Однако практический эффект от этих новых законов был невелик. Ненависть и недоверие к американцам японского происхождения, разгоревшиеся во время Второй мировой войны, сохранялись. Кроме того, закон Маккаррана-Уолтера подтвердил систему квот, закрепленную в законах 1921 и 1924 годов. Эти законы устанавливали очень низкие квоты для нежелательных групп, особенно для выходцев из Южной и Восточной Европы. Закон Маккаррана-Уолтера был направлен на то, чтобы 85 или более процентов иммигрантов были выходцами из Северной и Западной Европы — районов «англосаксонского происхождения». Особенно жестко он коснулся азиатов, установив ежегодные квоты в 185 человек для иммигрантов из Японии, 105 человек из Китая и по 100 человек из других стран, входящих в так называемый Азиатско-Тихоокеанский треугольник. (Положения о воссоединении семей, однако, позволяли гораздо большему числу близких родственников американских граждан азиатского происхождения въезжать в страну в качестве «неквотируемых» иммигрантов, тем самым увеличивая их число. В 1950-х годах в США таким образом иммигрировали около 45 000 японцев и 32 000 китайцев). Хотя президент Трумэн наложил вето на эту меру, назвав её ограничительной и дискриминационной, Конгресс (демократы в обеих палатах) решительно его отклонил.[950] Закон Маккаррана-Уолтера составлял суть американского иммиграционного законодательства до 1965 года, когда Конгресс одобрил более либеральное законодательство.
Латиноамериканцы не сталкивались с таким же уровнем отчуждения и правовой дискриминации, как индейцы и азиаты в Соединенных Штатах. Многие «латиноамериканцы», в конце концов, были светлокожими. Пуэрториканцы были американскими гражданами, которые могли въезжать в Соединенные Штаты без ограничений.[951] Мексиканцев периодически заманивали на Юго-Запад, когда американским коммерческим фермерам требовалась дешевая рабочая сила. В основном из-за такого спроса на рабочую силу мексиканцам и другим выходцам из Латинской Америки никогда не устанавливались квоты: иммиграция из Западного полушария не знала законодательных ограничений. В 1942 году Мексика и США утвердили программу, по которой мексиканские брасерос — рабочие по государственному контракту — могли оставаться на определенное время в качестве сельскохозяйственных рабочих на Юго-Западе. В 1950-х годах эта программа регулярно продлевалась. В 1959 году программа достигла своего пика, приняв 450 000 рабочих. К 1960 году брасерос составляли 26% американских фермеров-мигрантов.[952]
Но Соединенные Штаты вряд ли были пристанищем для мексиканцев и других мигрантов с юга границы. Напротив, они сталкивались с систематической дискриминацией, включая сегрегацию в жилье и школах. Работодатели широко эксплуатировали брасерос. Когда спрос на сельскохозяйственную рабочую силу снижался (а такое время от времени случалось), американские власти собирали испаноязычных иностранцев (а также некоторых людей, имевших американское гражданство) и депортировали их.[953] Однако в 1940-х и 1950-х годах неблагоприятные экономические условия к югу от Рио-Гранде заставляли все больше людей пересекать границу, включая «нелегалов», которые не хотели быть связанными трудовыми контрактами. Многие «брасерос» не хотели возвращаться в ещё большую нищету родной земли, а лишь продлевали срок своего пребывания.[954]
Многие из этих мексиканцев, жаловались разгневанные англосаксы, были мохадос, или «мокрощелками, которых следует немедленно депортировать». Мексиканские чиновники тоже просили провести репрессии против «нелегалов», чтобы защитить контракты по программе «Брасеро». Американские власти ответили на подобные жалобы в начале 1950-х годов операцией Wetback, как её называли. Проводя рейды по ресторанам, барам и даже частным домам, они отлавливали и депортировали всех, кого могли найти. Некоторые из тех, кто попадал в сети, подвергались жестокому содержанию под стражей и другим нарушениям гражданских свобод. По некоторым оценкам, в период с 1950 по 1955 год было арестовано и выслано до 3,8 миллиона мексиканцев.[955]
Такие меры, как операция «Ветбек» (которая, тем не менее, не смогла остановить миграцию), нельзя рассматривать как чисто «расистские». Американцы из рабочего класса на Юго-Западе, столкнувшись с массовой миграцией людей, которые трудились практически за гроши, по понятным причинам стремились остановить поток чужаков, которые угрожали лишить их работы. Тем не менее было очевидно, что латиноамериканцы, будь то брасерос, «мокрицы» или другие, сталкиваются в Соединенных Штатах с серьёзной враждебностью и дискриминацией. Как и индейцы и азиаты, говорили многие англосаксы, люди к югу от границы были неполноценными и нежелательными.
