В целом война подорвала авторитет политических элит. Ничто так, как Вьетнам, не подрывало грандиозные ожидания, которые сложились у многих американцев к 1965 году относительно способности правительства решать общественные проблемы. Народные сомнения и цинизм в отношении «системы» и вашингтонского истеблишмента сохранялись ещё долго после того, как мужчины вернулись домой.
Война, прежде всего, оставила в Соединенных Штатах неизгладимый осадок. Ветераны войны ощущали это с особой силой. В отличие от военнослужащих, вернувшихся на парады и праздники в 1945 году, те, кто вернулся после 1968 года, столкнулись со все более усталой и раздражительной нацией. Выброшенные в гражданскую жизнь после пережитых ужасов буша, они столкнулись с огромными проблемами, включая безработицу, чувство вины, депрессию, ярость и ощущение отверженности. Сотни тысяч страдали от «посттравматического невроза», воспоминаний и ночных кошмаров. Уровень самоубийств среди ветеранов был гораздо выше, чем среди населения в целом.[1905]
Обида в Америке распространялась далеко за пределы приёма ветеранов, хотя он и был небрежным. Более широкие упреки, возникшие во время войны, сохранялись в течение многих лет после неё. Многие люди, включая политических лидеров, таких как Рональд Рейган, не переставали настаивать на том, что война не должна была быть проиграна. Они относились к антивоенным активистам и уклонистам от призыва с яростью и презрением, которые не ослабли со временем.[1906] Другие люди, в том числе многие из тех, кто когда-то поддерживал войну, гневно осуждали военных и политических лидеров, втянувших страну в конфликт, и Никсона за его макиавеллистские маневры. Лишь немногие из них спустя много лет продолжали настаивать на том, что Северный Вьетнам, вопреки утверждениям Никсона в марте 1973 года, не выдал всех американских военнопленных или солдат, считавшихся пропавшими без вести в ходе боевых действий. Самая продолжительная война Америки нанесла раны, которые время лечит очень медленно.
25. Конец эпохи? Ожидания на фоне Уотергейта и рецессии
В то время как Соединенные Штаты выводили последних своих солдат из боевых действий во Вьетнаме, скандал, известный как Уотергейт, начал разрушать вторую администрацию Никсона. С тех пор и до своей отставки под огнём в августе 1974 года президент все больше загонял себя в угол. По мере того как он пытался спастись, он избавлялся от советников, включая Холдемана и Эрлихмана, которые были вовлечены в сокрытие взлома в вашингтонском комплексе Уотергейт. Но одно странное событие за другим, включая разоблачение в июле 1973 года того, что президент тайно записывал разговоры в Овальном кабинете, не давало ему покоя. Сам по себе взлом был мелочью, но попытки Никсона скрыть его были грубыми, циничными и незаконными действиями по воспрепятствованию правосудию. Затянувшиеся, но часто захватывающие события Уотергейтского скандала в конечном итоге привели к конституционному кризису и ещё больше раскололи нацию.[1907]
В самом широком смысле скандал «Уотергейт» возник на фоне бурных и дестабилизирующих тенденций 1960-х годов, особенно войны во Вьетнаме, а также плутовства и захвата власти, связанных с ростом имперского президентства.[1908] В конституционный тупик он зашел во многом благодаря особой страсти Никсона к мести и контролю. Однако в более узком смысле скандал начался с Гордона Лидди, неуемного «водопроводчика», который проник в кабинет психиатра Эллсберга. В феврале 1972 года Лидди работал в качестве эксперта по шпионажу в Комитете Никсона по переизбранию президента (CREEP), который возглавлял друг Никсона и бывший генеральный прокурор Джон Митчелл. Лидди рекомендовал Митчеллу, чтобы КРИП прослушивал телефоны председателя Демократического национального комитета Лоуренса О’Брайена в комплексе Уотергейт. Митчелл и его главный помощник Джеб Стюарт Магрудер одобрили эту идею, и 27 мая агенты CREEP под прикрытием проникли внутрь, чтобы прослушать телефон О’Брайена. Однако с прослушкой что-то пошло не так, и 17 июня группа под прикрытием в составе трех кубинских изгнанников из Майами, Фрэнка Стерджеса и Джеймса Маккорда, начальника службы безопасности CREEP, вернулась, чтобы исправить ситуацию. Сторож застал их за проникновением в офис и вызвал полицию, которая арестовала их.
