С момента прибытия Лоджа в августе и до переворота 1 ноября произошло значительное и часто обескураживающее увеличение объема дипломатического кабельного трафика. Впервые Кеннеди стал активно участвовать в происходящем во Вьетнаме. Тем не менее, его главные советники, такие как Макнамара, Раск и Банди, не были уверены, что делать. Харкинс, как оказалось, выступал против отстранения Дьема, а Лодж — за это. Не имея четких инструкций, Лодж обладал значительной свободой действий и давал заговорщикам против Дьема — некоторые из них были в контакте с ЦРУ — все основания полагать, что Соединенные Штаты не будут препятствовать перевороту. Когда 1 ноября он разразился, Кеннеди и другие вашингтонские чиновники с нетерпением следили за развитием событий. Ни они, ни Лодж не настаивали на том, чтобы Дьема и его брата пощадили, но когда Кеннеди услышал, что они убиты, он вскочил на ноги и в ужасе бросился вон из комнаты. Шлезингер вспоминал: «Я не видел его таким подавленным со времен залива Свиней. Несомненно, он понял, что Вьетнам был его большим провалом во внешней политике и что он никогда не уделял ему должного внимания».[1297]
НЕ МНОГИЕ СЕРЬЁЗНЫЕ УЧЕНЫЕ не согласятся с такой оценкой «провала», который отчасти был вызван невниманием к серьёзной проблеме, требовавшей тщательного президентского вмешательства. С самого начала многие из его военных и разведывательных советников, включая сотрудников ЦРУ, неоднократно предупреждали, что Соединенным Штатам придётся взять на себя крупные военные обязательства, как минимум 200 000 американцев, если они надеются иметь хорошие шансы на победу во Вьетнаме. Но Кеннеди не прислушался. Отмахнувшись от подобных советов (ЦРУ, в конце концов, и раньше ошибалось), он продолжал надеяться, что южновьетнамцы при поддержке американских спецназовцев и «советников» смогут одержать победу. К 1963 году эта идея была весьма сомнительной, но, кроме смещения Дьема, Кеннеди никогда не пересматривал ситуацию, и у него не было продуманных долгосрочных планов. Неудача Кеннеди была вызвана также ошибочными предположениями относительно «холодной войны», которая затронула Юго-Восточную Азию. Подобно Раску и другим высшим советникам, Кеннеди горячо верил в теорию домино. Действительно, он воспринимал возникающие постколониальные страны мира как новое и жизненно важное поле битвы в холодной войне. Если Соединенные Штаты будут действовать нерешительно в Юго-Восточной Азии, считал он, это послужит сигналом слабости для Москвы в вопросе о том, как она будет реагировать на повстанческие движения в других странах мира. Кроме того, Раск был убежден, что происходящее во Вьетнаме — часть большого коммунистического заговора. Придерживаясь таких убеждений, Кеннеди не стал действовать в соответствии с тем, что на самом деле знал: к 1961 году Советы и китайцы были настроены друг против друга. Он также не прислушался к тому, что говорили некоторые советники (меньшинство, конечно): борьба во Вьетнаме была гражданской войной, а не проектом мирового коммунизма.
Хотя трудно найти убежденных защитников политики Кеннеди во Вьетнаме, некоторые авторы пытаются объяснить её в контексте. Они повторяют, что более ранние решения Эйзенхауэра уже привели к тому, что Соединенные Штаты стали поддерживать Дьема, что антикоммунистическое давление внутри США ограничивало свободу действий президента, и что Кеннеди удалось, несмотря на это давление, запретить прямое использование американских боевых войск. Они подчеркивают все более обоснованную оценку Кеннеди ситуации в последние месяцы его правления. «Если правительство [Южного Вьетнама] не приложит больше усилий, — сказал Кеннеди в сентябре в интервью телеканалу CBS, — я не думаю, что войну там можно выиграть. В конечном счете, это их война. Именно им придётся её выиграть или проиграть». Исходя из этой оценки, как утверждается, Кеннеди в октябре приказал вернуть в Соединенные Штаты 1000 советников к концу года. Это решение, как утверждается далее, должно было подготовить почву для отзыва всех советников в определенный момент, возможно, после президентских выборов 1964 года.[1298]
Никто не может с уверенностью сказать, как бы Кеннеди справился в 1964 или 1965 году с ситуацией во Вьетнаме, которая оставалась изменчивой и непредсказуемой. Возможно, он бы сократил свои потери. В частном порядке Кеннеди выражал большие сомнения по поводу эскалации американского участия, чем осмеливался заявлять публично. Несколько раз он напоминал ястребиным советникам, что генерал МакАртур, отнюдь не голубь, предупреждал об издержках Америки, пытающейся вести сухопутную войну в Азии. Также представляется возможным, что Кеннеди пересмотрел бы свой курс после выборов 1964 года. В 1963 году он сказал своему другу Чарльзу Бартлетту: «У нас нет ни малейшего шанса остаться во Вьетнаме. Мы не можем рассчитывать на победу там. Но я не могу отдать коммунистам такой кусок территории, а потом заставить народ переизбрать меня».[1299] Возможно, если бы Кеннеди дожил до победы на выборах 1964 года, он решился бы противостоять страстям холодной войны и вывести Соединенные Штаты из Вьетнама.
