Ты была до Томми, сказала Фи. Томми не знал, что у них с Кристал общая юность. Забавно – в смысле «странно», а не в смысле «смешно», как сказал бы Гарри, – если в те дурные прежние времена их дорожки на миг почти пересеклись, скользнули друг мимо друга, точно раздвижные двери. Один вошел в эту жизнь, другая вышла. Может, Томми и в Бридлингтон приехал тем же поездом, на котором уехала она. Может, они даже миновали друг друга на платформе – он весь такой дерзкий, только что получил работу у Бассани, а она с дешевой сумкой «Мисс Селфридж», набитой грязными деньгами Кармоди. Кристал бежала от прошлого, где были Бассани и Кармоди, Томми бежал к грядущему, где они будут. Тут, впрочем, Кристал вспомнила, как он говорил, что купил себе первый мотоцикл в семнадцать. Мои первые колеса. А сейчас-то посмотрите на него. Сплошь колеса. И все крутятся и крутятся, колесо в колесе[128].
Кристал вспомнила этот его второй телефон. Свежий ассортимент в порту в 4:00. Новая партия едет в Хаддерсфилд. Выгрузку в Шеффилде закончил, босс. Все путем.
Грузоперевозки, сказала Фи. Можно, конечно, и так назвать.
Грузовики вообще ни при чем, и их груз тоже. Томми торговал не этим.
Что хуже – стародавний режим насилия и манипуляций у Бассани и Кармоди или хладнокровная ложь «Андерсона, Прайса и партнеров»? Те же яйца. Две стороны монеты. Полезное с приятным. Томми, Энди, Стивен Меллорс – все они работали на Бассани и Кармоди уже после того, как поезд увез оттуда Кристал. Томми пришел молодым, сам был почти пацан. И поэтому не так виновен? У Бассани и Кармоди он был бойцом, умел надавить на людей, чтоб не залупались, следил, чтоб у больших шишек наверху дела шли гладко. А теперь он сам большая шишка наверху, и какая уж тут невиновность?
Кристал услышала, как Томми уехал – на сей раз, судя по звуку, на «С-классе». Мужчина сменил лошадей и поскакал дальше. Дом опять погрузился в сон, но Кристал в его стенах не спалось. «Горняя гавань». Тихая гавань, бухта, где всегда штиль. Теперь не так.
Вот ведь придурок, а? Она же его на камерах видит – он что, не понимает? Джексон Броуди что-то вынюхивал в окрестностях дома. Даже заглянул в старую прачечную. Бог его знает, чем он там занимался, но лучше бы не трогал летучих мышей – Гарри очень расстроится. Гарри проснулся поздно и объявил, что днем пойдет в театр, хотя от мысли о том, что он будет где-то шляться, Кристал потряхивало.
– Как войдешь, не выходи, – велела она. – Пусть этот здоровый транс за тобой присмотрит.
– По-моему, он не транс, – сказал Гарри.
– Да неважно. Я потом приеду и тебя заберу.
Она подвезла его до остановки и посадила на автобус, а потом на телефоне следила, как он едет. Гарри удивился, вновь повстречавшись со своим телефоном, и еще больше удивился, узнав, что телефон без него прокатился на мыс Флэмборо.
– Что это были за люди? – нахмурился он, когда они ждали автобуса.
– Не знаю, – ответила Кристал. – Я думаю, может, они обознались.
– А почему ты не вызвала полицию?
– Так не понадобилось же? Смотри, вот и автобус.
Когда Гарри надежно устроился на втором этаже и автобус поплыл прочь, Кристал подняла Карри повыше, чтоб помахала брату. Гарри не дурак, он будет задавать вопросы снова, и снова, и снова. Может, стоит рассказать ему всю правду. До того новый для Кристал подход, что она еще некоторое время простояла, глядя вслед автобусу, который уже исчез.
А вот и Джексон Броуди вернулся – и вновь звонит в дверь. Кристал посмотрела на крупный план его лица на экранчике домофона. Какой-то все же подозрительный у него видок. Джексон Броуди хочет помочь, но только осложняет дело. В основном потому, что он, как и Гарри, снова, и снова, и снова задает вопросы.
Утром Кристал по-быстрому выперла Джексона Броуди за дверь, но ясно было, что он теперь как собака с костью, челюстей не разожмет; и точно, Кристал не ошиблась, он опять явился и что-то вынюхивает – можно подумать, она там за сараями прячется.
В конце концов он сдался, и Кристал послушала, как он уезжает, – вот теперь можно и планы строить. Дел сегодня по горло.
Актеры, на выход!
Черно-желтая полицейская лента, обвившая «Сойдетитак», никуда не делась, но местами провисала, болталась и хлопала как живая. От дома веяло опустошением, будто он пустовал не считаные дни, а годами.
С утра Винсу полагалось явиться в полицию на очередной допрос. Может, сегодня его планировали арестовать. Инспектор Марриот огорчится, если Винс не придет, но ему есть чем заняться.
Полицейских в доме не наблюдалось, и Винс отпер дверь своим ключом. Точно грабитель, право слово, хотя дом по-прежнему его, по крайней мере наполовину, а поскольку владелицу другой половины убили, когда она, владелица, еще была, говоря строго, за Винсом замужем, он теперь, видимо, владеет домом единолично. При разделе имущества Винсу предстояло отдать свою половину Венди.
– М-м, – сказал вчера Стив по дороге в отдел полиции (с тех пор как будто годы прошли!), – согласись, выглядит подозрительно – что Венди умирает прямо перед тем, как ты теряешь дом, и полпенсии, и сбережения.
