мяти, само собой. Он пил, ел, спал, ходил в туалет, с удовольствием валялся на солнышке, бесился из-за непонятливости Сантэл и не испытывал никаких признаков угасания эмоций. Люди, находясь рядом с ним, тоже не чувствовали внешне схожего с прикосновением ледяного ветра оттока энергии. То есть ничего, напоминавшего происходящие с Версанией процессы.
Лично он видел всего одно логичное объяснение, которое ему не особо нравилось. Очень уж сильно оно намекало на рабский ошейник и необходимость отдавать внезапные долги. Его, Черныша, бессмертие от физических воздействий и чувствительность ко всему, связанному со смертью, фактически лишенные побочных эффектов, свидетельствовали о идеально подходящем теле. Подходящем для обитания вернувшейся из царства мертвых души, подходящем для работы с энергией соответствующего спектра. Так, может, это тело никогда не было живым? Может, оно таким изначально было создано?
А вот Версания раньше была живой. Собственно, она до сих пор живая, её перерождение завершено дай бог процентов на десять. Отсюда проистекают её странности, ведь её организм не приспособлен к подобного рода мутациям и… Дальше мозг пасовал, знаний для продолжения анализа не хватало, а догадками сыт не будешь. В любом случае — мысль, что после завершения мутаций девушка превратится в обычного человека, только с рядом особенностей, Черныш вслух высказать бы не рискнул. Потому что сам в неё не особо верил.
В семье Сантэл называли «Крошкой». Сейчас, конечно, реже, чем раньше, когда она была маленькой, но до сих пор у старших братьев и сестер нет-нет, да проскакивало в беседе. Скоро, надо полагать, перестанут называть совсем, потому что девица активно шла в рост и к свадьбе прозвище будет выглядеть форменным издевательством. Да и в принципе она уже выросла, стала взрослой. Потому что взрослый отличается от ребенка уровнем решаемых проблем.
— А если он ребенка признает?
— Да с какой стати? Ему семья не даст.
— Ну, а вдруг у меня сыновей не будет?
— На этот счет ничего не скажу, — смерил подопечную взглядом Черныш. — С рождениями не ко мне. Но, логически рассуждая, с чего бы? Девка ты здоровая, у ближайших родственниц тоже проблем со здоровьем нет, про жениха сама знаешь. В крайнем случае жрецу заплатите, он попросит, кого надо.
— Не знаю, — помолчав, передернула плечами Сантэл. — Тревожно как-то.
На дворе царил аналог средневековья с его патриархатом. Не то, что феминисток — даже их предшественниц суфражисток в проекте не предвиделось, из женщин самостоятельно решать свою судьбу могли только магички. Довольно сложно навязывать свою волю тому, кто может в тебя фаерболом запулить или, куда чаще, подлить нечто затейливое в питьё. Поэтому немногочисленных магичек общество игнорировало, воспринимая их как неизбежное зло и исключение из правил.
Наличие любовницы у мужчины не порицалось. Более того — мужчина или юноша, вошедший в возраст и принадлежащий к более-менее высокой семье, просто обязан был обзавестись любовницей. Её отсутствие вызывало подозрения, свидетельствовало о возможной болезни или неподобающих увлечениях.
О том, что её жених периодически навещает симпатичную вдовушку, Сантэл прекрасно знала. К тому факту, что эти визиты не прекратятся и после свадьбы, относилась спокойно, воспринимая простолюдинку не соперницей, а чем-то вроде статусного украшения, обязательного для людей её круга. Смущало девушку иное. Лебин то ли был неосторожен, то ли не думал о последствиях, но у него подрастал годовалый бастард, при определенных обстоятельствах способный претендовать на отцовское наследие.
— Ты просто волнуешься, — фыркнул кот, умудрившись вложить в голос успокаивающие нотки. — Это нормально. Когда успокоишься, то поймёшь, что для тебя лучше об этом ребенке вообще не знать.
— Ну да, — скривилась девушка. — Как же! Уже четыре «подружки» посочувствовали, не узнаешь тут… Может, сказать брату? Пусть намекнет, дескать, лучше любовницу с ребенком куда подальше отправить? Домик купит, содержание выделит, что там ещё?
Про себя Черныш порадовался — о жестких превентивных мерах речи не шло. Всё-таки Сантэл — девочка добрая, иная на её месте начала бы подумывать о детоубийстве. Тем не менее, глупые порывы следовало давить в зародыше.
— Так, — скомандовал кот, садясь на подушке. — Пришло время очередного урока. Вышла на середину комнаты, да, вот сюда. Присела. Присела! Встала. Повтори: «Далеко не всё из того, что делать можно, делать нужно».
— Далеко не всё из того, что делать можно, делать нужно, — с круглыми глазами послушно повторила Сантэл. Она, конечно, привыкла ко многому, но методы Черныша её до сих пор шокировали.
— Повторить. Присела… Что сказать надо?
— Далеко не всё из того, что делать можно, делать нужно!
— Именно! Продолжаем.
На пятом приседании Сантэл осмелилась спросить:
— Долго ещё?
— Пока на ногах стоишь. Что тебе не нравится? Попа крепче станет, муж будет доволен. Не слышу!
