Девушки по-прежнему были скручены пластиковыми шнурами и пребывали более или менее в летаргии, что хорошо, поскольку теперь-то охота шла на Энди, да? Хитрый лис спрятался в нору. Будь девушки в себе, набросились бы на него сворой гончих и разорвали на куски.
Под окном бок о бок съежились две вчерашние польки. Старые знакомицы, можно сказать, но вряд ли помогут, если попросить. Одна полька, Надя, приподняла отяжелевшие веки и невидяще воззрилась на Энди. Зрачки – гигантские черные дыры. Того и гляди затянут и проглотят Энди целиком – ужас.
– Моя сестра? – прошептала она. – Катя?
На что он сказал:
– Да-да, лапушка, рядом с тобой лежит.
Надя что-то пробормотала по-польски и опять уснула.
Энди достал телефон – очень медленно, стараясь отрешиться от невыносимой боли, – и набрал Томми. Мобильные в «Березках» ловили отвратительно. Может, потому, что стены толстые? Наверняка в таких вещах разбирается Винс. Томми не ответил. Энди позвонил Стиву и попал на голосовую почту. (А что, уже никто никогда не подходит к телефону?)
– Стив, Стив, – нервно зашептал Энди. – Ты где? Приезжай в «Березки». Срочно. Винс спятил. У него пистолет. Он меня подстрелил. Приезжай, а? И найди Василия и Джейсона.
Энди поставил телефон на беззвучный режим – он насмотрелся фильмов ужасов и знал, что телефон всегда оглушительно звонит, выдавая тебя, как раз когда обезумевший убийца уже решает бросить охоту. Винс жаждет крови. Господи, кто бы мог подумать? Венди, наверное, могла. Рода права – небось Винс и жену свою кокнул. А они, выходит, играли в гольф с кровожадным психопатом. У которого вдобавок херовый гандикап.
Где-то взревел двигатель – Энди умудрился добраться до окна и успел увидеть, как «мерседес» Томми хрустит гравием, разгоняется и исчезает за поворотом. Наверняка же услышал выстрел, гад? И бросил Энди помирать. Вот тебе и дружба.
Прямо видно, как кровь утекает из дырки в боку, точно из незакрытого горлышка масляного бака. Заткнуть нечем… но тут Энди вспомнил, что в кармане так и лежат лоскутья шарфа. Он добыл их не без труда – от малейшего движения боль адская – и прижал к ране. Жалко, что распятие себе не оставил. За свою жизнь Энди успел забыть о Боге. А Бог о нем тоже забыл? Без Его воли не упадет на землю ни одна малая птица[129], да? А с крысами у Него как?
Телефон сердито завибрировал, и на экран всплыла невозмутимая морда Лотти. Вот хорошо бы, чтоб звонила и вправду Лотти, – от нее сейчас пользы больше, чем от Роды, и уж точно она бы хоть посочувствовала, объясни ей Энди свои текущие затруднения. («Тебя подстрелили? Винс Айвс? Потому что ты торгуешь женщинами? Потому что умерла девушка? Что ж, удачи тебе, Эндрю».)
Разговор пробудил Катю от апатии. Катя забормотала по-польски, Энди прошептал:
– Спи-спи, лапушка, – и удивился, когда она послушно закрыла глаза.
– С кем ты там разговариваешь? – рявкнула Рода.
Он сдвинул руку с телефоном, и боль ударом молнии прошила все тело. В детстве, когда Энди было больно, мать его не утешала – она его корила. («Нечего было прыгать со стены, Эндрю, – тогда бы и руку не сломал».) Если б мать целовала его и обнимала, жизнь его, может, сложилась бы иначе. Эндрю тихонько захныкал.
– Это ты там ноешь? – спросила Рода. – Ты что вообще делаешь? Не забыл про кипперсы? Ты меня слушаешь? Эндрю?
– Да, слушаю, – вздохнул он. – Кипперсы я купил, не волнуйся. Скоро буду дома. – (В трупном мешке, вероятнее всего, прибавил он про себя.) – Пока, любимая.
Возможно, это его последние слова Роде. Надо было рассказать, где спрятано бабло. Не видать теперь Роде пинья-колады у бассейна. Вот она удивится, узнав, где закончилась его жизнь. Или не удивится. С ней не поймешь – в этом смысле у них с Лотти много общего.
Либо Энди тут помрет, либо постарается найти помощь – его, конечно, может добить Винс, но тогда Энди помрет по-любому. Сидеть и ждать, когда тебя убьют, – так себе вариант, и сквозь боль, дюйм за дюймом, Энди гусеницей пополз к двери. Он думал про Марию и Жасмин. Одна осталась, другая слиняла. Жалко, что не слиняли обе. Жалко, что нельзя отмотать время вспять, к Ангелу Севера, к квартире в Кисайде, к аэропорту, самолету, к той минуте, когда они нагуглили «кадровые агентства Великобритания» или как они отыскали «Андерсона, Прайса и партнеров». Жалко, что они не сидят, не потеют над швейными машинками в Маниле, не сострачивают джинсы «Гэп», грезя о прекрасной британской жизни.
Его мучительно медленному продвижению к двери помешали польки. Пришлось переползать через них, и Энди безостановочно бубнил извинения.
– Прости, лапушка, – сказал он, когда снова проснулась Надя.
Та с трудом села – глаза у нее больше не походили на черные дыры. Зрачки сузились до булавочного острия и вот-вот пронзят Энди самую душу. Надя посмотрела на него и нахмурилась:
– Тебя стреляли?
