– Так не делается! – Ной оттолкнул ее руку, но удержался и голос повышать не стал. – Никакого свадебного пира не было! Нефилим в наш шатер не приходил!
– Нефилимы многого из того, что делаем мы, не делают. У них другие обычаи, не наши.
– Махла так пожелала? Она любит этого нефилима?
– На то похоже. Она присылает весточки через Иалит. Она не хочет сказать нам обо всем сама.
– Отдать дочь в шатер другого мужчины – в этом нет ничего необычного. Но почему без надлежащих церемоний? – буркнул Ной.
– Когда Махла беседует со мной, – тяжело проговорила Матреда, – она постоянно твердит, что времена изменились.
Ной вздохнул:
– Не это мы бы выбрали для нашей дочери, но, в конце концов, Оливема…
Матреда прижалась к мужу, и он обнял ее.
– Я бы предпочла кого-нибудь из наших молодых великанов. По крайней мере, они вправду молоды, и мне кажется, они хорошие.
– Они прижились у нас, – согласился Ной, – а нефилимы – нет. Сейчас кажется, будто близнецы были с нами всегда.
– А прошло несколько лун, – сказала Матреда. – Семь или восемь, не меньше.
– Они творят чудеса в огороде и в садах моего отца. Это тяжелая работа, но они никогда не жалуются.
– Может, Иалит… – начала было Матреда, потом сказала: – Пора бы пригласить их как-нибудь вечером в наш шатер. Лучше бы Махла не позволяла нефилиму увлечь себя. Они блистательны, но мне не верится, что они умеют любить.
– Я поговорю с Махлой. – И Ной потянул Матреду к спальным шкурам.
– Если она станет говорить с тобой, – ответила Матреда.
Близнецам нравилось бывать в большом шатре с его шумом, смехом и песнями. Однажды в полнолуние там собрались все замужние дочери Ноя с мужьями и детьми и были танцы, и музыка, и громкие ссоры, и примирения.
– Как бы мне хотелось, чтобы Махла была здесь! – вздохнула Матреда.
Не прошло и луны, как Ана с Элишивой принесли дедушке Ламеху большой горшок тушеных овощей и снова пригласили близнецов в большой шатер.
– Приходите почаще! – сказала Ана. – Вовсе не обязательно дожидаться приглашения.
Сэнди чувствовал ее зазывный взгляд. Он отвернулся:
– Нам не хочется слишком часто оставлять дедушку Ламеха.
Хиггайон, лежавший у очага, взмахнул жилистым хвостиком, поднял голову и со стуком уронил ее обратно.
Ана снова одарила Сэнди улыбкой:
– Ты уже почти такой же смуглый, как любой из нас, и у тебя весь нос в веснушках.
– И День тоже, – дружески улыбнулась Элишива. – Я ведь и не думала, что он справится. Матреда боялась, что он умрет. Но Оливема – настоящий целитель. И Иалит так хлопотала над ним!
Сэнди опять ощутил укол ревности. Когда Иалит приносила еду или светильник, она старательно – даже слишком старательно! – следила, чтобы улыбаться близнецам поровну.
– Это было уже давно. – Сэнди сам удивился, услышав, как раздраженно это прозвучало. – Мы уже много месяцев как выздоровели.
– Много чего?
– А, ну да. Много лун. – Действительно, ведь жители оазиса считали время лунами, урожаями и движением звезд.
– Иалит пора бы уже подыскать мужа, – намекнула Ана, но Элишива оборвала ее:
– Иалит будет хорошей женой. Но ей еще рано замуж.
Взгляд Аны заметался от одного близнеца к другому. Она хмыкнула и поджала губы.
Элишива дернула Ану за руку:
– Нам пора возвращаться, а то Матреда нас отругает.
– Я ее не боюсь, – заявила Ана.
– При чем тут «боюсь»? Дома куча работы, а она слишком стара, чтобы справиться в одиночку.
– Слишком толста, – пробормотала Ана.
– Ой, кто бы говорил!
И, продолжая переругиваться, женщины ушли, забрав с собой пустой горшок.
Близнецы же отправились в огород, надев сплетенные Матредой соломенные шляпы. Солнце стояло еще не очень высоко, тени были длинными.
– Мы совсем ненадолго задержимся, – сказал Сэнди.
Они трудились не покладая рук. Казалось, будто не успеешь выдернуть сорняк, а уже вырос новый. Прополка – работа без конца и края. Про Иалит братья не говорили. У них было более чем достаточно дел.
Дедушка Ламех больше не ходил с ними в огород; он большую часть дня дремал в шатре. После долгого дневного сна он иногда сопровождал их к колодцу. Там близнецы набирали воды в большие глиняные кувшины. Один из них был для шатра, другие – для огорода. Хиггайон помогал им с поливом: его хобот разбрызгивал воду не хуже брандспойта.
– Хорошо все-таки работать в огороде, – сказал Сэнди, – даже если этот огород не дома.
– Как ты думаешь, а кто ухаживает за нашим огородом дома? – спросил Деннис. – Там сейчас как раз пора собирать урожай. Ну, конечно, если время там и тут течет одинаково.
– Здесь все по-другому, – отозвался Сэнди. – Например, люди живут гораздо дольше.
– Значит, и со временем может быть по-другому. Дома у нас были будильники и школьный звонок, а тут время проходит как-то само по себе, я его почти не замечаю.
– Не хочу я думать про время, – фыркнул Сэнди. Он посмотрел на брата. – Да, такими загорелыми дома мы никогда не бывали. Это Ана верно сказала.
