а не платить штрафы, и тогда они тоже обращались в NAACP. Рой Уилкинс, глава NAACP, жаловался, что работники SNCC в Олбани «ни от кого не принимают приказов. Они действуют в своеобразном вакууме: парад, протест, сидячая забастовка… Когда заголовки уходят, вопросы все равно приходится решать в суде».[1203]
ЧТО КЕННЕДИ И ЕГО БРАТ, занимающий ключевой пост генерального прокурора, будут делать с революцией в области гражданских прав в Америке?
И тогда, и позже они утверждали, что сделали многое, чтобы помочь продвижению по мирному пути. В 1961 году администрация создала Комитет по равным возможностям трудоустройства. Возглавляемый вице-президентом Джонсоном, он активно занимался проверкой дискриминационных практик. Кроме того, администрация стремилась нанимать больше чернокожих в федеральные органы власти: в январе 1961 года из 950 адвокатов Министерства юстиции только десять были чернокожими, а из 3660 сотрудников дипломатической службы — только пятнадцать.[1204] Он выдвинул пять чернокожих на должности федеральных судей. Одним из них был Маршалл, который был назначен в Апелляционный суд. В ответ на «поездки за свободой» она оказала давление на МТП, чтобы тот издал своё постановление против сегрегированных помещений в межштатных поездках. Особый интерес он проявлял к акциям по защите избирательных прав — они были менее склонны к насилию на Юге, чем демонстрации. К маю 1963 года Департамент юстиции участвовал в борьбе за избирательные права в 145 южных округах. Это было почти на 500% больше, чем в тридцати округах, затронутых этой проблемой, когда администрация Эйзенхауэра покинула свой пост в 1961 году.[1205] Однако в большинстве своём Джон и Роберт Кеннеди осторожно подходили к вопросу о гражданских правах, особенно в 1961–62 годах. Их осторожность объяснялась прежде всего политическими соображениями. Несмотря на растущую волну протеста, гражданские права в то время все ещё не привлекали большого общественного внимания и не пользовались горячей поддержкой населения. Кеннеди, внимательно прислушивавшийся к общественному пульсу, не видел политической выгоды в том, чтобы добиваться принятия мер, особенно от Конгресса, который наверняка проявит непокорность. Если бы он слишком настойчиво добивался гражданских прав, то рисковал потерять поддержку южан, которую надеялся получить на выборах 1962 и 1964 годов. Кеннеди особенно беспокоили южане в Конгрессе, в частности такие силы, как сенатор Джеймс Истленд из Миссисипи, который возглавлял важный судебный комитет. Идя навстречу Истленду, Кеннеди выдвинул четырех ярых сторонников сегрегации на должности федеральных окружных судей на глубоком Юге. Один из них, Уильям Гарольд Кокс, однажды назвал чернокожих людей в своём зале суда «ниггерами» и сравнил их с шимпанзе.[1206]
Политические соображения также заставили Кеннеди отступить от предвыборных обещаний. Хотя платформа Демократической партии в 1960 году указывала на поддержку законопроекта о гражданских правах, Кеннеди отказался представлять его в 1961 или 1962 годах. Расстроенный лоббист NAACP Кларенс Митчелл заметил, что «Новый рубеж выглядит как ранчо для чуваков с сенатором Истлендом в качестве главного менеджера».[1207] Кеннеди также отказался от предвыборного обещания издать указ, запрещающий расовую дискриминацию в жилищном строительстве, поддерживаемом федеральными властями. Такой указ, провозгласил он, не требовал никаких действий со стороны Конгресса, только «росчерк пера». Поскольку 1961 и 1962 годы прошли без такого указа, недовольные активисты организовали кампанию «Чернила для Джека» и отправили в Белый дом тысячи перьевых ручек. Их кампания не принесла пользы. Кеннеди подождал до выборов 1962 года, чтобы издать приказ, который он тщательно оформил. Эффект от него был незначительным.[1208]
Личные пристрастия усиливали осторожность Кеннеди. В отношении гражданских прав, как и в отношении других внутренних вопросов, президент и генеральный прокурор оставались холодными и отстраненными. Хотя они абстрактно верили в цель улучшения гражданских прав, они не испытывали страстной привязанности к этому делу. Отношение президента стало очевидным в первую неделю его пребывания в должности, когда чернокожие африканские дипломаты пожаловались, что рестораны на дорогах в Вашингтон отказываются их обслуживать. «Разве вы не можете сказать им, чтобы они этого не делали?» — спросил он своего начальника протокола Энджера Биддла Дьюка. Дьюк попытался объяснить, как он пытался просветить менеджеров. Но Кеннеди прервал его. «Я не об этом говорю. Разве вы не можете сказать этим африканским послам, чтобы они не ездили по 40-му шоссе? Это адская дорога… Скажите этим послам, что я бы и не подумал ехать из Нью-Йорка в Вашингтон. Пусть летят!»[1209]
