чери. Посмотришь со стороны – можно подумать, он их папаша, везет дочурок домой. С концерта. Или каникул. На миг его огорошила утрата того, чего он никогда не знал.
Девушки проснулись лишь на повороте к «Березкам».
– Приехали? – сонно спросила Надя.
– Ага, – сказал Энди. – Приехали.
Все здание темно, только фонарь на крыльце тускло освещал дверь. Энди затормозил. Ни малейших признаков жизни, кроме бледных мотыльков, в суицидальном раже атаковавших лампочку. Ни следа обещанной неприятности – разве что неприятность эта без шума и пыли уничтожила всех обитателей «Березок». Акустическая волна или беззвучные инопланетные войска.
– Это – гостиница? – спросила Надя и встряхнула сестру.
– Да, лапушка, – сказал Энди. – На вид не ахти, это правда. Но внутри уютно и мило.
Надя снова встряхнула сестру и сказала:
– Катя, просыпайся, мы приехали.
На сей раз тон был резче, настойчивей, и Энди занервничал. Надя подергала ручку, но на дверях стояли детские замки.
– Выпустите нас, пожалуйста, – сердито сказала она.
– Погоди, лапушка, – ответил Энди и набрал Томми. – Я только спрошу, где наши встречающие.
Томми трубку не взял, но парадная дверь внезапно распахнулась, и появились Джейсон с Василием. Тактика отработанная: бегом к машине, открыть дверцы, схватить по девчонке и выволочь наружу.
Польки оказались боевые, Энди мог бы догадаться. Они брыкались, и вырывались, и орали. Особенно младшая Катя – как зверюга дикая, огонь девка. Глядя из машины, Энди с удивлением понял, что отчасти болеет за девчонок. Шансов у них не было – бой закончился, когда Джейсон вырубил Катю ударом по башке. Закинул ее на плечо, как мешок с углем, и понес в дом, а следом Василий потащил за волосы вопящую Надю.
Энди так увлекло это зрелище, что он чуть со страху не помер, когда в окно громко постучали.
– Дела хреновы, Хитрый, – сказал Томми.
Гензель и Гретель
Напоследок Гарри успел увидеть, как Кристал стоит на дороге и орет на удаляющийся «эвок». Потом человек на пассажирском сиденье перегнулся через спинку и велел Гарри отдать телефон, и лечь на пол, и глаз не открывать – то есть, сделал вывод Гарри, они не хотят, чтоб он видел, куда они едут, а может, боятся, что он из окна подаст кому-нибудь сигнал, попросит помощи. Хотя бы мешок на голову не натянули и глаз не завязали – а если бы планировали похитить Гарри, подготовились бы, мешок или повязку припасли, нет? Значит, просто угон, но операция не задалась, так? В конце концов, «эвок» – дорогая тачка, неудивительно, что ее захотели спереть. И, дальше рассуждал Гарри (он вообще много рассуждал, это помогало ему не спятить), они проедут пару миль, выпустят его и Каррину, и все спокойно разойдутся по своим делам. Счастливый финал для всех причастных.
Каррина молчала, и когда Гарри вопреки распоряжениям приоткрыл веки на щелочку и посмотрел, выяснилось, что сестра, слава тебе господи, уснула. Перегрелась, кажется, – волосы липли к взмокшему лбу. На щеках мерцали заблудшие блестки. Успокоившись на этот счет, Гарри очень постарался не открывать глаз, что оказалось просто на редкость сложно: все инстинкты подталкивали поступить наоборот. Он пошарил вслепую и нащупал горячую липкую ладошку Каррины.
Гарри, конечно, ничего не видел, но поневоле слышал, как недовольно ворчат люди спереди. Похоже, он ошибся. Не автомобильный угон, а настоящее похищение, и похищали Каррину. У отца Гарри водились деньги, чего он скрывать не любил, и, пожалуй, логичнее похитить его дочь и потребовать выкуп, чем просто угнать его тачку. («Мою тачку», – поправил голос Кристал у Гарри в голове.) А вот Гарри, тоже ребенок Томми, видимо, не засчитывался. («Парнишка», называли его эти люди – очевидно, не знали даже, как его зовут.) Он тут просто «сопутствующий урон». То есть что – разменная монета? Скоро они остановятся, велят ему выйти из машины, поставят на край канавы и пристрелят? (Гарри недавно смотрел документалку про СС. «Оставь историю в прошлом, ей там самое место», – сказала Кристал, увидев, что́ на экране.)
Где-то спустя полчаса машина остановилась, и один похититель сказал:
– Глаза можешь открыть. Вынеси ребенка сам.
Когда Гарри выбирался из машины, коленки слегка дрожали, но стрелять его никто вроде не собирался. Он отстегнул Каррину – та возмутилась во сне, но не проснулась. Как она отнесется к сложившейся ситуации, оставалось только гадать, хотя, вообще-то, натура у нее довольно флегматическая. («По названию похоже на болезнь», – сказала Кристал.)
Лишь теперь Гарри выпал шанс хорошенько разглядеть похитителей. Ожидал увидеть замурзанных, обдолбанных уголовников, но это он, видимо, слишком часто пересматривал с Карриной «101 далматинец», потому что эти дядьки оказались крепкие и деловитые, почти что спецназовцы, как бывшие солдаты из «Кто рискует – побеждает»[116], хотя решительно непонятно, на что десантникам сдалась Каррина.
