— Уверяю вас, Арина Ивановна точно мертва. Некоторые процессы в клане были на нее завязаны, с ее смертью они прекратились. Ряд артефактов перестал работать. Отпечаток клятвы изменится, когда разложатся сердце и мозги того, кому была дана клятва.
— А если не разложатся? — напрягся я. — Как вообще клятва связана с сердцем и мозгами?
Потому что сейчас я четко вспомнил, как Евгения Павловна сжимала сердце Живетьевой в руках, а вот что с ним потом случилось — хоть убей, вспомнить не мог. Было ли оно с остальными частями живетьевского тела? Или великая княгиня успела его припрятать?
— Не отвечу, — покачала головой Грабина. — Клятва не даст.
«Песец?»
«Я в некромантии не силен, но это что-то из нее, — он недовольно поморщил нос. — Чисто теоретически сердце может позволить подмять под себя тех, кто под клятвой. Мозг точно не сохранился, за него переживать не нужно, а вот сердце…»
— Стаминские — некроманты? — спросил я у Грекова.
— Оу, — удивленно округлила рот Грабина. — Какие интересные вопросы ты задаешь. У тебя есть основания сомневаться в словах великой княгини?
— Она утверждала, что тела испепелили, ты говоришь, что отпечаток клятвы на ауре изменится после разложения мозга и сердца. Поневоле задумаешься, не разобрали ли Стаминские Живетьеву на запчасти.
— Вряд ли. Если бы оставили мозг… — начала говорить Грабина и тут же замолчала, потому что у нее пошла носом кровь.
Причем не просто пошла, ливанула, как будто там открылся кран. Клятва действительно работала и не позволяла выдавать ничего, что касалось безопасности Живетьевой, хотя сама старушка не сохранилась. Почти не сохранилась… Кажется от нее что-то все-таки осталось.
Кровь удалось остановить с трудом. Не справлялась ни личная регенерация Дарины, ни мои целительские навыки, ни ее собственные. Пришлось обходиться холодным компрессом, который успокоил кровотечение.
— Мне сейчас лучше уйти, — гнусаво сказала Грабина, немного придя в себя. — В таком состоянии клятву лучше не давать. А еще один неосторожный вопрос гарантированно отправит меня на тот свет.
— Я провожу, — вызвался Греков. — А то свалишься еще где-то по дороге.
— Скорее отконвоируете, — неприязненно бросила она. — Пусть меня лучше Илья проводит, а то я себя уже узницей чувствую. Из апартаментов не выхожу, телефон отобрали.
— Телефон? Да кому он нужен? Тебе целую стопку книг принесли, — не смутился Греков. — Читай — не хочу.
— Там скукотища сплошная. Подборка для древних бабушек.
Она уже говорила нормально. О недавнем происшествии напоминали разве что излишняя бледность и неуверенные движения. Но Греков был прав — проводить ее стоило, поэтому я не отказался ее сопроводить.
Шли мы медленно, хотя мне не терпелось вернуться и переговорить с оставшимися в моей башне. Тема для разговора назрела и была не слишком приятной.
— Кажется, я поставила не на ту лошадь, — сказала Грабина, когда мы уже дошли до ее апартаментов. — Думала, вытащу счастливый билетик, а проиграла все, что имела.
— Разговор не закончен. Может, еще выиграешь.
— Тебя? — Она покачнулась и прижалась ко мне упругой грудью. — Я бы хотела, чтобы та наша встреча завершилась по-другому.
— Ты или Живетьева? — усмехнулся я, хотя невозмутимость давалась мне с большим трудом. — Сильно тогда влетело? Хотя нет, не отвечай, вдруг это тоже попадет под клятву.
— Я, — выдохнула Грабина прямо мне в губы. — Есть в тебе, Илюша, нечто такое, из-за чего хочется забрать тебя в личное пользование и не отдавать этой глупенькой Беспаловой, которая сама не знает, чего хочет.
Возможно, она бы даже полезла целоваться, но из-за угла вывернул один из подчиненных Грекова с явным намерением устроить пост у двери Грабиной.
— А ты знаешь?
— Я всегда знаю, чего хочу. Просто в списке появляются новые пункты. — Она неохотно отстранилась, глянула на охранника и недовольно сказала: — Можно подумать, без дополнительного надсмотрщика я отсюда непременно сбегу. У вас защита покруче дворцовой.
— Греков о тебе беспокоится. Прислал человека на случай, если тебе опять станет плохо, — выдал я свою версию. — Отдыхай пока, Дарина, позже поговорим.
— Хорошенький отдых, — усмехнулась она. — Разве что ты на ночь зайдешь проверить, как у меня дела? Буду ждать.
После этих слов она наконец зашла к себе и прикрыла дверь, а я порадовался, что Таисия нас не видела: наверняка со стороны смотрелось всё не так, как оно было на самом деле. Правда, отстраняться от Дарины я не торопился, а боль после нашего свидания у нее в комнате уже не казалась такой ужасной. Хотя второй раз я бы такое провернуть не рискнул — теперь я знаю, к чему приводит резкий доступ к собственной силе.
Возвращался я чуть ли не бегом, понимая, что если у нас пока нет проблем, то, возможно, мы просто об этом не знаем.
