[367] Тем самым он связал Соединенные Штаты с дальнейшим выживанием Израиля. Этот союз значительно укрепил власть — отныне значительную — произраильских групп в американской политике. Это также вызвало гнев мусульман против Соединенных Штатов, которые впоследствии сталкивались с кризисом за кризисом на Ближнем Востоке. Тем не менее, легких решений не было. Еврейский и мусульманский национализм неумолимо сталкивались на Святой земле, и для Америки не существовало политики, которая не оскорбила бы одну или другую сторону. Выбирая Израиль, Трумэн руководствовался гуманитарными и политическими соображениями и надеялся, что присутствие демократической, проамериканской страны на Ближнем Востоке будет способствовать долгосрочной безопасности Запада в условиях холодной войны. Гуманитарные и политические мотивы в то время были труднопреодолимы; о том, были ли надежды Трумэна на безопасность верными, продолжают спорить и десятилетия спустя.
В ТО ВРЕМЯ как в начале 1948 года Трумэн боролся с гражданскими правами, Палестиной и 80-м Конгрессом, мало кто давал ему шансы на победу в предстоящих выборах.[368] Более того, он столкнулся с открытым восстанием со стороны ряда бывших демократов, которые к тому времени готовились поддержать Генри Уоллеса на пост президента от Прогрессивной партии. Уоллес объявил о своей кандидатуре в декабре 1947 года, призывая свою «Армию Гидеона, немногочисленную, но сильную в своих убеждениях», отстранить Трумэна от власти.[369]
Некоторые либеральные демократы, которые прохладно относились к Уоллесу, также искали способы сбросить Трумэна в начале 1948 года. В марте Эллиот Рузвельт и Франклин Д. Рузвельт-младший, сыновья Рузвельта, публично поддержали генерала Эйзенхауэра в борьбе за президентскую номинацию от демократов. Месяц спустя газета New Republic опубликовала на первой полосе редакционную статью под заголовком КАК КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ, ГАРРИ ТРУМАН ДОЛЖЕН УЙТИ. В то же время правление организации «Американцы за демократические действия» призвало к проведению открытого съезда. Некоторые из этих политических активистов были готовы поддержать Эйзенхауэра; большее число открыто отдавало предпочтение Уильяму Дугласу, либеральному судье Верховного суда. Им нравилась большая часть политики Трумэна, но они осуждали его «лидерство», и были уверены, что он проиграет в ноябре. Джеймс Векслер, либеральный журналист, объяснил, что «место мистера Трумэна в истории может быть записано в нестареющем замечании Майка Гонзалеса о новичке-болельщике: „Хорошее поле, ни одного удара“».[370]
Перед открытием Демократической национальной конвенции в Филадельфии в июле другие ведущие демократы присоединились к кампании «Остановить Трумэна». Среди них были такие либералы, как Честер Боулз, баллотировавшийся на пост губернатора Коннектикута, Хьюберт Хамфри, претендовавший на место в сенате от Миннесоты, сенатор от Флориды Клод Пеппер и член профсоюза UAW Уолтер Ройтер. Некоторые из них отдавали предпочтение Эйзенхауэру, некоторые — Дугласу.[371] Редко в современной истории американской политики столько ведущих партийных деятелей открыто выступали против действующего президента, добивающегося переизбрания.
Поклонение Эйзенхауэру было ироничным, ведь сам Трумэн когда-то был настолько очарован им — и настолько не уверен в себе, — что предложил поддержать его на президентском посту. «Генерал, — сказал он „Айку“ в Потсдаме, — нет ничего, чего бы вы не хотели, чего бы я не попытался помочь вам получить. Это определенно и конкретно включает в себя президентство в 1948 году».[372] К 1948 году Трумэн уже не имел таких намерений, а Эйзенхауэр, который недавно был избран президентом Колумбийского университета, сопротивлялся всем уговорам. В частном порядке Айк отмечал, что демократы «отчаянно искали кого-нибудь, чтобы спасти свои шкуры», но его друзья «были бы шокированы и возмущены самой идеей того, что я буду баллотироваться по демократическому билету за что-либо».[373] Когда Дуглас тоже отверг поклонников, мятежные либеральные демократы на съезде в июле остались без кандидата. Решив изменить ситуацию, они отменили умеренный план по гражданским правам, тем самым вытеснив из зала алабамцев и миссисипцев. Но у них не было другого выбора, кроме как присоединиться к выдвижению Трумэна и Баркли.
С этого бесперспективного момента кампания развернулась в пользу Трумэна и демократов по четырем причинам: парохиализм диксикратов, политическая неумелость Уоллеса, ещё большая неумелость республиканцев и энергичные контратаки самого Трумэна. Результатом стала его замечательная победа в ноябре — триумф, который большинство людей в июле едва ли могли себе представить.
