Решения Суда Уоррена отразили и ускорили одну из главных тенденций эпохи: рост правосознания. К 1965 году оно стало казаться всепобеждающим, поскольку уже тогда моральная сила движения за гражданские права придавала ему особую остроту. Этому способствовал все более заразительный оптимизм либеральных социологов, которые были уверены, что экономика, переживавшая бум в середине 1960-х годов, может позволить себе поддерживать крупные политические инициативы. Либеральные политики, столь же оптимистично настроенные, были уверены, что государство сможет найти политические решения социальных и экономических проблем. Опросы общественного мнения говорили о том, что американский народ беспрецедентно верит в политиков и в государство.[1419] Сочетание этих идей и предположений способствовало все более мощному и в конечном итоге почти непреодолимому стремлению к расширению индивидуальных прав в Соединенных Штатах. Это стремление исходило как снизу вверх — от простых людей, требующих справедливости, так и сверху вниз. Революция прав была близка.[1420]
СРЕДИ МНОЖЕСТВА либеральных законов Конгресса 1965 года были и такие, которые в другие, менее активные сессии, привлекли бы к себе большое внимание. В их число входило множество мер, означающих начало развивающегося экологического движения: законодательство о чистом воздухе, создание парков и национальных зон дикой природы, закон о контроле за распространением рекламы на билбордах на межштатных автомагистралях.[1421] Конгресс также одобрил Закон о высшем образовании, предусматривающий гарантированные государственные займы для студентов, и значительно расширил существующие программы «работа-студия». Это расширило возможности студентов, особенно из малообеспеченных семей.[1422] Либералы создали Национальный фонд искусств и Национальный фонд гуманитарных наук, тем самым впервые со времен Нового курса существенно вовлекая федеральное правительство в развитие культурной жизни. Конгресс рассматривал законы, направленные на повышение безопасности на шахтах и защиту потребителей. Он также увеличил финансирование войны с бедностью, хотя и на скромном уровне — около 1,5 миллиарда долларов на следующий финансовый год.[1423]
Эти и другие меры, однако, казались относительно незначительными в 1965 году по сравнению с «большой четверкой», которая была принята к концу сессии: федеральная помощь начальному и среднему образованию, Medicare и Medicaid, иммиграционная реформа и закон о гражданских правах, гарантирующий избирательные права. Эти четыре закона, важные по любым стандартам законодательства о реформах двадцатого века, уже давно находились в повестке дня либеральных групп. Они наглядно продемонстрировали сильные и слабые стороны «Великого общества», Линдона Джонсона как политического лидера и современного американского либерализма.
Улучшение начального и среднего образования занимало одно из первых мест среди целей либералов в послевоенное время. Некоторые из этих сторонников сосредоточились на необходимости повышения зарплаты учителей. Другие, особенно когда бэби-бумеры достигли школьного возраста, требовали больше средств на школьные материалы и строительство. Эти цели доминировали в дебатах с 1940-х годов, когда консерваторы проигнорировали предложения Трумэна, и до 1961 года, когда консерваторы и католики победили предложения Кеннеди. До 1965 года сложная смесь особых интересов — религиозных, расовых, региональных — объединяла консерваторов, чтобы помешать всем крупным усилиям по оказанию федеральной помощи.