Машина остановилась посреди поля. Вокруг тоже одни поля. Моря не видно, но горизонт пуст – ощущение такое, будто море где-то рядом. Когда-то на поле была трейлерная стоянка – у пары ветхих трейлеров колеса заросли ржавой травой и чертополохом, один остался вообще без колес. В углу у ворот стоял трейлер поновее и покруче, стационарный.
– Даже не думай драпать! – рявкнул Гарри один дядька, а другой, который забрал телефон, сейчас выудил его из кармана и сфотографировал Гарри и Каррину, хотя, опять же, интересовала его только Каррина.
– Подними ее повыше. Ущипни, что ли, пусть проснется.
Гарри поднял ее повыше и сделал вид, будто щиплет.
– Без толку. Отключилась – не добудишься, – сказал он. – Даже землетрясение не поможет.
Закончив с фотосессией, они кому-то отправили снимок, сначала посовещавшись о том, что сообщить в сопроводительной записке. Кристал найдет Гарри – он поставил ей трекер на телефон. Эта мысль его взбодрила, но тут один дядька буркнул:
– Надо выкинуть этот ебаный телефон, пока не отследили.
Гарри решил дать дядькам имена, чтоб запомнить на потом. Вообразил, как уже после всего добрая женщина из полиции на заднем сиденье патрульной машины расспрашивает обо всем, что выпало на его долю, а он ей говорит: «Ну, у того, которого я называл Пинки, был шрам на подбородке, а у Прикола татуировка на предплечье – лев, кажется», – и добрая женщина из полиции отвечает: «Молодчина, Гарри. Твои сведения наверняка помогут нам очень быстро поймать этих коварных злодеев». Гарри, конечно, понимал, что добрая женщина из полиции не скажет «коварные злодеи» – да он бы и сам не стал так выражаться, – но звучит хорошо, и вдобавок она же воображаемая.
(– Ведь как обстоит дело с воображением? – сказала ему мисс Рискинфилд. – Оно не знает границ.)
Пинки и Прикол – это такие стародавние куклы[117]. Гарри их видел на «Ютубе» – тоска неописуемая. Он не удивился бы, обнаружив их на афише в «Чертогах». Гарри и узнал-то про них только потому, что Баркли называл так (с презрением, иначе он не умел) двоих рабочих сцены.
Гарри думал, если лишить похитителей анонимности, они будут не такие страшные, но с именами они ужасали еще больше. Он старался сосредоточиться на образе доброй женщины из полиции, но ему снова и снова виделось, как она стоит над канавой, куда скатили его бездыханное тело.
Интересно, что там написал Пинки и для кого. (Лучше, наверное, «кому»? У мисс Рискинфилд насчет стилистики было очень строго.) Отцу, вероятно, – грозное требование выкупа. «Плати, или убьем ребенка». Гарри передернуло. В воображаемой канаве теперь валялись два тела.
У Пинки с сообщением не задалось – он бродил по полю кругами, держа телефон над головой, словно бабочку ловил.
– Связи нету ни хера, – в конце концов заключил он.
– Потом отправишь, – сказал Прикол.
Пинки – так же звали персонажа («протагониста», услышал он голос мисс Рискинфилд у себя в голове) «Брайтонского леденца»[118]. Гарри к следующему триместру полагалось прочесть. А он, может быть, уже никогда и не прочтет. Целые эскадры мировой литературы проплывут нечитанными над Гарри, пока он будет истекать кровью в этой канаве, глядя в небеса.
– Ты! – скомандовал Прикол.
– Да? – (Чуть не прибавил «сэр».)
– Тащи девчонку сюда.
– Меня зовут Гарри, – сказал Гарри. Про это он где-то читал: надо показать похитителям, что ты тоже человек.
– Блядь, да знаю я, как тебя зовут. Тащи девчонку. И не чуди мне тут, а то пожалеешь.
Наступил вечер – в окна трейлера сочился размытый сумеречный свет. Гарри и Каррину заточили в одной из развалюх. Каррина проснулась вскоре после этого и успела отыграть больше половины ролей Семи Гномов – поворчала, повеселилась, подурила, подремала. И проголодалась, но, к счастью, похитители оставили Гарри пакет из «Ко-опа» – упаковка сэндвичей с белым хлебом и бутылка «Айрн-брю». Кристал, наверное, сделает поправку на обстоятельства.
Гарри проводил время (а каждую минуту хоть выпроваживай, потому что все они топтались и не желали проходить), играя с Карриной в дурацкие игры, и травил ей бесконечные анекдоты – она их не понимала, но исправно старалась посмеяться. («Какой у пирата любимый сыр? Чедд-арргх».) А еще Гарри, естественно, пересказывал все истории сказочного канона и по кругу пел «Отпусти». Теперь Каррина, слава богу, опять разыгрывала сонного гнома. Гарри воспользовался шансом и снял у нее с лица несколько блесток. Когда она задремала, Гарри стало нечем заняться – только обдумывать положение, в котором они тут оказались.
Есть чему радоваться, сказал он себе. Их не связали, не заткнули им рты кляпами, а если б их планировали убить, вряд ли оставили бы еду, правда? Тем не менее они, безусловно, в плену. Гарри очень старался выбраться из трейлера. Пытался разбить толстые оконные стекла – в трейлере валялся старый железный табурет. Тупым ножом, найденным в ящике, выковырять стекла из рам. Вышибить дверь ногой. Вышибить дверь плечом. С нулевым результатом. Трейлер вроде древний, но крепкий.