– Но это была её идея. Она пригласила меня! – запротестовал Руперт, который никак не мог отогнать от себя мысль, что, пока он заточен в этой комнате, его могут арестовать за что угодно.
– Верно, – заметила офицер Томлин. Она что-то записала. – Как и ты, и она говорили ранее. Она хотела почитать тебе свои любовные письма. А теперь она исчезла. И никто не знает, где она.
– Она прислала нам открытку от самого большого в мире мотка бечёвки[25], – сообщил дядя Моффат. – Говорит, что она на пути к новой жизни. Ну, и в общем всё, скажу вам.
– Я полагаю, вам объяснили, почему вы здесь? – спросила у дяди Моффата офицер Томлин.
– Больше никого не оказалось дома, когда вы заехали, к этому всё сводится, верно? – ответствовал дядя Моффат. – Вы хотели услышать от кого-то из семьи, куда уехала тётя Хазелнат, но, как я уже сказал, мы понятия не имеем. Она никогда не была Риверс, знаете ли, она просто вышла замуж за моего брата. Она урождённая Макинтош.
– Да, однако мы и ей надеялись задать пару вопросов, – сказала офицер Томлин. – Интересное совпадение, что она уехала именно тогда. Особенно учитывая, что никто из вас этого не ожидал.
– Э, нет, тут вы ошибаетесь, – заявил дядя Моффат, сев без приглашения и развалившись так вальяжно, что стало ясно, что он везде, куда ни зашёл, чувствует себя хозяином. – Нас заранее не проинформировали, однако нельзя сказать, что мы не ожидали подобного. Говоря откровенно, мы ждали этого все тридцать лет, как умер Джо. Сами понимаете, зачем ей было оставаться? Это был не её дом. Она не выросла в нём. Мы всегда думали, что она, конечно же, захочет вернуться к собственной жизни и прежнему кругу общения, но она осталась. Когда она, наконец, уехала, никто из нас не был удивлён, если не считать того, что мы недоумевали, почему ей потребовалось столько времени. И она могла бы оставить нам свой адрес, чтобы мы могли перенаправить её корреспонденцию, но, что поделаешь, разве можно ждать такой предупредительности от Макинтош.
– Значит, вы не думаете, что её исчезновение как-то связано с попыткой ограбления и похищением? – уточнила офицер Томлин.
– С чего бы? – удивился дядя Моффат. В этот момент вернулся офицер Крамер с бургером и жареной картошкой, он перегнулся через стул дяди Моффата, чтобы положить их перед Рупертом, но дядя Моффат выхватил свёрток с лету. – О, ланч с доставкой! Очень любезно с вашей стороны. – Он проглотил всё настолько быстро, что никто не успел и слова сказать.
Офицер Крамер наградил дядю Моффата ошарашенным взглядом и пробормотал, что сходит ещё, но тут в дверь просунулась голова ещё одного полицейского со словами:
– Офицер Крамер. Вы нужны. Ограбление в мини-маркете на Третьей.
И Крамер умчался.
– Ладно! – сказала офицер Томлин. – Ну что, Руперт, мы тогда чуть позже раздобудем тебе обед. А теперь, минутку, я достану твои показания. – Она пролистала стопку бумаг. – Вот и они. Руперт Браун, десять лет, дата рождения… Ого… – Она перестала читать и подняла глаза. – Дата рождения – шестнадцатое апреля. Сегодня. Выходит, тебе уже не десять, а одиннадцать лет. С днём рождения!
– Спасибо, – краснея, пробормотал Руперт.
– Ну, тогда мы постараемся тебя не задерживать. Празднуете дома? – с улыбкой спросила офицер Томлин.
– Да, – соврал Руперт. Мать Руперта всем детям покупала на день рождения пакетик пастилок с ментолом и эвкалиптом. У них был мерзкий вкус микстуры от кашля, и их не любил никто, кроме самой миссис Браун. Для семьи, выживающей благодаря кухонным отходам, это была серьёзная трата, и всё же, несмотря на то, что пастилки были чем-то новым и с технической точки зрения съедобным, дети их на дух не переносили, так что леденцы в конечном итоге возвращались к миссис Браун, которая всякий раз наигранно удивлялась.
– Ладно, давай ещё раз пройдёмся по тому, что произошло. И, мистер Риверс, не могли бы вы послушать, что расскажет Руперт, и посмотрим, не всплывут ли у вас в памяти какие-нибудь подробности того, что миссис Риверс рассказывала, вернувшись домой в тот вечер. Может, вы припомните что-то, о чём она упомянула при вас, но нам сказать забыла.
– Хмм, – замычал дядя Моффат, прижав ладонь ко лбу и глубоко задумавшись.
Целый час дядя Моффат и Руперт рассказывали, снова и снова, всё, что могли вспомнить. Но ничего нового не всплыло. Руперт был невероятно горд собой. Он ни разу не проговорился о том, что произошло на самом деле, и офицер Томлин явно верила его словам.
– Ну что же, спасибо вам обоим, вы можете идти, – наконец произнесла офицер Томлин. – Весёлого тебе дня рождения, Руперт! Давай, я найду, кто может подбросить тебя домой?
– Я его завезу, – вставил дядя Моффат.
– Хорошо, – согласилась офицер Томлин и отпустила их.
Дядя Моффат и Руперт шли к машине.
– Ну, Руперт, – усмехнулся дядя Моффат, – думается мне, мы их обдурили. Идеальное преступление!
Руперт поднял на дядю Моффата перепуганные глаза – неужели знает больше, чем можно подумать, – но затем сообразил, что дядя Моффат просто шутит, и услужливо засмеялся.