— Илья, мы здесь с твоим отцом подумали-подумали и у нас появился вопрос, — вкрадчиво сказал Греков. — А что случилось с сердцем Живетьевой? Мозги-то ты нашинковал и сжег, с ними все понятно, а по сердцу есть сомнения…
— У меня тоже, — признался я. — Давайте пересматривать видео.
Честно говоря, желания это делать не было, мне и без того иногда события того дня снились в кошмарах. Но смотреть всё не надо было. Только появление в кадре Евгении Павловны. Этой посредственной актрисули, по недоразумению вышедшей замуж за цесаревича.
Видео мы смотрели на ноуте Грекова с флешки, которую я извлек из пространственного кармана. Там был как раз кусок с боем во дворце. Наблюдать со стороны, как Евгения Павловна заламывает руки и восторженно пытается обработать «духа-хранителя», было не менее противно, чем когда я был там. Возможно, поэтому камера не так часто поворачивалась к великой княгине. Зато процесс уничтожения останков Живетьевой заснят был четко и полностью. И я мог сказать со всей определенностью: сердца в том месиве не было. Но когда и куда его дела Евгения Павловна, тоже сказать не мог. И не только я: ни Шелагину, ни Грекову не удалось найти на видео ни малейших зацепок по припрятыванию живетьевского сердца. У Евгении Павловны оказались прекрасные навыки фокусника. Иной ловким ручкам дамы еще и позавидовал бы.
— Сердце однозначно прибрала Женечка, — резюмировал Греков. — Сейчас оно наверняка у Стаминских.
— Чем это нам может грозить? — спросил Шелагин.
— Понятия не имею, — ответил Греков. — Но судя по реакции Грабиной, хорошо, что осталось сердце, а не мозги.
— Думаете, Живетьева могла бы с них регенерировать? — с сомнением спросил я.
— После просмотра этого занимательного фильма не удивился бы, — хмыкнул Греков. — Ты же обратил внимание, что Живетьева была в сознании до самого последнего момента? То есть мозг у нее жил даже без кровоснабжения. Так что я не удивился бы, если бы его извлекли, а он нарастил вокруг себя новое тело. Вопрос, может ли так сделать сердце? И вообще, что дает Стаминским контроль над ним?
— Это какая-то махровая смесь некромантии с целительством, — буркнул Шелагин. — Обнародование такого сильно ударит по репутации Стаминских.
— Это будет бездоказательное обвинение, — возразил Греков. — По видео не определишь, сперла ли Евгения Павловна сердце или нет.
Сердце пропало, но воспринималось клятвой живым…
— Можно ли найти пропажу, используя заклинание поиска живого человека по вещи?
— Вряд ли, — скривился Греков. — Если Живетьевы считают, что Арина Ивановна мертва, то оно наверняка так и воспринимается заклинаниями. Не побежали бы оттуда те же Грабины, не будучи полностью уверенными в смерти главы рода.
— Это если не идет речь об очередной хитрой игре Живетьевых, — возразил Шелагин. — Не доверяю я этой Дарине.
— Саш, может, я и идиот, но я не могу представить, что Живетьева могла так быстро восстановиться без мозгов. Мы — не компьютеры, наша память в сохраненном виде нигде не находится, поэтому будем исходить из варианта, что Арина Ивановна способностью клонирования памяти не владела, а значит, все, что она знала, погибло вместе с ней. Вопрос, что можно получить из сердца?
— Редкий органический яд?
— Саш, я серьезно. Живетьева, конечно, была той еще змеей, но вряд ли Евгения Павловна похитила сердце ради алхимии. Стаминские в алхимических успехах не замечены. Если она провернула все это незаметно, то вряд ли ради того, чтобы заспиртовать и наслаждаться трофеем. Исходить надо из худшего варианта. Но реального.
— Если метка клятвы как-то зависит от функционирования сердца, возможно, через него можно как-то влиять на тех, кто под клятвой? — предположил Шелагин. — Вот ведь незадача, и проконсультироваться не у кого…
— У меня есть записи Живетьевой, но я не уверен, что там про это есть, — я вздохнул. — И их очень много.
— И я не уверен, — признал Греков. — Я вообще не слышал о зависимости сложных клятв от сердца и мозга.
— Но если Грабина говорила об этом свободно, значит, это не является секретом? — предположил я. — Возможно, Зимин сможет проконсультировать. Может, нам навесили лапши на уши, а мы переживаем?
— Сердце не исчезло само по себе, — скривился Греков. — А если исчезло, с него собрались поиметь какую-то пользу. И не надо мне говорить, что сердце без мозгов ни на что не годно. Давайте-ка все-таки вызовем Зимина на консультацию.
Говорить о негодности сердца мы не стали. Тем более что на видео сердце выглядело очень даже годным: сокращалось даже в руках Евгении Павловны, будучи выдернутым из тела.
Зимин оказался не занят и согласился к нам подъехать, хотя было уже довольно поздно. Отправился встречать его Греков, но о причине вызова завел разговор, только когда они оказались в защищенном помещении моей башни.
— Иннокентий Петрович, не уверены, что вы знаете ответ на интересующий нас вопрос, но хотя бы скажете, к кому можно будет обратиться за консультацией.
— Вы его сначала озвучьте, а потом уже будем решать, достаточно ли окажется моих знаний, — чуть снисходительно ответил Зимин.