Объявляя о прекращении огня, Никсон пять раз сказал всему миру, что оно представляет собой «мир с честью», который он давно обещал. Но американцы были настроены скептически. Опрос Гэллапа показал, что две трети людей не верили, что Никсон говорит всю правду. Таймс-сквер, которая была заполнена толпами в День Победы в 1945 году, была пустынна. «Нечего праздновать, — сказал Newsweek один из командиров Американского легиона, — и не с кем праздновать».[1899]
Американцы были вправе относиться к этому скептически, поскольку было ясно, что соглашение далеко от «мира с честью». Соединенные Штаты уступили самое важное требование Севера — разрешить его войскам остаться на Юге — и получили не больше, чем могли бы получить в октябре. Бомбардировки ничего не дали. Предположим, спрашивали критики, что Никсон был готов удовлетворить это требование в 1969 году? Если бы он это сделал, говорили они, Север мог бы отказаться от своего требования (как это произошло в 1972 году) немедленно отстранить Тьеу от власти. Тогда можно было бы достичь прекращения огня. Вместо этого, подчеркивали критики, было ещё четыре года кровавой бойни. С января 1969 года, когда Никсон вступил в должность, по январь 1973 года, когда вступило в силу прекращение огня, Соединенные Штаты потеряли 20 553 военнослужащих — более трети из 58 000, погибших во время войны. По официальным оценкам, за эти четыре года погибли 107 504 южновьетнамских военнослужащих, а также полмиллиона военнослужащих северовьетнамского и FNL.[1900]
Перемирие едва ли остановило боевые действия. Как знали Никсон и Киссинджер (но не объяснили американскому народу), политическое будущее Южного Вьетнама придётся решать силой. Соединенные Штаты продолжали вливать военную помощь в Южный Вьетнам. В течение следующих семи месяцев они сбросили на Камбоджу 250 000 тонн бомб — больше, чем было использовано против Японии за всю Вторую мировую войну. Конгресс, однако, проявил жесткость и с 15 августа 1973 года прекратил ассигнования на подобные бомбардировки. В ноябре он преодолел президентское вето и принял Акт о военных полномочиях. В соответствии с ним президенты США должны были в течение сорока восьми часов информировать Конгресс о развертывании американских войск за рубежом и в течение шестидесяти дней возвращать войска домой, если Конгресс не одобрит действия президента.[1901]
К тому времени администрация Никсона вынуждена была защищаться от обвинений в незаконной деятельности, связанных с «Уотергейтом». Она теряла политические мускулы, необходимые ей для руководства внешней политикой. Но Конгресс в любом случае отказался бы помогать Тьеу, и он сократил помощь. Он почти прекратил её после ухода Никсона с поста президента в августе 1974 года. Лон Нол пал от власти в Камбодже в апреле 1975 года, и на смену ему пришёл жестокий режим «красных кхмеров» во главе с Пол Потом. В течение следующих трех лет «красные кхмеры» убили около 2 миллионов человек, после чего Северный Вьетнам вступил в войну и загнал их в укрытие. Тхиеу, ошеломленный наступлением северовьетнамских войск, был вынужден уйти в отставку 21 апреля 1975 года. Пока его сторонники отчаянно пытались взобраться на борт американских вертолетов, 1 мая Ханой поднял свой флаг в Сайгоне и переименовал столицу в Хошимин. Южный Вьетнам больше не был государством.
НИКСОН И КИССИНДЖЕР, конечно, не несли ответственности за первоначальное участие Америки во Вьетнаме. Они также не были виноваты в падении Тхиеу. Это было главным образом результатом непоколебимой решимости Северного Вьетнама захватить страну, неспособности Южного Вьетнама сопротивляться и усталости Америки от боевых действий. С самого начала американские лидеры недооценили волю к борьбе Севера, переоценили стойкость Юга и неверно оценили выносливость американского народа. В мире происходят события, которые не под силу контролировать даже величайшим военным державам.
