Окончание войны принесло американским рабочим множество новых проблем. Увольнения подтвердили призрак депрессии. Рабочие, оставшиеся на работе, лишились оплаты сверхурочных, которые были жизненно важны для их заработка во время войны. В конце 1945 года заработная плата многих таких работников сократилась на 30%. Слухи о корпоративной жадности раздули пламя эгалитарного возмущения. Мюррей, мягкий, но решительный защитник, подсчитал, что в 1940–1944 годах прибыль сталелитейных корпораций после уплаты налогов была на 113% выше, чем за предыдущие четыре года. Известно, что Чарльз Э. Уилсон, глава General Motors, в 1943 году получал зарплату в размере 459 014 долларов. В конце 1945 года примерно пятая часть рабочих семей в американских городах получала менее 1500 долларов США в совокупном денежном доходе за год — в то время, когда средний доход для работающих полный рабочий день составлял 2190 долларов.[102]
Подобные волнения спровоцировали в конце 1945 г. серию гневных споров и забастовок. В захватывающей книге Джозефа Гулдена, посвященной той эпохе, хорошо описаны эти волнения: «На фондовой бирже тикеры замолчали, когда 400 канцелярских служащих вышли на улицу. Бастовали парикмахеры, мясники, пекари. Перебои прервали производство медной проволоки, супа Campbell’s, касторового масла, рождественских игрушек. Бейсбольная команда „Питтсбургские пираты“, находящаяся в подвале Национальной лиги, в середине лета провела голосование по поводу забастовки, но решила продолжить игру». Забастовка 3500 работников электрической компании в Питтсбурге оставила без работы ещё 100 000 человек. Городские троллейбусы остановились, уличные фонари погасли, а офисные здания закрылись, опасаясь поломки лифтов. «Это катастрофа», — заявил мэр Дэвид Лоуренс, призывая рабочих прекратить забастовку. На Манхэттене одновременно бастовали лифтеры, водители грузовиков и работники морского транспорта, которые остановили движение в городе и за его пределами. В общей сложности в 1945 году было зафиксировано 4750 остановок работы, что всего на 200 или около того меньше, чем в 1944 году. Перебои в работе расстроили Трумэна. «Люди в некотором замешательстве и хотят взять тайм-аут, чтобы отдохнуть от нервов», — писал он матери. «Некоторые хотят получить гарантию отдыха за государственный счет, а некоторые, как мне жаль говорить, просто хотят поднять шум и помешать возвращению производства к мирному времени, чтобы получить какие-то политические преимущества».[103]
Волна забастовок достигла пика в начале 1946 года, охватив 1,8 миллиона рабочих в таких крупных отраслях, как мясокомбинаты, нефтепереработка, производство электроприборов, стали и автомобилей. В итоге 1946 год стал самым спорным в истории взаимоотношений между руководством и рабочими в Соединенных Штатах: 4985 забастовок, в которых приняли участие 4,6 миллиона рабочих, то есть примерно один из четырнадцати американцев, занятых на производстве. Количество потерянных рабочих дней составило 116 миллионов, что в три раза превышает предыдущий максимум 1945 года. В большей степени, чем в 1945 году, это были забастовки, вызванные лидерами профсоюзов после длительных, но тщетных переговоров с руководством. Современники были впечатлены порядком и дисциплиной масс членов профсоюза, которые посещали собрания, ходили по линиям пикетов и шли на жертвы, отказываясь от работы.[104]
Споры в основном касались заработной платы. Профсоюзные лидеры ссылались на инфляцию военного времени и послевоенную инфляцию как на основание для повышения зарплаты на 30%. Для работников автопрома, которые в то время получали немного больше, чем большинство промышленных рабочих, это означало бы повышение средней зарплаты примерно на тридцать три цента в час, с 1,12 до 1,45 доллара, или с 44,80 до 58 долларов при сорокачасовой рабочей неделе. Это составило бы 3016 долларов за полный год. General Motors ответила неудовлетворительным предложением в десять центов в час, и в декабре 1945 года началась забастовка, за которой в январе последовала волна забастовок в других отраслях. По оценкам правительственных инспекторов, инфляция с начала войны могла бы оправдать повышение зарплаты примерно на девятнадцать центов. Руководители сталелитейной промышленности, санкционировав повышение цен, согласились на это, как и торговцы в большинстве других отраслей. Рабочие автопрома держались, но были изолированы. Через 113 дней Ройтер согласился на повышение зарплаты на восемнадцать с половиной центов в час.