По бракоразводному соглашению, которое составил ты, подумал Винс. Поди пойми, как Стиву удалось добиться таких успехов, – адвокат-то он довольно хреновый. Да только теперь все понятно, верно? Теперь Винс знает, как Стив зарабатывал свое благосостояние. («Куча денег в банке, и всегда появятся еще. Знаешь, каково это?»)
Ключи от «хонды» Венди так и висели в коридоре возле уродского барометра, свадебного подарка от одного из ее родственников, – прогноз неизменно и неумолимо гласил: «Сушь». Что может быть хуже, чем на свадьбу подарить барометр? Разве что подарить барометр, который не работает. «Может, он работает, – несколько недель назад сказала Венди. – Может, это барометр нашего брака». Пока составлялись бракоразводные бумаги, Венди переживала особо желчный период и без устали бомбардировала Винса заявлениями о разделе семейного имущества, где «раздел» означал, что Венди получит все, а Винс ничего. С тех пор как Венди заехали по башке клюшкой Винса, жалоб ни ползвука.
– Признайся, Винс, – сказал Стив, – что она тебя провоцировала. Вполне понятно, что ты готов был ее убить.
Стив тут кто – свидетель обвинения? Венди пререкалась из-за того, кому достанется собака, а барометр ее не прельщал. «Забирай», – сказала она, вся такая щедрая. Давай договоримся, Винс: мне собаку, тебе барометр. Нет, на самом деле она этого не говорила – но могла. Надо бы забрать Светика. Он же не понимает, что творится. И Эшли, понятно, тоже. От нее по-прежнему ни слова. Где она? Как она? Все возится с орангутанами?
Эшли вернется сюда, в дом своего детства, а тут совершили убийство. Надо оставить ей записку – вдруг Винса не будет. Он выдрал листок из блокнота у телефона и нацарапал послание для дочери. Прислонил к бонсаю. Деревце успело подрасти – освободилось от смирительной рубашки своей тюремщицы.
Машина Венди стояла в гараже. Тропинка вела мимо газона, и Винс приклеился к нему взглядом. Здесь она умерла. Убегала, наверное, спасалась от убийцы. Чуть ли не впервые он постиг, что эта смерть реальна. Времени после убийства прошло всего ничего (Винс потерял счет), но трава тоже выросла – Венди бы такого не потерпела.
В гараже Винс отыскал маленькую стремянку, обитавшую на настенном крючке, и подставил ее под балку. Если б кто увидел, решил бы, что Винс намерен повеситься. Перед глазами промелькнуло лицо девушки из «Белых березок», и Винс рискованно зашатался, но не упал, выпрямился, ладонью провел по грязной балке сверху. В ладонь впилась заноза, но Винс шарил, пока не нашел искомое.
Он сел в машину, завел двигатель и задом выехал с дорожки. Теперь за рулем я, подумал он. Засмеялся. Понимал, что смеется как маньяк, но слушать-то некому. И надо же – он помнил, как ехать в «Белые березки».
Приехав, бесстрашно устремился внутрь. У него была цель. Первым он увидел Энди. Тот вытаращился в ужасе.
– Винс? – сказал Энди. – Блядь, Винс, ты чего? Винс?
Порой ты лобовое стекло
По пути в «Березки» Энди купил запрошенных кипперсов. Жрать хотелось ужасно, он не помнил, когда в последний раз ел, и все же пока не настолько проголодался, чтоб жевать кипперсы. Их вообще едят просто так? Типа странные такие суси.
Энди уговорился встретиться здесь с Томми – отсюда было видно, как «мерседес» сворачивает на дорожку. При парковке Томми не церемонился. «Березки» объял штиль после шторма. Проблема исчезнувшей Жасмин никуда не делась, но в остальном люки вроде бы надежно задраены и лодка готова к списанию. Раз надо перевозить девушек и закрывать лавочку, нужны Василий и Джейсон, но их машин что-то не видать.
Внутри и снаружи стояла тишина. И удушающая жара, словно хорошая погода последних дней вошла, и застряла, и застоялась, и воздух почти осязаемо сгустился. Тишина гробовая – в такой обстановочке Энди уже становилось не по себе. В палатах на первом этаже ни души. Где Томми? Где Василий с Джейсоном? И где, кстати, девчонки?
А вот и… нет, не Томми, а Винс. Винс целеустремленно надвигался по коридору, целя в Энди из пистолета. Из пистолета! Винс!
– Винс? – сказал Энди. Винс наступал. – Блядь, Винс, ты чего? Винс?
Без малейшего предупреждения Винс нажал спуск. Выстрел отбросил Энди назад – изобразив комическое сальто, взмахнув руками и ногами, Энди отлетел и плюхнулся на пол. Его подстрелили. Его, сука, подстрелили. Энди заверещал, как кролик в агонии.
– Ты в меня попал, блядь! – заорал он на Винса.
Винс придержал шаг, бесстрастно глядя на Энди, и снова двинулся вперед – он по-прежнему наступал, и на лице его застыла эта безумная гримаса. Энди еле встал и заковылял прочь, невзирая на жгучую боль в… в чем? Легком? Желудке? Сердце? Энди, оказывается, ни черта не смыслит в собственной анатомии. Сейчас наверстывать как-то поздновато. На топливе чистейшего страха он шатко протащился по коридору, пару раз врезался в стенки, свернул в другой коридор и заволок себя вверх по лестнице, всю дорогу ожидая града пуль в спину, который его и прикончит. Града пуль не случилось, хвала небесам, и теперь Энди прятался в одной из палат. В палате, где, к его удивлению (хотя, если надо удивить человека, ничего нет лучше выстрела в упор), обнаружились все девушки. Видимо, Томми согнал их сюда, как скот, чтобы потом проще было перевозить.