Президент Кеннеди особенно беспокоился о том, что расовые волнения в Соединенных Штатах могут испортить имидж страны за рубежом и сорвать достижение внешнеполитических целей, которые его действительно волновали. В то время, когда начались акции свободы, он был сосредоточен не на расовых отношениях, а на предстоящей встрече на высшем уровне с Хрущевым в Вене. После того как участников акции арестовали и избили, он был обеспокоен и разгневан. «Скажите [гонщикам], чтобы они прекратили это», — сказал он своему помощнику по гражданским правам Харрису Уоффорду. «Остановите их!» Когда всадники не унимались, Кеннеди публично призвали к периоду «охлаждения». Роберт взорвался, сказав Уоффорду, что чернокожие совершенно не понимают необходимости национального единства накануне саммита. Фармер ответил, что чернокожие «остывают уже 150 лет. Если мы будем охлаждаться и дальше, то окажемся в глубокой заморозке».[1210]
Кеннеди столкнулись с особыми дилеммами из-за роли шефа ФБР Гувера, как всегда искусного и хорошо связанного бюрократа. Гувер питал непреодолимую ненависть к Мартину Лютеру Кингу, которого он считал «„оборванным котом“ с навязчивыми дегенеративными сексуальными желаниями». Кроме того, он был убежден, что один из советников Кинга, нью-йоркский адвокат Стэнли Левисон, был коммунистом. Обеспокоенный подобными слухами, Роберт отправил помощников, чтобы те призвали Кинга разорвать отношения с Левисоном. (Кинг этого не сделал.) В начале 1962 года Роберт Кеннеди разрешил ФБР прослушивать офис Левисона и прослушивать его домашний телефон. В октябре он пошёл ещё дальше, дав Гуверу добро на прослушивание телефонов Кинга в Атланте и Нью-Йорке.[1211]
Хотя прослушки оставались на телефонах Кинга до конца президентского срока Кеннеди (и после него), они не раскрыли ничего существенного. Кинг, как выяснилось, любил вечеринки и непристойные шутки и, судя по всему, часто вступал во внебрачную связь. Эти открытия, если бы они были обнародованы, могли бы повредить репутации Кинга. Однако никаких доказательств того, что Левисон поддерживал связи с коммунистами после того, как он сблизился с Кингом в 1956 году, не было. Тем не менее Кеннеди продолжали санкционировать навязчивые и вуайеристские усилия Гувера.[1212]
Почему они так поступили, остается спорным. Но очевидно, что они боялись бросить вызов Гуверу, у которого были влиятельные связи на Капитолийском холме и который распространял слухи о Кинге по всему Вашингтону. Кроме того, Гувер слишком много знал о безрассудной и безответственной сексуальной жизни самого президента Кеннеди. В марте 1962 года он, очевидно, предупредил Кеннеди, что Джудит Кэмпбелл, с которой Кеннеди спал с начала 1960 года (и чьи семьдесят с лишним звонков в Белый дом с января 1961 года были зарегистрированы и доведены до сведения ФБР), также была любовницей мафиозного гангстера Сэма Джанканы. Джанкана, в свою очередь, работал с ЦРУ над заговорами с целью убийства Кастро. Документальное подтверждение существования такой сети сильно снижало шансы на судебное преследование Джанканы и связанных с ним гангстеров. (Роберт, будучи генеральным прокурором, тем не менее, сделал это). Президент Кеннеди также подверг себя шантажу и позору. Он быстро разорвал отношения с Кэмпбелл; насколько известно, последний телефонный разговор с ней в Белом доме состоялся в тот же день. Учитывая, что Гувер располагал такой порочащей информацией, Кеннеди было нелегко отклонить его просьбу о прослушивании Кинга.[1213]
По всем этим причинам Кеннеди продолжали предоставлять Гуверу и ФБР широкую свободу действий при разрешении расовых конфликтов на Юге. Это вредило движению, поскольку Гувер не только ненавидел Кинга, он также боялся и ненавидел активистов движения за гражданские права. Все ещё одержимый идеей коммунизма, он был уверен, что красные доминируют в движении за гражданские права, и собрал огромное досье на сторонников левых взглядов, таких как композитор Леонард Бернстайн и многие другие.[1214] ФБР нанимало мало чернокожих агентов, и ни один из них не занимался вопросами гражданских прав на Юге. Оно не предоставляло людям движения никакой защиты от насилия белых, а иногда (как в Бирмингеме) сознательно потворствовало ему. Ничто так не возмущало борцов за гражданские права, как неспособность администрации Кеннеди, на которую активисты возлагали большие надежды, использовать федеральные силы, чтобы защитить их от нападений.
Вместо этого братья Кеннеди полагались на заключение сделок с южными политиками. Роберт Кеннеди провел много часов в телефонных переговорах с чиновниками-сегрегационистами, такими как Барнетт и Истленд из Миссисипи, которые в конце концов согласились, чтобы «всадники свободы» в Джексоне были арестованы мирно. Отстаивая этот подход, администрация выдвигала конституционные аргументы, в частности, своё изложение «федерализма». В изложении помощника генерального прокурора Берка Маршалла федерализм в стиле Кеннеди утверждал, что ответственность за поддержание порядка и защиту граждан от противоправных действий лежит на местных властях, а не на национальном правительстве. Только когда местные власти полностью теряют контроль над ситуацией, федеральное правительство должно рассматривать возможность применения собственной силы. «У нас нет национальной полиции», — пояснил Маршалл. «Федеральная система не может заменить неспособность местных правоохранительных органов нести ответственность. Просто образовался вакуум, который можно заполнить лишь изредка, с огромным трудом и совершенно неудовлетворительным образом».