Интересно, как это он сообщил, если Греков уверен, что связаться Стаминскому с дочерью не удалось? Видать, у них существует связь и на такой случай.
— Если его не будет, я смогу дать клятву, что сердце уничтожено. Это единственный твой шанс стать императором. Сердце Арины Ивановны станет частью тебя, и ты получишь лояльность всех, кто давал ей клятву.
Объяснение было слишком сложным для ребенка, он морщил лоб, пытаясь понять то, что говорит мама, а потом выдал:
— И мы сможем уничтожить всех Шелагиных?
— Да, мой дорогой. Мы убьем их всех.
Она отвечала столь радостно, как будто планировала не убийство, а поход на аттракционы. В ответ ребенок кровожадно улыбнулся и задвигал челюстями активнее.
— И попляшем на их костях, — невнятно добавил он.
— Непременно попляшем. А потом сожжем останки и развеем. А для этого нужно, чтобы ты сейчас съел вот столько. — Евгения Павловна, обозначила примерно кусок, после отрезания которого от сердца останется всего лишь треть. — И остальное — вечером. И все. Мы с тобой победители.
Зелье, которым ребенок запивал мясо, было темно-зеленым, тягучим, похожим по консистенции на густой сироп, но судя по тому, с каким отвращением его глотал ребенок, от сиропа по вкусу оно было далеко. Да и вообще вкусовыми качествами не особо отличалось.
Вставал вопрос, что делать с сердцем. Позволить Евгении Павловне скормить сыну всё я не собирался, но ребенок уже съел часть, а забирать прямо сейчас — она всполошится раньше времени. Запись я, конечно, вел, но не был уверен, что ее стоит показывать хоть кому-то.
Спохватился и отправил Шелагину-старшему сообщение.
— Стаминская скармливает сердце Живетьевой сыну. Говорит, что обязательства перейдут ему.
— Забирай остатки и немедленно ко мне вместе с Грековым.
— Позвоните ему для конспирации.
Честно говоря, я даже испытал облегчение, потому что с Шелагина сталось бы приказать немедленно убить обоих — и мать, и ребенка. Я понимал, что все равно этим закончится, но брать на себя такое не хотел бы.
Тем временем запланированный кусок живетьевского сердца был доеден и довольная Евгения Павловна убрала емкость с глаз сына в сейф. Сейф был в той же комнате, что и они, а уходить никто не торопился. Наоборот, Евгения Павловна начала вести воспитательную беседу, которая сводилась к тому, что всех врагов следует убивать сразу, а не ждать, пока они наберут силу. Я прикрыл кусок комнаты с сейфом иллюзией и под ней быстро вскрыл сам сейф. Сердце вместе с банкой отправилось в мой пространственный карман, а я — на выход, сопровождаемый кровожадным детским:
— Мы еще искупаемся в крови врагов, да, мам?
От ребенка, которого заставили есть вражеское сердце, ожидать нормальности было бы странно, и все же звучало это жутковато. И был рад, что очень быстро перестал все это слышать.
«Борьба за власть всегда была грязным делом, — заметил Песец, уловивший мои ментальные терзания. — Выскочить уже все равно не получится».
Я с ним спорить не стал, потому что был согласен. И всё же… Всё же считать своим противником ребенка не мог. Пусть даже он пока вырастет, успеет накопить ко мне столько ненависти, что ее хватит на десяток человек. Расправляясь с ребенком, я чувствовал бы себя в своей системе ценностей Владиком, если не кем похуже.
Греков и его подручные к этому времени управились со своей едой и потихоньку подтаскивали с тарелок моего фантома, чтобы никто не удивлялся их наполненности. Подменил я фантом собой совершенно незаметно и сразу же сказал:
— Что-то мне больше не хочется.
— Понятное дело, — обрадовался Греков. — После звонка Павла Тимофеевича у кого угодно аппетит пропадет.
Все подскочили из-за стола, как будто торопились на пожар. Впрочем, я не был уверен, что это не он: ситуация, прямо скажем, казалась опасной и требовала разрешения как можно скорее.
Доехали мы быстро, немного притормозили на подъезде к воротам, где наблюдалось оживление: кто-то приехал на назначенную встречу, кто-то с нее уезжал, а кто-то был уверен, что стоит ему появиться без предварительного звонка — и его непременно втиснут в плотное расписание.
Но пока в тесное расписание впихнули только меня. Я коротко пересказал увиденное и услышанное. Грекова временами довольно эмоционально реагировал. Как, впрочем, и Шелагин-старший. Показал я им и остаток живетьевского сердца.
— Вот как чувствовал, что эти Стаминские еще устроят, — проворчал Греков. — Предлагал же сразу решить с ними вопрос, Павел Тимофеевич. А вы заявили, что с клятвой старшего Стаминского проблем не будет. Конечно, не будет, потому что при любой клятве он теперь станет действовать в интересах внука. Думаю, того, что тот сожрал, уже достаточно.
— Евгения Павловна говорила, что нужно съесть все, — напомнил я.
— Сам говорил, что на нем уже отпечаток ауры Живетьевой.
— Это да, — пришлось признать.
Шелагин-старший потер лоб.