Однако доказательства такого сценария весьма скудны. Некоторые из тех, кто цитирует интервью Кеннеди на CBS, не обращают внимания на то, что он добавил: «Я не согласен с теми, кто говорит, что мы должны вывести войска. Это было бы большой ошибкой… Это очень важная борьба, несмотря на то, что она находится далеко. Мы предприняли эти усилия, чтобы защитить Европу. Теперь Европа в безопасности. Мы также должны участвовать — нам это может не нравиться — в защите Азии». Сторонники Кеннеди также не обращают внимания на то, что американские советники, выводимые из Вьетнама в конце 1963 года, в основном входили в состав строительного батальона, который уже закончил свою работу. Их возвращали домой на Рождество и планировали заменить другими. Большинство главных советников Кеннеди по Вьетнаму тогда и позже были уверены, что Кеннеди никогда не собирался «выводить» американских советников и военную помощь до того, как убедится, что южные вьетнамцы смогут надежно защитить себя. Раск позже сказал: «У меня были сотни разговоров с Джоном Кеннеди о Вьетнаме, и ни разу он не сказал ничего подобного [о выводе войск]». В речи Кеннеди, подготовленной для выступления в Далласе 22 ноября 1963 года, содержалось напоминание о Вьетнаме: «Мы не смеем уставать от задачи».
Ошибочная политика Кеннеди во Вьетнаме не полностью отражает его общий послужной список в области иностранных дел. Оценка этого послужного списка показывает, что он был менее жестким сторонником «холодной войны», чем можно было предположить по некоторым его высказываниям, например, по его речи в 1960 году в Солт-Лейк-Сити. Кроме того, она показывает, что по мере накопления опыта он становился все более искушенным и осторожным. Перед лицом зачастую серьёзного внутреннего давления он действовал благоразумно в отношении Лаоса, а также Конго и Индонезии, где его советники также помогали в урегулировании. Корпус мира, несмотря на ограниченную эффективность в решении огромных социально-экономических проблем слаборазвитых стран, заслужил достойную оценку за свои усилия. Также как и договор об ограниченном запрещении испытаний и растущее понимание Кеннеди после ракетного кризиса необходимости переговоров с Советами. К моменту его ухода с поста президента между двумя странами установилась непростая, но многообещающая разрядка. Прежде всего, Кеннеди аплодировали за поддержку Берлина и поддержание западной обороны в Европе.
Однако на фоне этих достижений можно перечислить тревожные провалы и заблуждения, которые терзали Кеннеди и его советников. Хотя он знал, что ракетного разрыва не существует, он охотно увеличивал расходы на оборону и способствовал эскалации гонки вооружений. Несмотря на фиаско в заливе Свиней, он упорно продолжал реализовывать планы по преследованию и запугиванию Кастро, тем самым подчеркивая провокационное поведение Хрущева. Игнорируя доказательства обратного, он придерживался клише — особенно на публике — таких как теория домино и существование монолитного «международного» коммунизма. Он продолжал превозносить способность сил специального назначения и в целом военных действий решать более глубокие социальные и политические проблемы. Во многих случаях, как, например, в его политике в отношении Вьетнама, он оказался неспособен отделить хорошую информацию от плохой и разработать долгосрочные планы. Вопреки утверждениям его аколитов, он не очень-то вырос в процессе работы.
ПОЛИТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ не давали Кеннеди покоя. Будучи избранным с минимальным перевесом, он не переставал строить планы на 1964 год. Именно поэтому 21 ноября 1963 года он отправился в Техас. Вместе с ним отправилась его жена Джеки — впервые после кампании 1960 года она отправилась с ним в такую явно политическую поездку. Кеннеди надеялся примирить враждующих демократов в штате и повысить свои политические шансы.
Сама мысль о такой поездке раздражала Кеннеди. Он был недоволен вице-президентом Джонсоном, который не смог уладить вражду в Техасе и настаивал на его поездке. Джонсон, как он знал, заставит его приехать на своё ранчо и надеть «одну из этих больших ковбойских шляп». Кеннеди также ожидал противодействия со стороны правых активистов, ведь в Техасе, как и на большей части Юга, бушевали люди, которые презирали его за законопроект о гражданских правах и за мягкость, как им казалось, во внешней политике. За месяц до этого Стивенсона ударили и оплевали в Далласе. Когда 22 ноября Кеннеди прибыл в Даллас, объявление в утренней газете спрашивало, почему он позволил «посадить в тюрьму тысячи кубинцев и продавать пшеницу, чтобы тех [русских], кто убивал Соединенные Штаты во Вьетнаме. Почему вы отменили доктрину Монро в пользу духа Москвы? … Мистер Кеннеди, МЫ ТРЕБУЕМ ответов на эти вопросы, и мы хотим получить их сейчас». Кеннеди заметил Джеки: «Сегодня мы отправляемся в страну орехов».