– И волосы у нас выгорели. Ну, во всяком случае, если мои выглядят так же, как твои.
Сэнди взглянул на близнеца:
– Они у тебя точно намного светлее обычного.
– Интересно, а каково бы это было – снова надеть одежду?
Они привыкли ходить в одних лишь набедренных повязках. Они даже привыкли жить без душа и обходиться без воды при мытье. И практически не замечали запахов в шатре.
Сэнди принялся подвязывать лозами высокие зеленые кусты, гигантскую версию того базилика, который они дома садили между помидорами. Дедушка Ламех часто использовал этот базилик, чтобы приправить свою стряпню.
– Я больше не скучаю по дому. Ну, хотя бы не тоскую.
– Я стараюсь пореже думать о доме, – произнес Деннис. – Только напоминаю себе, что раз уж я не умер от солнечного удара, значит мы должны так или иначе вернуться домой.
– Мы уже не будем прежними, – вздохнул Сэнди, потом скорчил гримасу. – Не нравится мне, что Тигла постоянно ошивается вокруг. На Тиглу я не согласен.
– В школе таких, как Тигла, помнишь, как называли… – И тут Деннис произнес не слишком хорошее слово.
– И заметь, в нашей школе и близко не было никого похожего на Тиглу, – ухмыльнулся Сэнди.
– Она старше. – Оба упорно продолжали молчать про Иалит.
– Угу, – согласился Сэнди.
– Дело в том… – Деннис помолчал. – Что-то произошло. Мы больше не дети.
– Знаю. – Сэнди наклонился за очередным растением.
Деннис дернул упрямый сорняк с такой силой, что плюхнулся наземь.
– Что-то в последнее время не видать Аднареля. И других серафимов.
Сэнди закончил привязывать базилик к бамбуковой подпорке. Ему вдруг представились скарабей и пеликан, верблюд и лев. Он всегда чувствовал себя лучше, если рядом был Аднарель. Когда серафим принимал облик скарабея, он обычно сидел где-нибудь рядом с постелью дедушки Ламеха или устраивался на ухе Хиггайона. Его присутствие давало Сэнди ощущение безопасности.
– Мне кажется, мы нравимся серафимам.
– А тем, другим, нет, – ответил Деннис. – Ну, в смысле, нефилимам. Я видел, как они на нас смотрят, когда думают, что мы не замечаем. А однажды после прихода Тиглы вокруг меня все вился комар. И я думаю, что это был не простой комар.
– Рофокаль, – кивнул Сэнди. – Я слышал, как Тигла назвала одного из нефилимов Рофокалем.
– Мы им не нравимся, – сказал Деннис.
Когда требовалось что-нибудь из продуктов, близнецы оставляли дедушку Ламеха и шли в ближайшие лавки, прихватив инжир, финики и овощи с огорода для обмена на рис или чечевицу. На пыльных тропинках они сталкивались со многими жителями оазиса. Те всегда останавливались, чтобы поглазеть на близнецов если не в открытую, так хотя бы исподтишка.
Когда они проходили мимо нефилимов, которым братья могли смотреть глаза в глаза, сверкающие крылья трепетали, но нефилимы не желали показывать, что замечают их присутствие, разве что внезапно принимали животный облик, так что высокий мужчина с яркими крыльями вдруг исчезал – и вместо него по тропе бежала ящерица-сцинк, или семенил рыжий муравей, или полз слизень, оставляя за собой склизкий след.
Женщины – во всяком случае, молодые – давали близнецам понять, что восторгаются ими. Братьев то и дело касались маленькие руки. Близнецы купались в море улыбок. Тигла, казалось, откуда-то знала, что им потребуется рис, или фасоль, или чечевица, и поджидала их именно у той лавочки, в которую они направлялись.
Мужчины и пожилые женщины вели себя иначе. Иногда близнецов осыпали проклятиями или плевали в них. Сэнди с Деннисом не рассказывали об этом дедушке Ламеху – он бы сильно расстроился. Они приучились ходить к тем немногим торговцам, которые обращались с ними дружелюбно и не старались жульничать.
Как-то раз Деннис сказал:
– Слушай, Сень, если тебе хочется погулять с Тиглой, на меня можешь не оглядываться.
– Вовсе мне не хочется. – Сэнди отвел взгляд от обочины тропы, где стервятник обдирал мясо с тушки какого-то зверька.
– Ну, я имел в виду – только потому, что это ее отец с братом бросили меня в помойную яму… В смысле, я хотел сказать, что не собираюсь тебе мешать.
– Договорились, – кивнул Сэнди.
Они обращались друг с другом как никогда заботливо.
И по-прежнему не говорили об Иалит.
Иалит с Оливемой помогали Матреде убирать в большом шатре, когда их побеспокоили: хлопнул полог шатра и вошел нефилим с крыльями цвета лаванды. Даже не поздоровавшись, он заявил:
– Махла скоро родит. Ей нужна будет ваша помощь, чтобы принять ребенка.
Матреда сжала в руках ветку пальмы, которую использовала в качестве веника:
– А у вас там что, помочь некому?
Угиэль посмотрел на Оливему из-под тяжелых век. Ткнул пальцем в ее сторону:
– Она будет полезна. И Махле понадобятся мать и сестра.
Оливема отступила на шаг:
– Как мы узнаем, что пора идти?
– Сегодня ночью. К восходу луны. Я, Угиэль-нефилим, говорю вам.