Когда оба уселись в огромный «Кадиллак» дяди Моффата, дядя Моффат заметил:
– Уроки ещё даже не закончились. Гляди-ка, ты получил целый час свободы, да ещё в день рождения. Ну, Руперт, на что его потратим?
– Что? – переспросил Руперт.
– Твой свободный час, – пояснил дядя Моффат.
– Не знаю, – растерялся Руперт. Он не понимал, почему они вообще должны его на что-то тратить.
– Я знаю, – сообщил дядя Моффат. – Поедем и купим тебе костюм.
– Костюм? – повторил Руперт, убеждённый, что недослышал.
– Да, каждому молодому человеку полагается пошить костюм по мерке в день рождения. У тебя есть костюм, Руперт?
– Нет, – проговорил Руперт.
– Вот видишь, а у каждого молодого человека должен быть костюм, и точка. А у меня есть чудесный портной на Четвёртой. Отличные ткани. Я у него часто заказываю. Он знает, как меня порадовать. Если я скажу, сей же час пошей мне костюм, он так и сделает, не откладывая в долгий ящик. Я покажу тебе, как выбирать костюмную ткань и какую просить посадку. Это будет частью твоего образования.
– Хорошо, – согласился Руперт. Он стеснялся сказать, что ему совершенно некуда носить костюм. Он бы надел его в школу, для тепла, да только его в тот же день отделают по первое число. В школе была целая шайка задир, у которых руки так и чесались вздуть всякого, кто вздохнёт не так, как все, и у Руперта хватало ума не давать им повода. Но он сможет в нём спать. Он слышал, что есть пижамные костюмы. И тут он сообразил, что даже своим братьям не сможет объяснить, откуда у него взялся костюм.
Дядя Моффат повернул в сторону коммерческого центра города, всю дорогу насвистывая. Похоже, мысли о костюме его привели в самое солнечное расположение духа.
Когда они вошли в ателье, первое, что увидел Руперт, – это бесчисленные рулоны ткани, лежавшие вдоль стен.
Как тут можно выбрать?
– Моему юному другу необходим костюм, Берни, – оповестил дядя Моффат.
– Могу себе представить, – сморщив нос, заметил Берни. – Только посмотрите на его рубашку. В ней же дыры.
– Ну, ну, Берни, не будь снобом.
– Когда вам нужен костюм? – спросил Берни.
– Сегодня, – беспечно заявил дядя Моффат.
– СЕГОДНЯ?! – возопил Берни.
– Да, в течение часа. И мы возьмём также семь рубашек.
– Эхе-хе, – вздохнул Берни. – Но тогда вам придётся взять готовые рубашки.
– Вот что я тебе скажу, мы возьмём одну готовую рубашку, чтоб было в чём прогуляться сегодня, оставшиеся шесть ты сделаешь позднее и сообщишь мне, когда они будут готовы. Нет смысла шить мальчишке костюм на заказ, если он станет носить его с дурно сидящей рубашкой.
Берни скривился.
– Нет уж, не надо хмуриться. Это подарок Руперту на день рождения. И без костюма мы отсюда не уйдём.
Берни закатил глаза. Он вызвал своих ассистентов, работавших за швейными машинками в задней комнате ателье, и повесил на дверь табличку «Закрыто».
– А теперь, Руперт, я расскажу тебе, что ты хочешь, а что не хочешь видеть в рубашке, – провозгласил дядя Моффат.
Он подвёл Руперта к стене, у которой готовые рубашки лежали стопками по цвету. Казалось, тут были тысячи, миллионы рубашек, за ними даже не было видно стены. Красные переходили в оранжевые, переходили в жёлтые. Стопки тёмно-синих бледнели и светлели. Рядом таким же образом были разложены зелёные. Это было невероятно красиво. Ничего красивее Руперт и не видел. Его кольнуло воспоминание о том, как мать тогда в парке «Кони-Айленд» сказала отцу, что однажды у неё будет костюм и туфли из крокодиловой кожи. Вот бы ей здесь понравилось! Наверняка она и не была никогда в таком магазине и не видела, как делают костюмы. И почему всё это происходит с ним, а не с ней?
Это казалось несправедливым, но эти мысли вылетели у него из головы, едва ему потребовалось выбирать. Как можно выбрать один-единственный оттенок, да хотя бы и семь, когда кругом столько вариантов?
Дядя Моффат вытянул коричневую рубашку.
– Эта идеальна.
– Ох, – вымолвил Руперт, разочарованно глядя на ткань цвета грязи. – А нельзя ли выбрать хотя бы одну шикарного цвета?
– Не говори чепухи! – отрубил дядя Моффат. – Я вырос в этом городе. Я знаю, что такое грязь. И что такое шоколад. Спорим, шоколад тебе по вкусу, а, Руперт?
– Да, – мечтательно протянул Руперт.
– А теперь мы посмотрим костюмные ткани.
Дядя Моффат заставил Руперта перещупать все ткани. Тут была камвольная шерсть[26], кашемир, хлопок, лён, полиэстер, вельвет и шёлк. Ткань была разной плотности, от семи до четырнадцати унций на квадратный ярд.
Наконец, дядя Моффат глубокомысленно изрёк:
– Итак, Руперт. Я приложил все усилия, чтобы обучить тебя. Теперь настало время тебе принять решение.
– Я хочу самый тёплый, самый плотный костюм, какой только есть, – решил Руперт. – Из четырнадцатиунцевой шерсти. Плотного тёплого плетения.