— Далеко не всё из того, что делать можно, делать нужно! Я уже всё поняла, можно перестать?
— Ничуть. Человек — существо примитивное, лучше всего запоминает вещи, связанные с негативными эмоциями. Болью, голодом, моральными страданиями. Сейчас у тебя от непривычной нагрузки мышцы устанут, потом начнут болеть и следующие пару дней ты проходишь, скрипя зубами. Тем самым даруя мне надежду, что всякий раз, попытавшись сотворить очередную глупость, ты хотя бы на крошечное мгновение приостановишься и задумаешься, а надо ли. Чего встала, команды «отбой» не было!
Разу на пятнадцатом Сантэл не удержалась и упала на задницу. Черныш хотел было посоветовать жрать меньше, но удержался. Не поймёт. Идеальная купеческая жена весила не меньше центнера, так что собственная «худоба» девушку расстраивала, временами до слез.
— Хватит! — проныла она.
— Не реви! Для тебя же стараюсь. — На мгновение вселенец почувствовал себя стереотипным наставником из китайских второсортных боевичков, популярных во дни его молодости. Первой молодости. — Давай, ещё троечку для закрепления результата.
— Я не могу!
— Щас как цапну — мигом сможешь! Ну!
Всё-таки следует признать: в его новой жизни случаются приятные моменты.
Конечно, с Баррага он помирился. То есть можно было бы сказать, что они и не ссорились, но некоторое охлаждение в отношениях имело место. Однако брат с сестрой посидели, подумали и пришли к выводу о полной правоте нежданного советчика, поэтому встретили его появление спокойно и без повторного озвучивания претензий. А что им оставалось делать? Маги помочь не могут, жрецы то ли не хотят, то ли тоже не могут. Черныш хотя бы предлагает что-то конкретное и его действия, пусть и выполненные на основе «метода тыка» (пояснять подробности кот отказался), дают положительный результат. Ну… просто результат, что само по себе можно считать прогрессом.
Поэтому в свободное время вселенец забегал в усадьбу дворян, где старательно выспрашивал у Версании о её успехах. Девушка осваивала то, что местные называли школой духа, а вселенец — менталистикой, и демонстрировала неплохие для начинающей успехи. В общем-то, неудивительно, с её-то стимулами. Сам Черныш, к собственному удивлению, многие вещи мог прокомментировать и даже помочь с учебой, объяснить какие-то тонкие моменты. Человек из информационного общества поневоле знает многое, он погружен в поток разноплановых сведений, которые непроизвольно усваиваются в фоновом режиме. Можно, конечно, сознательно деградировать и смотреть исключительно светскую хронику или спортивные каналы, оставляя ту же политику на откуп говорящим головам, всегда готовым разъяснить, какая позиция правильная. Многие так и делают. Но если ты занимаешь высокую должность, у тебя есть деньги, о сохранности которых необходимо заботиться, если беспокоишься о семье, думаешь о перспективах детей и внуков… В таких условиях интеллект не застаивается. Во всяком случае, не у большинства.
Поэтому, как ни парадоксально, кое-что Черныш мог подсказать. Впрочем, не часто — всё-таки в прошлой жизни эзотерикой он не увлекался, да и проблема разницы подходов никуда не делась. У местных имелась своя терминология, и некоторые понятия внутренний переводчик, встроенный во вселенца, переводить отказывался. Кое-что приходилось изучать с ноля.
Тем не менее, реноме существа, разбирающегося в вопросе, пока что поддерживать удавалось.
— Даже странно, — призналась Версания, закончив очередной урок. — Для многих упражнений вовсе не нужна магическая сила, их и обычный человек может исполнять. И, если подумать, мальчиков чему-то подобному учат. Брат рассказывал, у него в детстве был наставник, показывавший ему правильное дыхание, заставлявший учить стихи, медитировать и впадать в транс. Знакомые из других семей тоже упоминали о схожих методах обучения.
— Только для мужчин?
— Девушек учат другим вещам, — покачала головой дворянка, но призадумалась. — Хотя… Леди Сиррил, моя прабабушка, рассказывала, во времена её молодости существовало учебное заведение специально для девиц из благородных родов, где им преподавали множество предметов. В их числе были и необычные, как я понимаю сейчас, косвенно связанные с магией.
— У вас нет деления на магию и науку, — потянулся, с наслаждением выпустив когти, Черныш. — Может, оно и правильно. А вообще — вы чудовищно много потеряли. У вас и социальные институты деградировали, и структура общества упростилась, и уровень образования просел. Кстати, по поводу последнего. Леди Сиррил не рассказывала — в королевстве прежде не существовало системы школ, обязательных для посещения всеми детьми, начиная с определенного возраста?
— Всеми?! — изумилась Версания. — Даже простолюдинами?! Нет, никогда!
— То есть аналога промышленной революции у вас не случилось. Ну и фиг с ней. Не факт, что она нужна, в магическом-то обществе, — непонятно заметил кот. Вместо того, чтобы завалиться обратно на мягкую подушку, он подошел к краю кровати и уселся, обвив хвостом лапы. — Юрган пришел. Чего-то рано он сегодня.