У Трумэна тоже были сомнения в отношении МакАртура. В 1945 году в своём дневнике он называл его «мистер Примадонна, Латунная Шляпа» и «актером и человеком-банко».[531] Когда в августе 1950 года МакАртур выступил с несанкционированным заявлением о необходимости американской обороны Тайваня — деликатный вопрос внешней политики, — Трумэн был настолько взбешен, что лично продиктовал послание, призывающее МакАртура отозвать своё заявление. Как позже признал Трумэн, к тому времени МакАртур уже не раз превышал свои полномочия как военачальник, ему следовало бы отстранить генерала от должности тогда и там.
Вместо этого Трумэн не только оставил МакАртура на посту, но и — после одобрения Объединенным комитетом начальников штабов — санкционировал Инчхонскую операцию. Получив разрешение, МакАртур начал действовать быстро, и 15 сентября состоялся штурм. Под защитой американской авиации около 13 000 морских пехотинцев высадились на берег и разгромили небольшой, неопытный гарнизон войск, оборонявших район. В результате высадки погиб всего двадцать один американец. Инчхон пал в течение дня, и дополнительные силы ООН ворвались на восток, в Сеул. В то же время американские и королевские войска прорвали периметр Пусана и погнали отступающих северокорейцев на север. К 26 сентября разрушенный город Сеул вновь оказался в руках ООН, к 27 сентября половина северокорейской армии оказалась в ловушке, а к 1 октября войска ООН вернулись на 38-ю параллель. Несмотря на то, что около 40 000 северокорейских войск бежали на север, что стало серьёзным разочарованием для Соединенных Штатов, штурм Инчона переломил ход войны. МакАртур организовал удивительно успешную военную операцию.[532]
В этот момент в конце сентября администрация Трумэна приняла одно из самых судьбоносных решений послевоенной эпохи: объединить Корею под эгидой Запада. Это означало пересечение 38-й параллели, уничтожение армии Кима и продвижение к границе Северной Кореи и Китая по реке Ялу. МакАртур настаивал на такой стратегии, и его мнение — теперь, когда он провел столь грандиозную операцию, — имело вес. Никто в Пентагоне не осмеливался его оспаривать. Но цели МакАртура лишь повторяли цели других. Практически все американские чиновники, охваченные возбуждением после Инчона, считали, что враг должен быть уничтожен; агрессия не должна остаться безнаказанной; на карту был поставлен авторитет «свободного мира».[533] Общественное мнение тоже, казалось, требовало, чтобы ООН довела дело до конца. Газета New Republic, опровергая слухи о возможном вмешательстве Китая, соглашалась: «Война с Китаем, безусловно, стала бы катастрофой для Запада. Однако войну нельзя предотвратить, уступив незаконной агрессии».[534] Союзники Америки по ООН согласились с решением о пересечении параллели, как и сама ООН, которая официально одобрила его в начале октября.
Как явствует из этих одобрений, решение о продвижении на север не было принято поспешно. Тем не менее Трумэн и его советники могли бы действовать более осторожно, поскольку цель объединения изменила первоначальную цель вмешательства ООН. В частности, Трумэну и его советникам следовало бы задуматься над смыслом двусмысленных, но неоднократных угроз и предупреждений со стороны Китая. Они могли бы больше консультироваться с Конгрессом, который опять остался в стороне. И им следовало бы больше думать о проблемах дальнего действия. Насколько близко к Ялу должны подойти силы ООН? Если наступление увенчается успехом, как будет происходить объединение Кореи? Собирались ли Соединенные Штаты оставаться в Корее после окончания боевых действий, чтобы защитить завоеванное? Этим и другим вопросам уделялось сравнительно мало внимания в пьянящем возбуждении, последовавшем за успехом в Инчхоне.
Поначалу бои шли достаточно успешно. X корпус продвигался на восток, а Восьмая армия — на запад Северной Кореи, и силы ООН продвигались вперёд большими темпами. Бомбардировки продолжали уничтожать вражеские армии и разрушать гражданскую жизнь на Севере. К концу октября несколько частей РК уже находились у реки Ялу. Хотя китайское правительство угрожало вмешаться в ситуацию, военная разведка и ЦРУ получили мало свидетельств о крупных передвижениях китайских войск в сторону Кореи.
Тем не менее Трумэн решил лично обсудить ситуацию с МакАртуром, и в середине октября он вместе с главными помощниками пролетел 14 425 миль до острова Уэйк в Тихом океане. МакАртур, как вспоминал позднее Трумэн, вел себя на Уэйке высокомерно и снисходительно. Тем не менее, двум мужчинам и их помощникам удалось прийти к консенсусу всего за полтора часа. МакАртур обнадежил, предсказав, что Восьмая армия может покинуть Корею к Рождеству.[535] Когда Трумэн спросил о возможности китайского вмешательства, генерал ответил: «Очень мало». Он добавил: «Мы больше не опасаемся их вмешательства… У китайцев 300 000 человек в Маньчжурии. Из них, вероятно, не более 100 000 – 125 000 человек распределены вдоль реки Ялу. Только 50 000 – 60 000 могут быть переправлены через реку Ялу. У них нет военно-воздушных сил… Если бы китайцы попытались дойти до Пхеньяна [столица Северной Кореи], то там была бы величайшая бойня».[536] Когда конференция закончилась, Трумэн похвалил МакАртура и вручил ему медаль «За выдающиеся заслуги».