— Нужно всё хорошенько взвесить, чтобы не рубить сгоряча, — решил он. — Илья, думаю, ты имеешь право на отдых, а вот Алексей Дмитриевич — пока нет.
Как я понял, меня завуалированно отстраняли от решения, что делать со Стаминскими. Ничего против я не имел, так как определенно не хотел участвовать в решении судьбы Евгении Павловны и ее сына. Что-то мне подсказывало, что она окажется незавидной.
Поэтому я направился к Таисии за Глюком и уговорил ее побыть уже с нами обоими. Следующий час мы провели все вместе в гостиной. У меня не отложилось в голове, о чем мы разговаривали, потому что подсознательно я постоянно ожидал известий о Стаминских. Но до самого ужина ни одной новости о них так и не проскочило. Шелагины меня на совещание также не приглашали.
Я испытал небольшое разочарование, потому что был уверен, что действовать начнут сразу. Даже я, с моим невеликим опытом, понимал: стоит обнаружиться пропаже сердца, как Евгения Павловна исчезнет из нашей досягаемости, к гадалке не ходи.
В столовую мы с Таисией вошли первыми, почти сразу к нам присоединились Шелагины и Греков, а вот княгиня Беспалова появилась с опозданием и была чрезвычайно взбудоражена.
— Какая все-таки тварь! — экспрессивно бросила она.
— Вы о ком, Калерия Кирилловна? — равнодушно уточнил Шелагин-старший. — Какой-то поставщик отказывает в скидке?
Она застыла, удивленно раскрыв рот.
— Как, вы не в курсе? Вся столица стоит на ушах.
— Простите, Калерия Кирилловна, мы были очень заняты всё это время, — устало улыбнулся Шелагин-старший. — Проблемы, знаете ли, лезут одна за одной.
— Но это же касается в первую очередь вас.
— Быть может, тогда вы перестанете говорить загадками и поясните, что случилось.
Она неожиданно всхлипнула.
— Ваш дворец, его больше нет, — с трагическими завываниями сообщила Беспалова.
Шелагин-старший недоуменно огляделся.
— Простите, Калерия Кирилловна, но это я бы точно заметил. Он на месте, и ничего с ним не случилось.
— Да разве я про этот? Я про тот, что в центре Дальграда. Эта мерзавка его взорвала, чтобы он вам не достался. Что же теперь делать? Церемония была запланирована в определенном зале. Куда теперь ее переносить?
Она опять горестно всхлипнула.
— Не переживайте, Калерия Кирилловна. Восстановим, да еще и за счет Стаминских.
— Восстановите? — Она нервно хихикнула. — Там сейчас воронка. Эта тварь использовала такую же бомбу, как и пытавшаяся уничтожить нас Живетьева. Из одного источника взяла. Жаль только, больше не спросишь, откуда именно.
— За это тоже ответит. Никому не позволено использовать такую магию в центре столицы.
— Не с кого спрашивать. Эта безголовая дурочка что-то перепутала и взлетела на воздух вместе с дворцом и собственным папашей, которого вызвала. Так что князя Стаминского теперь тоже нет.
— О князе Стаминском говорить не приходится. Он умер не князем, — задумчиво сказал Шелагин-старший. — А ребенок? Сын Евгении Павловны?
Она замотала головой.
— Никто не выжил. Погибли все, кто были во дворце, и многие из находившихся рядом. Здания по периметру площади тоже пострадали.
«Похоже, твои родственники действовали по принципу "Хочешь спрятать труп — помести его между других трупов"».
«Слишком много их получилось».
«Гарантированно меньше того количества, которое появилось бы после взросления мальчика. Да и в период взросления он наверняка положил бы толпу. Потому что такое насилие над психикой ребенка не проходит бесследно».
— Такая трагедия, — продолжила Беспалова. — У меня совершенно пропал аппетит.
Противореча самой себе, она аккуратно отрезала кусочек рыбы, дополнила это гарниром и отправила в рот. Отпить вина из бокала она тоже не забыла.
— Прошу меня простить, Калерия Кирилловна, но я вынужден вас покинуть, — решительно сказал Шелагин-старший. — Возможно, требуется моя помощь.
— Возмутительно, что вам не сообщили, — добавил Греков.
Выглядели они оба настолько естественно, что я даже засомневался в их причастности к произошедшей трагедии.
— Я, пожалуй, тоже вас покину, — решил Шелагин-младший. — Как вы понимаете, форс-мажор.
Беспалова покивала, показательно всхлипнула и залила свое горе полным бокалом вина.
Я тоже извинился и заторопился к выходу за остальными. Пришли мы в гостиную, которая выполняла роль кабинета у Шелагина-старшего. Последний сразу же развил бурную деятельность, принявшись названивать и параллельно разглядывая фотографии, появившиеся на новостных каналах. Вид площади был в точности таким, как после взрыва на этом участке. Не пожалели на врагов дефицитную бомбу Древних.
— Нужно как-то поучаствовать… — протянул Шелагин-старший. — Показать свое беспокойство.
— Можно закрыть Строительным туманом, — предложил я. — Чтобы никто не покалечился.
— Прекрасная идея, — воодушевился Греков. — А остальные твои умения применить сюда нельзя? Чтобы не только прикрыть, но и построить под прикрытием?
«В том магазине не было ничего подходящего?» — уточнил я у Песца.