В этот раз скрыться от журналистов, караулящих у Философского Камня, не удалось, нам пришлось двигаться под градом вопросов, летящих со стороны акул пера, бросающихся наперерез безо всякой боязни, поскольку я был не в машине, а на своих двоих. Игнорировать их было сложно. Мацийовская и Уфимцева повисли на мне, как на спасательном круге, и так же судорожно за меня хватались, словно боясь утонуть в потоке слов. Я их буксировал, делая вид, что журналистов в упор не вижу и не слышу, и изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взорваться. Греков неоднократно предупреждал, чтобы не велся. Мол, это производит плохое впечатление.
Отвалились журналисты сразу, как мы прошли через проходную. Мацийовская выдохнула и покрутила головой:
— Вот же ужас. Илья, как ты это выносишь?
— Если честно, Яночка, то с трудом. Стараюсь выбираться так, чтобы с ними вообще не пересекаться. Хорошо еще, что они в сам поселок проникнуть не могут.
— Ужас ужасный, — поддержала ее Уфимцева. — Я бы сдохла за пару дней такой осады.
— Илюша так быстро не сдается, — заявила подошедшая Фурсова, которой также удалось отбиться от навязчивых репортеров.
А вот мужская часть группы немного подзадержалась, а Юричев даже ответил на пару вопросов, потом спохватился, замолчал, и они сплоченной группой прорвались к нам.
— Ты чего разболтался? — накинулась на него Мацийовская. — Зря, что ли, предупреждали, что про Илью журналюгам ни слова?
— Он ничего такого не сказал, — вступился за него Темников. — Только то, что Илья — компанейский парень и мы собираемся отметить его признание наследником Шелагиных.
— Вот переиначат его слова, узнаешь, что он сказал что-то другое. Елизавета Николаевна четко инструктировала: ни одного лишнего слова, чтобы потом с шелагинскими безопасниками не разбираться, а то и с имперскими.
— Страшно с тобой теперь общаться, Илюша, — насмешливо пропела Фурсова. — Я к себе забегу за купальником и колонками. Кто мне поможет донести? Рома?
Юричев неохотно кивнул, хотя явно был недоволен тем, что его выделили. Похоже, репутация нынче у Фурсовой — хуже некуда. И сторонятся ее не только мальчики, но и девочки. При этом Фурсова прекрасно делает вид, что ничего не происходит, ничуть ничего и никого не стесняясь.
Пока они с Юричевым ходили к ней за колонками, мы под внимательнейшим наблюдением Глюка, успели выставить на стол закуски и бросить первую партию мяса на решетку, а Уфимцева — окунуться в бассейн и выпросить полотенце.
— Странно видеть вокруг себя снег, — заметила она. — А здесь внутри прямо лето.
— Только темнеет быстро, — напомнил я.
— Ничего, я свое солнышко получить успею, — блаженно зажмурившись, она подняла голову к небу.
Мацийовская только завистливо вздохнула.
— Яночка, — шепнул я ей на ухо, — если будет желание, бери завтра купальник и приходи в гости.
— Илюш, ты не понимаешь, чего предлагаешь, — шепнула она в ответ, — стоит мне одной прийти к тебе в гости, нас с тобой так глубоко помоями обольют, что не отмоемся. Но с отцом я бы завтра приехала.
— Завтра я немного занят, — вспомнил я о предупреждении Грекова про реликвию. — А вот послезавтра — пожалуйста. Я так понимаю, у него ко мне есть разговор?
— Не без этого.
— Не боишься, что начнут болтать, что о помолвке договаривались?
— У тебя к этому времени дядя приедет, так что мы втроем не останемся.
— Не факт, — усмехнулся я.
Сейчас в Дальграде вовсю шли боевые действия. Греков мне присылал короткие сообщения с отчетами. Пока лидировала Ольга. Расслабилась Калерия Кирилловна, давно не встречая достаточного отпора, но вскоре она встряхнется, вспомнит былые навыки и начнет действовать тоньше. Если, конечно, к этому времени Ольге не удастся выжить ее из дома. Пока мне казалось, что если невеста дяди и вернется в Верейск, то только за платьем, которое придаст ей сил в борьбе. Шуба-то из камнеплюев теперь не только у Беспаловой, а вот шелк пока существует в единственном рулоне.
Оба принесенных кокона были у меня залиты раствором уже довольно долго. Вот сегодня или завтра утром, если народ очень задержится, промою два кокона и отправлю на фабрику для изготовления шелка поплотнее. И тогда можно будет заняться шубкой для Таисии.
— Тогда лучше будет, если приедет только мой отец, — решила Мацийовская. Все же она на редкость благоразумная девочка, рисковать не любит. — А я как-нибудь в другой раз. В конце концов, бассейны есть не только у тебя.
Она потянулась к Глюку, который активно притворялся обычным щенком, и почесала его за ухом. Он радостно завилял хвостом.
— Чувствует хорошего человека.
— Ой, да они в таком возрасте всех любят, — отмахнулась она. — Можно ему чего-нибудь вкусненького дать?
Глюк сразу понял, что речь о нем и его интересах, и принял самую умильную позу, которую позволяла его иллюзорная внешность.
— Не вздумай, у него диета, — предупредил я и сразу сделал общее объявление: — Щенка не кормить, ему чего попало нельзя.