Лидеры профсоюзов того времени жаловались, что эти соглашения, в результате которых средняя зарплата в обрабатывающей промышленности в 1946 году составляла около 50 долларов в неделю (2600 долларов за пятидесятидвухнедельный рабочий год), были слишком скупыми. На самом деле эти рабочие жили неплохо по сравнению со многими другими американцами того времени — достаточно хорошо, чтобы в своё время подумать о покупке небольшого дома. Для сравнения, регулярно занятые на фермах, в лесном хозяйстве и рыболовстве в то же время получали в среднем 1200 долларов, домашние работники — 1411 долларов, медицинские работники (в основном медсестры) –1605 долларов. Учителя и директора государственных школ в среднем получали только 1995 долларов. Тем не менее, зарплата в 50 долларов в неделю оставляла мало шансов: временная безработица, травмы и болезни были одними из многих неудач, которые могли быстро привести к обнищанию. Особенно уязвимы были стареющие работники, опасавшиеся замены более продуктивными молодыми. В то время лишь немногие американские корпорации имели пенсионные планы. Долгожители (на оплачиваемых работах), вышедшие на пенсию, могли рассчитывать на пенсию по линии социального обеспечения в размере 65–70 долларов в месяц, или максимум 840 долларов в год.[105]
Ройтер и другие американские либералы особенно сетовали на то, что им не удалось одержать верх в более масштабной битве за контроль над практикой в цехах: менеджеры отказывались идти на уступки в этом важном вопросе. Ройтер также настаивал на том, что корпорации получили огромные прибыли во время войны и могут позволить себе платить более высокую зарплату, не повышая цен. Руководство, утверждал он, должно «открыть свои книги», чтобы показать свои расходы. Это требование особенно возмутило лидеров бизнеса, которые поняли, что оно ставит под угрозу их контроль над основными решениями. Они почти до последнего сопротивлялись «социалистическому» подходу Ройтера к отношениям между работниками и руководством.[106]
Трудно сказать, был ли прав Ройтер, утверждая, что корпорации могут позволить себе платить более высокую зарплату без повышения цен. Руководители предприятий упорно отказывались открывать свои бухгалтерские книги. Вместо этого они, как правило, уступали требованиям о скромном повышении заработной платы, после чего повышали цены на свои товары и перекладывали расходы на оплату труда на плечи потребителей. Тогда и позже лидеры профсоюзов неохотно соглашались на подобный компромисс. Начиная с 1948 года профсоюзы пошли на дальнейший компромисс, согласившись на включение в годовые контракты положений о COLA (соглашения о стоимости жизни). В них использовались показатели инфляции, чтобы автоматически корректировать заработную плату. При этом профсоюзы отказались от эффективных попыток влиять на ценообразование. Эта модель ежегодных соглашений о зарплате и ценах — почти всегда в сторону повышения — отражала важную реальность, которая доминировала в экономике и политике послевоенных лет: устоявшиеся группы интересов в конечном счете соглашались идти навстречу друг другу, в лучшем случае на словах учитывая потребности неорганизованных слоев населения. Последующие трудовые переговоры, особенно в обрабатывающей промышленности, привели к аналогичным результатам в 1950-х годах.
Трудовые договоры военных лет, конца 1940-х и 1950-х годов также предоставляли постепенно растущему числу членов профсоюзов лучшие льготы: медицинское страхование, страхование жизни, оплачиваемые отпуска и пенсии по старости. Взносы работодателей в эти планы перекладывались на плечи потребителей в виде повышения цен. Это были важные преимущества для тех американских рабочих, в основном мужчин, занятых в крупных отраслях обрабатывающей промышленности, таких как производство стали, резины и автомобилей, которые их получили. Однако улучшение льгот могло быть и смешанным благословением: некоторые работники чувствовали себя «запертыми» и поэтому боялись искать работу в других местах. Кроме того, небольшие корпорации обычно не имели ресурсов для предоставления таких льгот своим работникам, а работники, не состоящие в профсоюзе, не обладали достаточным влиянием, чтобы требовать их. Пропасти, которые исторически разделяли американских рабочих — профсоюзных и невоенных, антикоммунистов дома и в одном профсоюзе, квалифицированных и неквалифицированных, работающих полный и неполный рабочий день, мужчин и женщин, производственников и непроизводственников, белых и чёрных, — если и расширялись, то с течением времени.
Кроме того, становилось все более очевидным, что эти достижения, как и положения о COLA, были достигнуты ценой более масштабных идей. В 1945 году многие американские либералы надеялись, что окончание войны приведет к расширению социальных программ «Нового курса», включая распространение социального обеспечения на миллионы работников без покрытия, таких как официантки, домашняя прислуга и сельскохозяйственные рабочие. Либералы также поддерживали федеральную помощь образованию, повышение минимальной заработной платы и даже некоторую форму медицинского страхования, предоставляемого государством. Некоторые проявляли интерес к защите гражданских прав меньшинств.[107]