Три изменения в этой смеси способствовали принятию помощи в 1965 году. Одно из них связано с расовой принадлежностью. Городские либералы, возглавляемые Адамом Клейтоном Пауэллом-младшим из Гарлема, в прошлом выступали против законопроектов о федеральной помощи, которые могли бы помочь сегрегированным школам. Но Закон о гражданских правах 1964 года, который предусматривал отказ в федеральной помощи таким школам, разрешил эти разногласия. Либералы, больше не беспокоясь о том, что помощь будет способствовать сегрегации, с большей готовностью, чем когда-либо, поддержали общую помощь школам. Второй вопрос касался помощи церковно-приходским школам. Джонсон, протестант, не был столь политически уязвим среди протестантов, как Кеннеди в этом вопросе, и он решил удовлетворить как Национальную ассоциацию образования, представляющую государственные школы, так и Национальную конференцию католического благосостояния, наиболее активно выступающую за церковно-приходские школы. Для этого он разработал законопроект, согласно которому образовательные программы, финансируемые из федерального бюджета, предоставлялись бы не приходским школам, а непосредственно учащимся приходских школ. Государственные школы должны были сделать эти программы доступными для таких учеников с помощью таких методов, как двойное обучение, общественное телевидение и совместное использование оборудования.[1424]
Джонсон также ввел третий и самый важный новый элемент: акцент на бедности. Опираясь на выборочные воспоминания о собственной жизни, он подчеркнул преимущества образования для бедных людей. «Компенсационное образование», которое должно было распространяться на детей из малообеспеченных семей, значительно расширило бы его войну с бедностью. Законопроект, который он поддержал, провозглашал этот принцип и в то же время предлагал политически привлекательную формулу распределения помощи. Он предлагал федеральные деньги 90 процентам школьных округов страны и заверял лоббистов NEA, что местные школьные администрации будут иметь свободу действий в определении того, как расходовать деньги.[1425]
Благодаря этим изменениям стало ясно, что помощь начальному и среднему образованию будет оказана. В Палате представителей законопроект о выделении 1 миллиарда долларов в следующем году был одобрен 263 голосами против 153, причём все пятьдесят шесть демократов-первокурсников, не являющихся южанами, голосовавших по этому законопроекту, высказались «за». В Сенате только восемнадцать проголосовали против. Джонсон подписал законопроект в апреле на месте однокомнатной школы, где много лет назад он учился азбуке. «Как сын фермера-арендатора, — сказал он, преувеличивая лишения своего прошлого, — я знаю, что образование — это единственный верный залог спасения от бедности».[1426]
Принятие закона резко повысило роль федерального правительства в финансировании школ. Деньги, действительно, привлекли членов Конгресса, которые утвердили значительные суммы на компенсационное образование в течение следующих нескольких лет. Федеральные расходы на школы выросли к 1968 году примерно до $4,2 млрд, что более чем в десять раз превышает сумму, потраченную десятью годами ранее ($375 млн). Доля федерального бюджета в общих расходах на образование за тот же период выросла с менее чем 3 процентов до примерно 10 процентов.[1427] В последующие годы она продолжала расти, что привело к историческому изменению характера финансовой поддержки школ в США.
Однако к тому времени принципы федеральной помощи, заложенные в законопроектах Джонсона об образовании, подверглись резкому сомнению. Консерваторы с самого начала настаивали на том, что спад детского бума в конце 1950-х годов в сочетании с быстрым ростом строительства школ уже ослабил тот «кризис», который существовал в начальных школах. К началу 1960-х годов, отмечал Голдуотер, количество учеников на класс и на одного учителя сократилось по сравнению с началом 1950-х годов. Кроме того, учителя стали получать более качественную подготовку. Консерваторы добавили, что, хотя некоторые районы нуждаются в помощи, нет необходимости в лавине федеральных денег. Большинство местных районов вполне справлялись с демографическими изменениями.[1428]
Другие, менее пристрастные критики обратили внимание на то, как закон применялся на практике. Поток федеральных денег после 1965 года действительно способствовал некоторому увеличению равенства в общих расходах на образование в расчете на одного ученика в Соединенных Штатах. Бедные штаты, такие как Миссисипи, получили поддержку. Но многие местные школьные администрации умудрялись обходить рекомендации по расходованию этих денег, используя их для покрытия рутинных административных расходов и накладных расходов, которые практически ничего не давали бедным. К началу 1970-х годов стало открытым секретом, что большая часть федеральных денег на образование, предназначенных для бедных, не достигает цели.[1429]
Ещё большие сомнения вызывала сама философия компенсирующего образования в том виде, в котором оно было создано в 1965 году. Хотя целевая группа Джонсона по образованию провела добросовестную работу, она не в полной мере рассмотрела последствия главной социально-экономической тенденции послевоенной эпохи: молодые люди стали дольше оставаться в школах. Многие из этих учеников были дочерьми и сыновьями родителей с относительно низким уровнем образования. Другие были чернокожими, переехавшими с Юга, где образовательные учреждения были просто ужасными. Как обучать эти массы лишённых образования молодых людей — загадка, и исследований, которые помогли бы её разгадать, было мало. Сторонники компенсирующего образования в 1965 году решили, что увеличение финансирования — это выход, но ни они, ни учителя, похоже, не смогли использовать его очень эффективно. Деньги на компенсационное образование — это не то же самое, что деньги на хорошее образование. А это, по словам историка образования Дайаны Равич, как минимум, означало использование денег и накопление опыта для обеспечения «интенсивного, индивидуального обучения в благоприятной, поддерживающей среде».