Поскольку на мысу Флэмборо Гарри и Карри не оказалось, Джексон отвез павшую духом Кристал назад в «Горнюю гавань».
– Может, позвонят на домашний, – с надеждой сказала Кристал. – Или привезут их назад. Если хотели преподать мне урок, у них получилось, – уверяю вас, мне мои дети дороги.
Доехали уже в сумерках. Когда свернули на подъездную дорогу, над головой воздушным эскортом замелькали летучие мыши. «Тойота» приближалась к дому, и вдоль обочин автоматически врубалась приветственная иллюминация. Ничего себе домина. Надо думать, «Грузоперевозки Холройда» процветают.
Джексон как раз талдычил Кристал, что теперь у нее нет другого пути – только в полицию, а она как раз талдычила ему, что пускай отъебется, и тут вспыхнула сенсорная лампа над парадной дверью.
Кристал ахнула, а Джексон сказал:
– Ох блядь, – поскольку оба увидели, что́ лежит на крыльце.
Похоже на груду одежды, но вблизи она обрела человечьи очертания. Сердце у Джексона ухнуло вниз на несколько этажей, и он подумал: «Господи, умоляю, пожалуйста, только не труп». Но тут фигура заворочалась и распалась на две – одна побольше, другая поменьше. Та, что побольше, встала и заморгала в ярком свете. Гарри.
Кристал выскочила наружу, не успел Джексон дать по тормозам, и помчалась к Гарри, и обняла его, а затем подхватила с крыльца Карри.
Джексон одеревенело вылез из машины. Долгий выдался денек.
На Эспланаду он поднялся на фуникулере – пожалел Дидонины лапы, но его колени тоже сказали спасибо. Вышел из кабины – а наверху все заполонила съемочная группа «Балкера». Джулии, впрочем, не видно, поэтому Джексон пошел на базу. Весьма любопытно было бы знать, когда он снова получит отпрыска. С последней встречи Джексон несколько раз писал Натану, спрашивал, как дела. («Как оно?») После истории с Гарри он думал о Натане – о том, каково будет, если Натана умыкнет злонамеренный незнакомец. На свои вопросы Джексон получил лишь один лаконичный ответ. «Норм». Почему так выходит, что сын может по многу часов трындеть с друзьями ни о чем, а как с отцом поговорить, так у него слова лишнего не найдется? И где вообще Натан? До сих пор у друга, видимо, хотя, черт бы его побрал, выключил GPS на телефоне – не отследишь. Придется прочесть нотацию о том, как это важно.
На базе Джулии тоже не видать. В конце концов Джексон отловил вторую помощницу режиссера – раньше с ней не сталкивался, – и она сказала, что Джулия сегодня на площадке не появлялась. Серьезно? Она же говорила, у нее ни минуты свободной нет.
– Она, наверное, с Натаном, – сказал Джексон, а помощница режиссера ответила:
– С кем? Нет, по-моему, она уехала на весь день. В аббатство Риво, если не ошибаюсь. С Каллумом.
С Каллумом?
В фургоне кафетерия Джексон съел весьма желанный сэндвич с беконом. Никакой тебе тут гречневой каши. Завтрак на площадке – самая популярная трапеза, говорила Джулия. Дидона получила от повара еще одну сосиску.
– В твои годы пора за собой последить, – сказал ей Джексон.
Подошел актер, игравший Балкера, – Мэтт / Сэм / Макс. Жуя яичный рулет, сказал:
– По вашему экспертному мнению, как лучше всего убить собаку? У меня скоро сцена, надо будет застрелить, но я подумал, если немножко побороться врукопашную, выйдет более зверски. Ну, влапорукопашную, наверно.
Джексону однажды пришлось убить собаку – не хотелось бы заострять внимание на этой истории, – но от комментария он воздержался: не при Дидоне же.
– Лучше пушка, – посоветовал он. – Видит бог, пушка зверская и сама по себе, хватит сполна. – И прибавил как бы невзначай: – А кто такой, кстати, Каллум?
– Бойфренд Джулии? Новый оператор-постановщик. По-моему, он ей нравится, потому что хорошо ее освещает.
Джексон проглотил эту весть вместе с сэндвичем.
Бесило не столько появление в жизни Джулии какого-то непонятного и нежданного Каллума, сколько то, что она поехала с ним в Риво. Террасы Риво – одно из самых любимых мест Джексона на всем белом свете, он планировал жить там после смерти, если после смерти будет жизнь. (Маловероятно, но он не прочь подстраховаться.
– А, пари Паскаля[120], – загадочно сказала Джулия.
Прилив / отлив, догадался Джексон.)
Собственно говоря, он же и показал Джулии Риво. А теперь она показывает Риво кому-то другому. Черт его знает, что там с Паскалем, но Джексон готов был держать пари: Джулия не скажет Каллуму, что они милуются в самом любимом месте ее бывшего любезного друга.
Он уже направлялся домой по Пизэм-роуд, как раз миновал парковые ворота, и тут навстречу ему проехал фургон с мороженым. «Бассани», розовый, как тот, что был в прошлый раз, и скрипел той же самой музычкой. Если пойдешь сегодня в лес, тебя ждет сюрприз немаленький.
