— Именно. Мне до тебя звонил Греков, жаловался, что Калерия Кирилловна собралась вывозить из оранжереи ценный алхимический ингредиент, потому что он ей, видите ли, воняет.
Так что мы тоже умеем наводить на нужные мысли и решать проблемы чужими руками. Павел Тимофеевич не хочет ссориться с Калерией Кирилловной? Прекрасно. Ему это и не придется делать. За него с гостьей поссорится Ольга. И Калерии Кирилловне придется либо притушить свою инициативность, либо выехать. К сожалению, она наверняка предпочтет первое.
— Ага, — сказала Ольга.
И это «ага» прозвучало как объявление княжеской войны. Почему княжеской? Потому что мы, Песцовы-Шелагины, — практически княжеский род, только линия Олега — без права наследования княжества. Но это такие мелочи…
Так что спать я ложился, совершенно успокоенный по поводу оранжереи. И еще с одобрением от Песца, который сказал, что искусство манипулирования людьми у меня только проклюнулось, но растет в правильном направлении. И вообще, правитель должен решать проблемы чужими руками таким образом, чтобы сам он оставался белым и пушистым, совсем как мой симбионт.
Утром, разумеется, мне никто с отчетом не позвонил, но я был уверен, что военные действия начнутся уже за завтраком, потому единственное, за что я переживал — это за Глюка, которому пришлось остаться одному в доме.
К обеду я вернулся, успел пообедать и покормить щенка до приезда Соколова, который принес-таки мне клятву в полном соответствии с образцом, предоставленным Грековым, хотя я его сразу предупредил, что с официальной регистрацией может быть задержка из-за того, что мой опекун в Дальграде.
— Мы с Олегом Васильевичем всё обговорили, — ответил он. — Ни вы, ни он не производите впечатление легкомысленных людей. Мое решение тоже неизменно.
Так что клятву он дал, получил флакон покрытия для артефактов и мое обещание отправлять артефакты на производство только им. Вспомнив про идею Ольги, артефакт с ограниченной иллюзией, я сразу решил выяснить, не знает ли Владимир Николаевич, насколько законно будет производство такого артефакта.
— Узнавать надо, — задумчиво прищурился он. — Насколько сильно будет изменяться внешность?
— Человек останется узнаваемым, но мелкие дефекты камуфлируются. Артефакт небольшой. — Я показал тот, что был у Глюка на ошейнике. — Больше этого, но ненамного. Легко управляемый и заряжаемый.
— Лучше бы сделать побольше, — неожиданно сказал Соколов.
— Зачем? — удивился я.
— Судя по размерам, технология отличается от принятой сейчас, — пояснил он. — Замаскируете. Это раз. Избежите проблем с правоохранительными органами по поводу слишком хорошо маскируемого артефакта, изменяющего внешность. Это два. Хотя второе может быть для вас некритично.
— Большой размер будет неудобен пользователю, — заметил я. — Артефакт же придется носить при себе.
— Сделайте его хотя бы размером с пудреницу.
— Я пока не знаю, какого он размера будет, потому что придется же встраивать блок, отвечающий за визуализацию настройки. Я не уверен, что смогу сделать его достаточно компактным, чтобы уместить в ту же пудреницу. И по форме пока больше вопросов, чем ответов.
— А наработки я могу посмотреть? — вкрадчиво спросил он.
— Пока нет. Когда дело дойдет до работающего прототипа, тогда — да. По артефакту для кормления уже почти все согласовано, кроме внешнего оформления и оформления юридического. Я могу его вам выдать для испытания.
— Разумеется, — расцвел он. — Сделаем в лучшем виде.
Не успел я ему выдать артефакт и проводить до выхода, как раздался звонок от Беспаловой. Я ей свой номер не давал, поэтому после короткого приветствия даже не успел понять с кем говорю, пока она не начала возмущаться поведением Ольги.
— Илья, представляешь, эта хамка запретила мне совать нос в оранжерею. Так и сказала «совать нос», — трагически ломающимся голосом вещала Беспалова. — А как я могу туда не совать нос, когда там что-то сдохло и этот запах по системе вентиляции распространяется по всему дому. Жить там стало совершенно невозможно.
— Странно, — делано удивился я. — Никто кроме вас не жаловался на запах из системы вентиляции. Неужели она сломалась? Возможно, сломалась только у вас? Тогда вам срочно нужно переселяться в гостиницу, потому что у меня нет больше меблированных гостевых комнат.
А что? Вдруг прокатит?
— Ах нет, Илья, не сломалась. Но из оранжереи сильно воняет. Это нужно немедленно убрать.
— В оранжерее стоит система фильтров, в дом запах не должен идти. А то, что воняет, — нужный мне алхимический ингредиент. Вы не переживайте, он пахнуть будет всего недели две.
А потом зацветет новый, если Беспалова продолжит свою экспансию в моем доме.
— Там не пахнет, там воняет. А эта Ольга говорит, что ее все устраивает. Как эта вонь может кого-то устраивать? У нее наверняка атрофировалась способность различать запахи. Говорят, у алхимиков такое частенько бывает. И вообще, твой дядя мог бы выбрать невесту поприличнее, без дефектов, присущих алхимикам.