Остается спорным, почему CREEP прибегла к такой незаконной деятельности. Однако наиболее распространенная теория гласит, что CREEP хотел узнать все возможное о предвыборной стратегии демократов.[1909] Если говорить более конкретно, то он, возможно, надеялся выяснить, что О’Брайен, бывший лоббист магната-затворника Говарда Хьюза, может знать о возможных постыдных связях между Хьюзом, братом Никсона Дональдом и различными криминальными фигурами. Некоторые люди также предполагают, что Никсон хотел выяснить, нет ли у О’Брайена доказательств, связывающих его с заговорами против Фиделя Кастро.[1910]
Знал ли Никсон заранее о планах проникновения в национальную штаб-квартиру демократов — ещё один нерешенный вопрос. Он всегда отрицал, что знал, а его пресс-секретарь Рон Зиглер отвергал сообщения о причастности президента, называя это дело «третьесортной попыткой взлома». Возможно, Никсон говорил правду, отрицая свою осведомленность; благодаря многолетним усилиям его адвокатов, которые подавали иски, чтобы предотвратить публикацию соответствующих документов и пленок, узнать это было невозможно. Но сверхлояльные помощники Никсона в 1972 году не могли сомневаться в его пристрастном рвении поставить «врагов» в неловкое положение, особенно в год выборов. Как и их босс, они пренебрегали демократическими процедурами и тонкостями конституционной защиты. В конце концов, президент уже санкционировал прослушку собственных советников, пытался (через «План Хьюстона») вовлечь ФБР и ЦРУ в незаконную слежку, поощрял создание «Списка врагов» и приказал установить «водопроводчиков», ограбивших кабинет психиатра Эллсберга. Митчелл, Магрудер и другие, кроме того, были хорошо осведомлены об особой неприязни Никсона к О’Брайену. В условиях осадного положения, которое Никсон насаждал среди своих помощников, нечто подобное Уотергейту, вероятно, было эксцессом, который только и ждал, чтобы произойти.
К несчастью для Никсона, в записных книжках, изъятых у двух грабителей, было указано имя Э. Говарда Ханта, бывшего «водопроводчика», работавшего в то время на CREEP.[1911] И он, и Лидди находились в здании Уотергейта в ночь на 17 июня; впоследствии оба были арестованы как соучастники взлома и прослушивания. В этот момент Никсон мог бы уволить всех причастных помощников и тем самым разрядить обстановку. Но была середина избирательной кампании, и он решил скрыть тайну. «Играй жестко», — приказал он Холдеману. «Так играют они, и так будем играть мы».[1912] В течение нескольких дней после взлома он договорился о предоставлении обвиняемым денег за молчание. Сумма, выделенная на эти цели, в конечном итоге приблизилась к 500 000 долларов.[1913] 23 июня он приказал Холдеману, чтобы ЦРУ прекратило расследование ФБР по этому делу. Это расследование было начато Л. Патриком Греем, исполняющим обязанности главы ФБР, который был назначен на эту должность после смерти Гувера 2 мая. Приказ Никсона был незаконным использованием ЦРУ и преднамеренным препятствованием правосудию.[1914]
Решение Никсона о сокрытии информации стало его роковой ошибкой. Одно разоблачение за другим разрушало его попытки, многие из которых были незаконными, отсидеться за крышкой. Но в ретроспективе легко понять, почему он пытался это сделать. Собравшись с Холдеманом, Эрлихманом и другими сразу после взлома, он узнал (если уже не знал) о причастности CREEP. Признание в такой деятельности грозило не только признанием вины администрации в Уотергейте, но и разоблачением других тайных усилий, таких как более раннее проникновение, осуществленное Хантом и Лидди, в кабинет психиатра Эллсберга. Кроме того, Никсон гордился тем, что умеет выкарабкиваться из ямы. Он считал свою жизнь чередой кризисов, каждый из которых замышлялся непримиримыми заговорщиками. Уотергейт был таким кризисом, и он преодолеет и его.
Уже осенью 1972 года события указывали на то, что прикрытие не удастся. В конце сентября большое жюри предъявило обвинения взломщикам, а также Ханту и Лидди, которые должны были предстать перед судом федерального окружного судьи Джона Сирики. Репортеры Washington Post Карл Бернстайн и Роберт Вудворд внимательно следили за ходом дела, печатая материалы, описывающие «слякотный фонд», который собирала CREEP. Они также установили связи между CREEP и помощниками президента, такими как Холдеман и специальный советник Белого дома Колсон, который первоначально нанял Лидди и Ханта в качестве водопроводчиков. При составлении своих материалов, которые позже превратились в бестселлер о скандале, Бернстайн и Вудворд опирались на тайный источник, ставший известным как «Глубокая глотка».[1915] Личность этого человека — еще одна загадка, связанная с этим делом. По лучшим предположениям, репортеры опирались на информацию, полученную от высокопоставленного и недовольного агента ФБР. Считается, что этот агент, разозленный тем, что ему не дали расследовать взлом, слил информацию в прессу.[1916]
Однако во время предвыборной кампании Никсону сопутствовала удача. К неудовольствию Макговерна, который нападал на взлом, суд над заговорщиками был отложен до окончания выборов, а Сирика приказал причастным ничего не говорить об этом деле. Большинство репортеров, кроме того, не обратили на взлом особого внимания: по сравнению с возможностью установления мира во Вьетнаме он казался незначительной историей. Роль прессы в разворачивании скандала, как тогда, так и позже, была не столь важна, как утверждали журналисты. Гораздо большее значение имели расследования судей и политиков.