Джексона от нее мороз по коже подрал; на ум пришли все девочки, потерявшиеся за много лет. Девочки, что терялись в лесах, на железных дорогах, в переулках, подвалах, парках, придорожных канавах, у себя дома. Девочки теряются буквально на каждом шагу. Столько девочек, которых он не спас. У Патти Гриффин была такая песня, называлась «Осторожнее»[121], – Джексон ее иногда переслушивал. Все девчонки, что сбились с пути. Неизменно вгоняла его в неодолимую меланхолию.
О последней потерянной девочке он не вспоминал минимум сутки. О девочке с единорогом на рюкзаке. Где она сейчас? Дома, в безопасности? Выслушивает укоры любящих родителей: мол, что ж ты так – вернулась поздно, рюкзак посеяла? Хотелось бы надеяться, но Джексон всеми печенками чуял, что дело обстоит иначе. По его (обширному) опыту, мозг умеет мутить воду, а вот печенки никогда не обманывают.
Может, насчет девочки с единорогом он и заблуждается, но на свете полно людей, которым он должен служить, которых он должен защищать, нравится им это или нет. Люди, похитившие Гарри и Карри, не отпустили детей по доброй воле – ну и что им помешает снова похитить одного из них или обоих? Кристал, конечно, сказала, что держит на замке рот с этими великолепными губами, но похитителям-то откуда об этом узнать? Что делать Джексону – не будить спящих псов? А псы чем заняты – и вправду спят или рыщут по окрестностям, подкарауливают шанс атаковать вновь? Его собственная спящая псина отрубилась на заднем сиденье, переваривая сосиску, и своих песьих соображений не высказывала.
Джексон вздохнул и свернул к «Горней гавани». Он тут пастух, он тут шериф. Одинокий Рейнджер. Или Тонто.
(– Ты же в курсе, что tonto по-испански значит «глупый», да? – спросила Джулия.)
Может, пастух из него как из слона балерина, но порой, кроме него, никого больше нет.
– Хей-хо, Серебряный[122], – шепнул он «тойоте».
Женская работа
Ронни и Реджи всю ночь провели в больнице, в маленькой одноместной палате, куда определили девушку. Кто-то должен был ее охранять, и как-то никого больше не нашлось. Пробудить у других полицейских интерес к девушке вообще оказалось сложно, хотя ее избили, а в крови у нее, по словам врача, нашли героин.
Когда они позвонили, дежурный сержант чуть не заржал. Мы, сказал, слишком «бедны ресурсами», допрашивать девушку никто не поедет, придется Ронни и Реджи подождать до утра, как всем.
– Еще кофейной трансфузии? – спросила Ронни, и Реджи вздохом обозначила согласие.
Больничная кофемашина участвовала в конкурсе на звание производителя худшего в мире кофе (а это очень конкурентная сфера), но обе уже заменили этим кофе всю кровь в организме, и еще один стаканчик ничего не изменит.
Когда они нашли девушку вечером на краю поля, она была полуголая и пряталась в кустах. Вся в синяках, с ужасно распухшей губой, но в основном просто перепугана до смерти. Грязная, исцарапанная шипами и колючками – вид ее, не говоря о поведении, прозрачно намекал, что за ней охотились, что она убегала через поля, и канавы, и изгороди. Будто за ней хищники гнались. Жуткая сюжетная линия, прямиком из «Балкера» или «Мыслить как преступник»[123], в жизни такого не бывает. И однако вот она – беглянка, которая спаслась.
С ее появлением у обеих испарилось всякое желание искать Стивена Меллорса – да его на поле и не было. Была пара старых трейлеров, ржавые развалюхи, и один поновее, стационарный, но они стучались, и никто им не открыл. Все жалюзи опущены, что творится внутри – непонятно. Вряд ли Стивен Меллорс практиковал там осознанность.
Обе решили, что, видимо, навигатор на телефоне Джейми Меллорса глюкнул, а Стивен Меллорс уже en famille, трескает лазанью и глушит красное, надышавшееся так, что захватывает дух. Реджи как-то раз засекла Сая посреди Ла-Манша, а когда позвонила, оказалось, что он в брайтонском пабе. «Ты что, следишь за мной?» – засмеялся он, но тогда они еще были вместе и слежка его умиляла, а не пугала (этот поворот случился позднее).
Удалось добиться от девушки имени – Мария – и установить, что она с Филиппин. Гораздо дольше до них доходило, что имя «Мария», которое она бесконечно твердила в такой ажитации, – не ее имя. Ронни перешла на пиджин – ткнула пальцем себе в грудь и сказала:
– Ронни, я Ронни, – затем ткнула пальцем в Реджи и сказала: – Реджи, – а затем ткнула пальцем в девушку и вопросительно задрала брови.
– Жасмин.
– Жасмин? – переспросила Ронни, и девушка энергично закивала.
Она снова и снова повторяла еще одно имя. Разобрать толком не удавалось, но походило на «мистер Прайс».
– Это мистер Прайс с вами такое сделал? – спросила Реджи, указав на девушкино лицо.
– Человек, – сказала она и подняла руку выше головы.
– Большой человек? – спросила Ронни.
Опять энергичные кивки, но потом девушка заплакала и снова заговорила про Марию. Изображала чудную пантомиму – будто тянула за что-то невидимое, обернутое вокруг шеи. Если б они играли в шарады, Реджи предположила бы, что это «Висячие сады Семирамиды», но почти не сомневалась, что девушка имела в виду не это. Реджи с Саем часто играли в шарады, вдвоем. У них на двоих было много благотворного невинного веселья – ребячества даже. По этому ребячеству Реджи скучала больше, чем по всякому прочему. Также известному как секс.