Некоторые люди утверждают, что Никсон достойно справился с управлением войной, особенно учитывая ужасные обстоятельства, с которыми он столкнулся после вступления в должность. Его эскалация в Камбодже, отмечают они, последовала за более ранними вторжениями противника — северовьетнамцы первыми дестабилизировали эту несчастную страну — и, казалось, имела смысл с сугубо военной точки зрения. Вряд ли справедливо, добавляют они, винить Соединенные Штаты во всей той крови, которая впоследствии запятнала камбоджийский пейзаж. Некоторые также считают, что заигрывания Никсона с Мао и Брежневым дали ему больше свободы, чем Джонсону, для нанесения бомбовых ударов, что позволило ему немного образумить северовьетнамцев в Париже. В любом случае, настаивают защитники президента, бомбардировки не были безрассудными в смысле риска расширения мировой войны, поскольку Никсон сначала заверил себя, что Пекин и Москва будут терпимы к ним. И они действительно терпели, даже рождественские бомбардировки 1972 года. Сближение Никсона с китайцами и русскими, возможно, также усилило чувство изоляции в Ханое к 1972 году, что немного помогло (хотя и не так сильно, как американские уступки) склонить северян к согласию на временное пребывание у власти Тхиеу.[1902]
Никсон и его защитники прежде всего подчеркивают, что до 1972 года было бы очень трудно добиться хорошего урегулирования по двум причинам. Во-первых, северовьетнамцы были упрямыми и хитрыми переговорщиками. Не раз за бесплодные годы переговоров они казались уступчивыми, но в основном для того, чтобы задобрить мировое мнение, после чего упирались. Во-вторых, Никсон и Киссинджер подчеркивали, что не смеют идти на компромисс до 1972 года. Если бы они достигли соглашения, которое, казалось бы, открывало путь к победе Северного Вьетнама, они тем самым отказались бы от всего, за что боролись Соединенные Штаты, включая их союзников в Сайгоне. Это подорвало бы «авторитет» Америки в мире и побудило бы такие державы, как Советский Союз и Китай, в будущем финансировать войны «по доверенности». Такое соглашение, понимал Никсон, также подвергло бы его критике со стороны миллионов американцев, которые в 1969 году (и позже) все ещё надеялись на мир с честью. Вместо этого он провел политику вьетнамизации, которая позволила сократить американское участие, укрепить военный потенциал Южного Вьетнама и в конечном итоге (после уступок) вывести Соединенные Штаты из войны. Тщательно проведенная вьетнамизация, утверждал Никсон, привела к урегулированию, которое было приемлемым с политической точки зрения в Соединенных Штатах, что позволило стране смягчить потенциально катастрофические внутренние упреки.
Тем не менее, в ретроспективе политика Никсона во Вьетнаме выглядит столь же политически мотивированной, как и для критиков в то время. Тотальная вьетнамизация, учитывая хорошо заметную коррупцию и политическую нестабильность, царившие в Южном Вьетнаме, была почти наверняка обречена на провал. Без огромных и, по-видимому, бесконечных вливаний американской поддержки ни Тхиеу, ни кто-либо другой в Сайгоне не смог бы противостоять неумолимому натиску врага. Надеясь на лучшее, Никсон все равно упорствовал, используя вьетнамизацию как фиговый листок для уменьшения американских потерь и как средство, позволяющее Тьеу продержаться некоторое время. Это позволило бы создать политически важный для Никсона промежуток между выводом американских войск и поражением Южного Вьетнама. Большую часть кровопролития, произошедшего при Никсоне, можно было бы предотвратить, если бы он больше старался идти на компромисс. Когда ему это наконец удалось, в год выборов 1972 года, он добился соглашения, которое было политически более приемлемым, чем в 1969 году, когда поддержка войны была сильнее. Но оно было не лучше того, что могло быть достигнуто в то время, и было достигнуто только после ещё четырех лет бойни. Это не был мир с честью.
Война во Вьетнаме преподала американцам несколько уроков, главный из которых — опасность широкомасштабного военного вмешательства в стратегически второстепенные регионы мира. В последующие годы американские политики и военные руководители чаще устанавливали пределы, прежде чем скатываться в трясины, подобные той, что поглотила столько человечества в Юго-Восточной Азии. «Больше никаких Вьетнамов», — предупреждали они. Учитывая грандиозные ожидания, которые американцы до этого времени возлагали на свою способность формировать мир, это был сдвиг исторической важности — тот, который обозначил послевоенную эпоху. Как позже, в 1970-х годах, объяснял Максвелл Тейлор: «После Второй мировой войны у нас [США] было ощущение, что мы можем пойти почти в любое место и сделать почти все. Что ж, мы сделали многое с огромными затратами, но отныне нам будет трудно прокормить и осчастливить своё население, как и всем остальным странам. Сейчас не время для нашего правительства браться за конечности, которые не являются жизненно необходимыми».[1903]
Этот полезный урок, однако, был усвоен только после чрезвычайных затрат, которые политика Никсона способствовала эскалации. После 1969 года война ещё больше разорила и сильно дестабилизировала Вьетнам и Камбоджу. Как и прежде, она отвлекала внимание американских внешнеполитических деятелей от серьёзных проблем в других странах, особенно в Латинской Америке, Африке и на Ближнем Востоке. Продолжающаяся зацикленность на Вьетнаме также оставила Соединенные Штаты относительно слабыми по отношению к Советам, чей арсенал ракет и средств доставки достиг к 1970-м годам паритета с американским.[1904] Внутри страны война вызвала серьёзные экономические трудности, особенно инфляцию, к 1973 году. Она ускорила рост имперского президентства и внесла мощный вклад — благодаря стремлению Никсона к контролю — в конституционный кризис Уотергейта.