постели среди беспорядочно наваленных розовых подушек. Сознательно закрывшись одеялом по грудь, она оставила на виду удивительно загорелые плечи, артистично прикрытые длинными светлыми волосами, и по-детски улыбнулась мне из-за голубой чашечки с кофе, на которой золоченными буквами было написано «ЦИКЛОН Б».
Я уселся на кровать и глотнул предложенную отравляющую жидкость.
— Мне нужно помочь снять ботинки, — сказал я.
— Я бы предпочла, чтобы они остались на вас.
Я рассмеялся.
— У вас комплекс владыки гарема, Филип. Вы хотите, чтобы все люди были у ваших ног.
— Вовсе нет, даже наоборот. Только ботинки очень узкие.
Она спустилась с постели совершенно нагая, чего я и ожидал, и ухватилась за мою ногу.
У неё были маленькие груди с острыми кончиками, тонкая талия с довольно сексуальным пупком и очень пропорциональными широкими бедрами. Я вам скажу, если вновь войдут в моду зады, ей ни о чем не надо будет беспокоиться. Она была из того типа девиц, на которых приятно долгое возлежание; несколько пучков светлых волосков позволяли считать, что русый цвет её волос — естественный.
Жози сняла с меня ботинки и бросила их на пол, покрытый ковром нейлоновых чулок. Затем она стянула с меня носки и укусила за мизинчик на ноге… Я никогда не отдавал отчета, что это так сексуально, — позволить куснуть мизинчики ног.
— Довольно, Жози, я уже большой мальчик. Все остальное я могу снять сам.