— То есть алхимик в качестве зятя вас тоже не устраивает? — не удержался я. — Предлагаете расторгнуть помолвку по взаимному согласию?
Она аж замолчала. Я прям чувствовал, как в ее голове вращаются шестеренки в поисках правильного ответа на мой наезд.
— Илья, что ты такое говоришь? — наконец отмерла она. — Ты наверняка используешь все необходимые техники безопасности, которыми эта Ольга злостно пренебрегала. И воспитание у нее тоже хромает. Твой дядя — такой воспитанный человек, ему же неловко будет перед знакомыми за такую жену. Это сейчас он ослеплен чувствами, но чувства остывают и человек уже видит трезвыми глазами ту, на ком он женился.
От вопроса: «Это вы сейчас про своего мужа, Калерия Кирилловна?» я удержался, моё молчание было принято за знак поддержки, и Беспалова продолжила:
— Илья, мы с тобой должны открыть глаза Олегу на его невесту, пока не стало слишком поздно.
— Мне Ольга показалась красивой и хорошо воспитанной. Прекрасная пара дяде.
— Она хорошо притворяется. Но стоит ей женить на себе несчастного Олега, как все изменится.
Говорила она со знанием дела, я даже посочувствовал ее покойному мужу. Хотя чего ему теперь сочувствовать? Для него все страшное позади.
— Калерия Кирилловна, я против того, чтобы вы что-то меняли в моем доме, в том числе в оранжерее, — сказал я.
— Но это почти дом моей дочери, — вяло запротестовала она.
— Если этот дом станет домом вашей дочери, то тогда она будет решать менять там что-то или нет. Она, но не вы.
— Вы жестокий и грубый человек, Илья Александрович, — она всхлипнула и отключилась.
Я же пожал плечами и пошел спать. Страдания Калерии Кирилловны меня ничуть не взволновали — отдавать ей бразды правления в своем доме я не собирался.
«Ей просто нужно найти какое-то дело, — предложил Песец. — Женщина ничем не занятая — страшная разрушительная сила. Поскольку от Таисии ты пока отказываться не собираешься, то это становится и твоей проблемой. Предложи Павлу Тимофеевичу занять ее чем-нибудь. Например, фондом помощи сиротам».
«Сиротам и без того досталось, — возразил я, — чтобы на них натравливать еще и Беспалову».
«Тогда остается только вариант шантажа. Узнаёшь, зачем к Беспаловым ездила Живетьева, — и вперед».
«Шантаж — это недопустимо в моем положении».
«Недопустимо отправлять в тюрьму мать невесты, а все остальное использовать можно и нужно», — обиженно сказал Песец и исчез.
Кажется, он начал вживаться в роль воспитателя императорского наследника…
Глава 22
Я решил воспользоваться отсутствием Олега в Верейске и собрать у нас дома группу. Я же им обещал устроить вечеринку, а обещания нужно выполнять, что я и сказал после последнего занятия. Уфимцева от восторга начала прыгать на месте и вопить: «Я знала! Я знала!» Остальные отнеслись куда сдержанней, а Бизунов так вообще заявил, что ему мое приглашение на фиг не нужно. Я был уверен, что и Фурсова откажется, но нет, она включилась в обсуждение того, что брать с собой. Прошлый раз, как выяснилось, не хватало музыки. Можно было бы проигрывать с телефона, но его тоже желательно подключать через что-то, иначе будет тихо. Задействовать же вещи Древних я не хотел.
— Сидеть будем в доме или?‥ — спросил я.
— Конечно, или, — уверенно ответила Уфимцева. — Илюш, только не говори, что я зря уже который день таскаю с собой купальник.
— А у меня купальника с собой нет, — расстроилась Мацийовская.
— Верить надо было в Илюшу, — подколола ее Уфимцева. — Верить и быть готовой каждый день. Он как сказал, что мы отметим, так я на следующее же утро купальник в сумку и положила. Но второго у меня нет.
— У меня тоже второго купальника нет, — предупредила Фурсова с видом «А если бы и был, все равно не дала бы».
— Да просто так посидим на свежем воздухе, — попытался успокоить взгрустнувшую Мациовскую Темников. — Ян, у меня тоже плавок для бассейна нет, купаться не буду. Я больше за пожрать. Жареное мясо, холодное пиво…
— Почти ящик в холодильнике при бассейне стоит, — обрадовал я его.
— Да надоели вы со своим пивом, — влезла Уфимцева. — Хорошо хоть Бизунова не будет, он как налакается, не знаешь, что делать: то ли в полицию звонить, то ли целителям, то ли сразу мозгоправам.
— Ему просто пить нельзя, — вступился за друга Юричев. — Так-то он нормальный.
Уфимцева на это высказывание скептически хмыкнула и продолжила:
— У Илюши прошлый раз такие компотики были, что с ними никакое пиво не сравнится.
— Компотики тоже будут, — обрадовал я и ее.
— У-и-и! — радостно завопила Уфимцева и опять запрыгала на месте, как мячик. Бизунов, успевший от нас прилично отойти, обернулся и посмотрел с завистью. Наверное, тоже хотел попрыгать, но застеснялся. Фурсова на него и внимания не обращала. Да и посматривал в его сторону только Юричев, да и тот не стремился составить компанию другу.