— Да ладно? — удивилась Фурсова. — Дворняги обычно очень нетребовательны к еде.
Глюк оскорбленно заворчал.
— Нет, правда, — продолжила Фурсова. — У тебя — и обычная дворняга? Это как-то не соответствует твоему положению.
— А что соответствовало бы? — с насмешкой спросил Темников.
— Ну не знаю… — протянула она. — Крутых пород много. В идеале, конечно, живетьевская охранная.
— Они же все погибли?
— С чего бы? — удивилась Фурсова. — Живетьевы, конечно, вопят на всех углах, что порода уничтожена, но отдельные особи остались. Они же не все в том питомнике были. Кто-то на охране других живетьевских владений находился.
— Но они же все признавали только Арину Ивановну? — припомнила Мацийовская, продолжавшая почесывать млевшего от ласки щенка.
— Да, но Арина Ивановна оставила четкие установки, кому собаки должны подчиняться в том или ином месте, так что они слушают в отсутствие основной хозяйки вполне определенных людей. Породу полностью восстановят, новый глава клана в этом заинтересован.
— Откуда тебе это знать? — скептически спросила Уфимцева, которая тоже прислушивалась к нашему разговору. — Ваш род у Живетьевых на побегушках был.
— Неправда! — вспыхнула Фурсова. — Нас ценили как хороших специалистов. А эта информация секретной не была. Ее все в клане знали.
— В клане, — насмешливо протянула Уфимцева. — Разваливается ваш клан на глазах. Все, кто поумнее, оттуда бегут, чтобы не пачкаться, продолжая общаться с Живетьевыми.
— Да неужели? И кто это от нас убежал?
Уфимцева начала сыпать фамилиями, среди которых оказались и Грабины. За них-то Фурсова и ухватилась.
— Дарина просто втюрилась в Илью, когда у нас в академии практиковала, — зло выпалила она. — Вот и подбила своих, чтобы к нему ближе быть.
— Поближе — это в Дальграде? — не унималась Уфимцева. — Илья-то здесь.
— Сейчас здесь, через месяц — там, — мрачно ответила Фурсова. — Никто из нормальных родов Живетьевых не предавал.
— Похоже, с вас взяли клятву до того, как вы поняли, что ее можно не давать. Вот ты и злишься.
— А ты бы не злилась на моем месте? Мне была обещана учеба в Дальграде. И тут внезапно отправляют в какую-то дыру, — огрызнулась Фурсова.
— Теперь тебя здесь ничего не держит, — заметила Мацийовская, у которой Глюк разве что на коленях уже не сидел. Передавать свое неодобрение я не стал, ему и без того катастрофически не хватает внимания с тех пор, как мы из Дальграда уехали. — Сразу после сессии покинешь нашу дыру и уедешь в столицу, чтобы никогда сюда не возвращаться.
— Мне здесь понравилось, — невозмутимо ответила Фурсова. Переводилось это как: «Я что, дура?» — Учат хорошо, группа прекрасная, город красивый — что еще надо?
— Учиться с внуком императора в одной группе? — ехидно спросила Уфимцева.
— Не все такие меркантильные, как ты, — бросила Фурсова и с шумом обрушилась в бассейн, оставив свою оппонентку обтекать в прямом смысле этого слова. В переносном-то не получилось.
— Князь Шелагин пока не император, — напомнил Темников. — Все еще может измениться.
— Это вряд ли, — уверенно сказала Мацийовская. — Мой отец считает это очень маловероятным событием. Но если что изменится, то нашему княжеству будет очень плохо. Так что мы все заинтересованы в том, чтобы новым императором стал князь Шелагин, тогда наше княжество автоматически становится императорским.
Объясняя, она размахивала руками, и как-то так получилось, что ошейник со щенка вместе с маскирующим артефактом свалился, причем никто этого не заметил, пока из бассейна не вылезла Фурсова.
— Опа, — сказала она, — это же щенок живетьевской охранной породы? Он только что выглядел по-другому?
— Это иллюзия, — ответил я, торопливо бросая я как раз иллюзию на Глюка, чтобы привести его к прежнему виду. — Ты же заказывала породистую, вот я и поставил ради смеха. Но ее надолго не хватило, увы.
Глюк невозмутимо подхватил свой ошейник и потащил ко мне. Эх, надо было брать с нормальной застежкой, а не нажимной… Довыпендривался.
— С иллюзией прикольней, — заявила Фурсова. — Слушай, поставь еще раз, и я с ним сфотографируюсь а?
Я застегнул на щенке ошейник, но иллюзию убирать не стал на случай, если кому еще придет в голову снять ошейник.
— Чтобы потом Живетьевы пришли ко мне с претензией?
— С какой претензией? Известно же, что если щенок запечатлел кого, то все. Будет развиваться нормально только рядом с хозяином.
— В воровстве обвинят, — заметила Уфимцева. — Пока разберутся, крови попьют много.
— Какой крови? — насмешливо спросил Юричев. — Живетьевы после всего, что они устроили, должны сидеть тихо и не бухтеть, даже если у них действительно украли щенка.
— Я ни у кого щенка не крал, — возмутился я.
«Ты еще добавь, что не воруешь по мелочам, — ехидно заметил Песец. — Не размениваешься ни на что проще сейфа».
— Это я так чисто теоретически рассуждаю, — возразил Юричев. — Мы тебя ни в чем не обвиняем.