ТРУДНО СУДИТЬ о положении афроамериканцев в 1950-е годы. Будучи гораздо более многочисленной группой, чем индейцы, азиаты или латиноамериканцы, они составляли 15,8 миллиона человек в 1950 году и 19 миллионов в 1960 году, или около 10,6 процента населения. Как и в 1940-е годы, в 1950-е (и 1960-е) чернокожие продолжали покидать Юг в беспрецедентных количествах: к 1970 году 47% чернокожих жили за пределами Юга, в основном на Северо-Востоке и Среднем Западе, в то время как в 1940 году их было всего 23%. Многие из этих мигрантов в своём беспокойном поиске лучшей жизни неоднократно переселялись и переезжали, концентрируясь в городах.[956]
Те, кто покинул Юг в 1950-х годах, стремились вырваться из мира черно-белых отношений, который оставался более систематически угнетающим, чем все, что испытывали другие расовые группы в Соединенных Штатах, и который мало изменился с течением времени.[957] Негативные стереотипы в отношении чернокожих, конечно, стали немного более изощренными в 1940-х и 1950-х годах: в 1953 году NAACP удалось вытеснить «Амоса и Энди» с телевидения.[958] Что ещё более важно, в послевоенное время белые реже прибегали к насилию. Число зарегистрированных случаев линчевания чернокожих, которое в 1930-х годах составляло в среднем двенадцать в год, сократилось до тринадцати в период с 1945 по 1950 год.[959] После этого NAACP отказалась от федеральных законопроектов по борьбе с линчеванием в качестве своего первого приоритета и сосредоточилась на борьбе с другими формами расистского поведения. Но чернокожие жители Юга в 1950-е годы все ещё боролись в обществе Джима Кроу, в котором сегрегация существовала во всём — от школ и автобусов до туалетов, пляжей и питьевых фонтанчиков. Несмотря на кампании чернокожих активистов за избирательные права, лишь немногим чернокожим жителям штатов Глубокого Юга было разрешено регистрироваться и голосовать.[960] Ежедневные унижения продолжали напоминать чернокожим людям об их статусе третьего сорта. Белые никогда не обращались к чернокожим мужчинам «мистер», а скорее «мальчик», «Джордж» или «Джек». К афроамериканским женщинам обращались «тётя» или по имени, никогда не называя их «мисс» или «миссис». Газеты редко сообщали имена чернокожих, вместо этого называя их «неграми», например, «убиты мужчина и женщина, два негра». Белые не пожимали чёрным руки и не общались с ними на улице. Когда чернокожие сталкивались с белыми в общественных местах, они должны были снимать шляпы, но белые не снимали их в той же ситуации или даже в домах афроамериканцев.[961]
Бегство на Север позволило избавиться от некоторых из этих практик, особенно в бурно развивающемся производственном секторе экономики, где в 1940-х и начале 1950-х годов тысячи чернокожих нашли работу на производстве. Но перемены происходили медленно.[962] Как и в прошлом, работодатели постоянно дискриминировали афроамериканцев при приёме на работу, продвижении по службе и оплате труда. Уровень безработицы среди чернокожих, особенно мужчин, обычно был в два раза выше, чем среди белых. Бедность затрагивала 50 и более процентов чернокожих даже в благополучные с экономической точки зрения годы середины 1950-х годов. (У белых этот показатель составлял в то время 20–25 процентов). Основные профсоюзы — строительные, сантехнические, листопрокатные и электротехнические — практически не допускали чернокожих к членству. Даже в Объединенном профсоюзе работников автомобильной промышленности, который поддерживал гражданские права в 1950-х и 1960-х годах, по-прежнему доминировали белые. До 1962 года в его исполнительный совет не входило ни одного чернокожего, и к тому времени чернокожие работники автопрома уже кипели от ежедневных унижений в цехах.[963]
Талантливые чернокожие люди, стремившиеся пробиться в новые сферы деятельности, по-прежнему сталкивались с труднопреодолимыми препятствиями. В Голливуде, казалось, было чуть больше места для чернокожих актеров, но в основном в самоотверженных ролях. В фильмах «На краю города» (1957) и «Отступники» (1958) Сидни Пуатье смирял себя ради белых друзей. Эти роли, как он говорил позже, были «другими, поворачивающими щёки».[964] В профессиональном спорте владельцы команд двигались медленно. Бейсбольная команда «Нью-Йорк Янкиз» ждала до 1955 года, прежде чем сделать Элстона Ховарда, одаренного спортсмена, своим первым чернокожим игроком. «Бостон Ред Сокс», последняя бейсбольная команда высшей лиги, подписавшая чернокожего игрока, откладывала этот шаг до 1959 года, и на тот момент только 15% из 400 игроков высшей лиги были афроамериканцами. Большинство из них были лучшими игроками: чтобы попасть в команду, нужно было быть отличником.