Во-первых, диксикраты. Турмонд был молодым, энергичным и энергичным участником кампании. В основном он пытался сосредоточиться на правах штатов, а не только на расовой проблеме. Программы Трумэна по защите гражданских прав, по его мнению, угрожали бы прерогативам штатов. Турмонд также апеллировал к антикоммунистическим настроениям, которые к тому времени стали сильны среди американцев. Радикалы, диверсанты и красные, утверждал он, захватили Демократическую партию. Программа гражданских прав Трумэна «берет своё начало в коммунистической идеологии» и направлена на то, чтобы «возбудить расовую и классовую ненависть» и тем самым «создать хаос и неразбериху, которые ведут к коммунизму».[374] Увязывание Турмондом гражданских прав с коммунизмом должно было стать основным элементом мышления правых в течение следующих нескольких десятилетий. Однако за пределами Глубокого Юга он не пользовался большим доверием как кандидат в президенты. Даже там представители и сенаторы неохотно покидали Демократическую партию, чтобы не лишиться старшинства и других атрибутов власти на сессии Конгресса 1949 года. Трумэн, приняв на съезде более либеральный план по гражданским правам, вскоре после этого издал свои исполнительные указы против дискриминации и надеялся на лучшее на Юге. Как советовали Роу и Клиффорд, вместо этого он сосредоточился на привлечении большого числа голосов на Севере, где выборы, скорее всего, будут близкими.
Уоллес оказался для Трумэна почти столь же неопасным, как и Турмонд. Изначально он привлекал многих либеральных демократов, поскольку смело выступал за гражданские права и другие прогрессивные вопросы. Однако по мере развития кампании взгляды Уоллеса на внешнюю политику встревожили многих из этих сторонников. Некоторые уже были расстроены его оппозицией тому, что он называл «военным планом». Другие считали его фактически орудием коммунистов. Ройтер объяснял: «Генри — заблудшая душа… Коммунисты оказывают самую полную камердинерскую услугу в мире. Они пишут ваши речи, они делают ваши мысли за вас, они обеспечивают вам аплодисменты и раздувают ваше эго».[375] В 1948 году Уоллес казался не обеспокоенным коммунистическим переворотом в Чехословакии и судьбой Западного Берлина. На протяжении всей кампании он, казалось, не замечал того политического впечатления, которое производила его связь с коммунистами. «Если они [коммунисты] хотят поддержать меня, — говорил он, — я не могу их остановить».[376]
Трумэн пытался игнорировать Уоллеса, но это давалось ему с трудом, и он поддался соблазну «красной приманки». Президент сказал: «Я не хочу и не буду принимать политическую поддержку Генри Уоллеса и его коммунистов». «Голосование за Уоллеса, — добавил он позже, — это голосование за все то, за что выступают Сталин [и] Молотов…». В другой раз на он отошел от заготовленного текста, чтобы призвать Уоллеса «поехать в страну, которую он так любит, и помочь им против своей собственной страны, если он так считает».[377]
Близкая связь Уоллеса с коммунистическими идеями дорого обошлась ему в обстановке холодной войны 1948 года. Задолго до ноября многие кандидаты в Конгресс от Прогрессивной партии сняли свои кандидатуры в пользу либеральных демократов. Лишь несколько известных деятелей, включая чернокожего певца и коммуниста Поля Робсона, поддержали Уоллеса. Социалист Ирвинг Хау назвал Уоллеса «полностью выдуманным созданием Сталина». Джон Дьюи, самый выдающийся американский философ, добавил: «С тоталитаризмом не может быть компромисса, каким бы временным он ни был. Компромисс с тоталитаризмом означает печать на стремлении к pax Sovietica».[378]
Политическую несостоятельность Уоллеса, который был известен своими идиосинкразиями, можно было предсказать. А вот кандидата в президенты от республиканцев Томаса Э. Дьюи — нет. В конце концов, он был опытным участником избирательных кампаний и занимал должности, дважды избираясь губернатором Нью-Йорка, где он был в целом популярен. И действительно, в 1950 году он выиграл третий срок. В 1944 году Дьюи взял на себя трудную задачу побороться с Рузвельтом за президентское кресло и оказался ближе к победе, чем любой из других соперников Рузвельта на этом посту. В 1948 году он снова получил номинацию, победив Тафта и Гарольда Стассена, умеренно либерального бывшего губернатора Миннесоты, на праймериз и на съезде партии. Дьюи был либералом, особенно по сравнению с Тафтом и другими ведущими республиканцами в Конгрессе, и в 1948 году он поддержал платформу GOP, которая была очень прогрессивной в отношении гражданских прав. Хотя Дьюи намекал, что демократы недостаточно жестко противостоят коммунизму, он воздерживался от травли красных. В ключевых дебатах со Стассеном во время первичной камп