– Ага, – подтвердил он. – На то похоже.
– Из пистолета?
– Ага.
– Где он? Где пистолет?
Сойдетитак
Девятимиллиметровый браунинг, личное оружие армейского образца, несколько лет назад заменили на глок. Корпус связи. В прошлой жизни. Так сказал Винс Айвс в тот день, когда они вместе грохнулись с обрыва. Должно быть, контрабандой привез пистолет домой – должно быть, на армейском транспорте, возвращаясь с последнего задания. У Джексона были знакомые, которые так поступали, – хотели сохранить скорее как сувенир, чем как оружие. Напоминание о том, что некогда ты был солдатом. Всех мучило подозрение – и, увы, впоследствии оно обычно подтверждалось, – что, уходя со службы, оставляешь позади лучшие дни своей жизни.
Винс упоминал Косово. Или Боснию? Джексон забыл. А жаль, потому что в ходе текущей беседы пригодилось бы. Одно дело – уговаривать человека не прыгать с обрыва, совсем другое – убеждать его опустить пистолет, из которого он в тебя целит, особенно если глаза у него бешеные, как у спугнутой лошади.
– Винс, – сказал Джексон, покорно задрав руки, – это я, Джексон. Вы мне звонили.
Позвоните, если нужно будет поговорить. Если последствия таковы, может, впредь не стоит так щедро разбрасываться визитками.
С полчаса назад был панический звонок – исковерканный голос Винса пробулькал в трубку маршрутные инструкции и сказал, что он в беде – или что случилась беда, Джексон не понял. То и другое, наверное. Ну что опять? У Винса нервный срыв, он стоит над обрывом, хочет прыгнуть? Или его задержали за убийство жены. Джексон никак не ожидал, что у мужика будет пистолет и что пистолетом этим он будет целить прямехонько в незримую мишень Джексонова сердца. «Пушка зверская и сама по себе», – сказал вчера Джексон этому Сэму / Максу / Мэтту, который играет Балкера. Вот не то слово.
Джексона посетило неприятное видение – он лежит на столе в морге, а Джулия взвешивает на ладони его сердце. «Здоровый мужчина. Никаких симптомов сердечных заболеваний». Если верить ясновидящей с набережной, его будущее у него в руках. Да где там: его будущее – в руках Винса Айвса.
– Извините, – сказал тот, опуская руку с пистолетом и краснея: совесть, значит, все-таки есть у человека. – Не хотел пугать.
– Это ничего, Винс, – сказал Джексон.
Не нервируем мужика, пусть сосредоточится. Надо забрать у него пистолет.
– Ужас, – сказал Винс.
– Да, но все будет хорошо, – утешил Джексон. – Все можно исправить, – (клише из «Балкера»), – только бросьте оружие.
Джексон поворошил память в поисках подходящей выдержки из какого-нибудь кантри или даже другой полезной цитаты из «Балкера», но Винс досадливо ответил:
– Да нет, не я, не со мной ужас. А здесь. То, что здесь творится.
– А что здесь творится?
– Сами гляньте.
Винс провел Джексону экскурсию по первому этажу – палаты камерного типа, матрасы в пятнах, смрад отчаяния. Держался Винс отрешенно, как бесстрастный риелтор. Джексон подозревал, что у Винса шок.
От природы безмятежная Дидона, которая зашла в «Белые березки» вместе с Джексоном, – собаки умирают в перегретых «тойотах» и все такое – дергалась, как взвинченный пес-одоролог. Джексон решил привязать ее в вестибюле. Она уже насмотрелась, а все, что тут происходит, – не ее собачье дело.
Когда Джексон вернулся, Винс в глубокой задумчивости стоял посреди одной палаты. Здесь, сказал он, вчера была мертвая девушка. А теперь никакой нет, ни живой, ни мертвой. Вообще нет девушек. Джексон уже подозревал, что все это – плод Винсова перевозбужденного воображения.
– Может, их перевезли, – сказал Винс. – Одна убежала – они, наверное, боятся, что она расскажет, где была. Все равно девушки у них тут надолго не задерживаются.
У них? У «Андерсона, Прайса и партнеров», пояснил Винс. Нет никакого Андерсона и никакого Прайса, это компания его знакомых.
– Друзей, – угрюмо пояснил он. – Томми, Энди и Стив.
Словно ведущих детской телепрограммы перечисляет, подумал Джексон, но тут серые клеточки завибрировали антеннами.
– Часом, не Томми Холройд? Муж Кристал?
– Он, – ответил Винс. – Кристал заслуживает чего получше. Вы ее знаете? Знакомы?
– Ну как бы.
– Томми Холройд, Энди Брэгг, Стив Меллорс, – сказал Винс. – Три мушкетера, – язвительно прибавил он.
– Стив Меллорс? Стивен Меллорс? Юрист из Лидса?
– Вы и его знаете? – насторожился Винс. – Вы с ними, случайно, не в сговоре?
Джексон отметил, что Винс крепче стиснул пистолет. Это он для форсу? Да блин, он же служил в Корпусе связи – он хоть раз стрелял в боевой обстановке? И, что важнее, ему хватит духу хладнокровно выстрелить в человека?
– Господи, да нет, – сказал Джексон. – Успокойтесь, а? Просто совпадение. Он мне иногда подбрасывает работу. Я проверяю ему информацию.
Не сказать, что Джексон удивился. Граница между законом и беззаконием тонка, а Стивен Меллорс из тех, кто успешно ее седлает.
– Ничего себе совпадение, – буркнул Винс.