Однако через две недели после конференции на Уэйк-Айленде подразделения РК начали захватывать солдат, которые были китайцами. Допрос показал, что захватчики прибывают в полном составе. Почему они вмешались — ещё один спорный вопрос о войне. Одним из мотивов могла быть китайская благодарность северокорейцам за то, что они прислали более 100 000 «добровольцев» для помощи против Чана в конце 1940-х годов. Несомненно, более важными были опасения китайцев по поводу безопасности, которые значительно усилились, когда МакАртур, нарушив приказ, направил американские (в отличие от РК) войска близко к Ялу в конце октября.[537] Какими бы ни были китайские мотивы, они были достаточно убедительными для Мао, чтобы упорствовать даже тогда, когда Советы задерживались с выполнением ранее данных обещаний о воздушном прикрытии для поддержания китайской интервенции.[538]
МакАртур был относительно спокоен, даже когда 1 ноября китайцы атаковали большими силами. Он был просто самолюбив. Уверив себя, что китайцы не посмеют вмешаться, он отказывался верить, что они могут одержать верх. Когда он вернулся в Токио (где находилась его штаб-квартира) после визита в Корею 24 ноября, он уверенно объявил о последнем наступлении ООН. «В случае успеха, — провозгласил он, — это должно на практике положить конец войне».[539] Это было на следующий день после Дня благодарения.
Поначалу наступление МакАртура не встретило особого сопротивления. Но уже через два дня крепкие, закаленные в боях люди Мао ринулись в бой во всеоружии. Они надевали теплые куртки, чтобы защититься от лютого холода, когда температура воздуха достигала двадцати-тридцати градусов ниже нуля, а завывающие ветры замораживали оружие и батареи защитников. Китайцы, происходившие из бедных крестьян, были привычны к лишениям. Они несли на себе всего восемь-десять фунтов снаряжения — против шестидесяти фунтов у многих солдат ООН — и передвигались очень быстро. Привыкшие к отсутствию воздушного прикрытия, они умели замирать, когда над головой пролетали самолеты. Когда самолеты улетали, они подбирались как можно ближе к врагу, открывали автоматный огонь и вступали в ужасающие рукопашные схватки. Часто сражаясь ночью, они настигали солдат ООН, сгрудившихся на мерзлой земле, и протыкали их ножами через спальные мешки. Китайцев было невообразимо много, и они казались бесстрашными. Силы ООН сравнивали их с бесконечной волной человечества, которое, казалось, не замечает ни опасности, ни смерти.
Бои, продолжавшиеся в течение нескольких недель, стали одними из самых кровопролитных в анналах американской военной истории. Часть этой бойни была вызвана ошибками генералитета. В своей самоуверенности МакАртур оставил разрыв между своими войсками на востоке и на западе, тем самым поставив под угрозу их фланги. Торопясь добраться до Ялу, он растянул линии снабжения и проредил свои силы. Солдатам ООН было холодно, их все хуже кормили и снабжали, и во многих случаях они были отрезаны от подкреплений. Ошеломленные внезапностью и неожиданностью китайского нападения, они отчаянно бежали в укрытия. Местами отступление превращалось в бегство, поскольку силы ООН загромождали дороги в низинах и подвергались изнурительному обстрелу со стороны китайцев на склонах холмов.
Храбрость этих осажденных войск вошла в легенды. Одной из них стало эпическое «боевое отступление» американской Первой дивизии морской пехоты от Чосинского водохранилища, где они оказались в ловушке, до порта Хуннам в сорока милях от него, откуда их эвакуировали. Морские пехотинцы понесли 4418 боевых потерь, включая 718 погибших, и (вместе с воздушной поддержкой) нанесли противнику примерно 37 500 потерь, две трети из которых были смертельными. Ещё более кровавой была участь бойцов Седьмой пехотной дивизии армии США, которые отступали на протяжении примерно шестидесяти миль по извилистым горным дорогам. Самым тяжелым испытанием для них стал шестимильный участок, где китайцы занимали высокие позиции с обеих сторон и обстреливали американских солдат из минометов, пулеметов и стрелкового оружия. В один день около 3000 американских солдат были убиты, ранены или потеряны. В целом за последние три дня ноября 7-я дивизия понесла 5000 потерь (треть всех сил).[540]