Я закрыла атлас, пытаясь прогнать прочь эту тревожную мысль. Затем оплатила счет, положив деньги на чек, а чаевые для официанта – под стакан. Решив, что дала Роджеру достаточно времени на звонок, я поднялась со своего места. Мне на глаза снова попалась надпись на столе. Я подумала о том, кто такие эти Райан и Меган и как кто-то мог быть настолько уверен в таком призрачном и невозможном понятии, как «навсегда», что захотел вырезать его на столешнице.
Еще несколько секунд я рассматривала надпись, а потом вышла из закусочной, щурясь от яркого солнца.
Я нашел свою страсть на Черничном холме.
Папа резко развернул машину, объезжая участок перед теннисным комплексом Рейвен-Рока, и откинулся назад на сиденье, чтобы я могла дотянуться и нажать на гудок. Я просигналила так, как мы всегда сигналили Чарли: «Бип-бип-бипбипбип». Папа почему-то всегда называл этот сигнал «бриться и стричься».
Мы уселись поудобнее и стали ждать, и секунду спустя альбом From Nashwill to Memphis[32], который сопровождал нас на пути из дома в кондитерскую, а затем к теннисному комплексу, отзвучал и заиграл снова, с первого трека. В папиной машине такое не дозволялось. Он считал, что как только ты начинаешь слушать диск по кругу, то перестаешь замечать нюансы.
– Маэстро, – попросил папа, повернувшись ко мне.
– Сейчас-сейчас, – ответила я, открыв отделение для перчаток и перебирая диски Элвиса. Я вытащила Elvis in the Movies из шестидесятых. Заиграла песня All That I Am, и папа улыбнулся и стал отбивать пальцами ее ритм.
– Отличный выбор, тыковка, – сказал он, взглянув на меня с одобрительным кивком. – Знаешь, это, пожалуй, моя самая любимая.
Когда папа говорил об Элвисе, он всегда произносил его имя с придыханием. Однажды он так сказал нам, когда ругался с моей бабушкой, которая зашла в гости: «Я надеюсь, что Бог есть. И я точно знаю, что Элвис есть».
– И моя, – тут же решила я.
Папа рассмеялся, откинулся в кресле и потрепал меня по волосам, вынудив нахмуриться и снова пригладить их. В заднее стекло постучали, я повернулась и увидела Чарли, уставшего и угрюмого, с ракеткой в чехле на плече. Отец разблокировал двери, и Чарли, забравшись на заднее сиденье, уселся посередине и пристегнулся.
– Привет, чемпион, – сказал папа, заводя машину. – Как тренировка?
– Уныло, – ответил Чарли.
– Почему? – вклинилась я, повернувшись лицом к нему.
– Уныло и все, поняла? – сказал он, убирая со лба волосы, потемневшие от пота. – Я не уверен, хочу ли дальше играть. В смысле, для чего вообще все это.
– Для того, – сказал папа, – чтобы ты смог сделать что-то выдающееся, что-то, чего многие люди не могут. И если у тебя есть возможность развивать свой талант, не делать этого сродни преступлению. Я имею в виду, тот, кто бросил заниматься, когда стало слишком трудно, – просто слабак. Не так ли?
Чарли откинулся на сиденье.
– А почему Эми не играет?
Я закатила глаза. Последние два года, когда Чарли грозился бросить занятия, он прибегал к этому аргументу.
– Потому что Эми не нравился теннис, – со вздохом сказал папа.
– Мне нравилась форма, – возразила я.
Несколько лет и я играла в теннис, потому что мама покупала мне новую теннисную форму каждый год, и она мне действительно нравилась. Но через некоторое время я решила, что оно того не стоит: гробить многие часы, пытаясь ударить шершавый желтый мячик, только ради того, чтобы надеть белое спортивное платье.
– Это правда, – сказал папа, улыбнувшись и покачав головой.
– Вы что, уже были в кондитерской? – спросил Чарли, наклонившись вперед и заметив смятые салфетки на панели. – Я думал, мы после тренировки вместе туда пойдем!
– Извини, чемпион, – сказал папа, глядя в зеркало заднего вида. – Твоя сестра так захотела. Давай еще раз заедем?
– Не надо, – пробормотал Чарли, снова откинулся на сиденье и уставился в окно. – Я все равно туда не хочу.
Я наблюдала за братом в зеркало заднего вида. Между нами никогда не было той тайной связи, которая, если верить книгам, бывает между близнецами, и чаще казалось, будто мы сражаемся за что-то, что невозможно даже выразить словами, а значит, невозможно и выиграть.
– Нам обязательно это слушать? – капризно спросил Чарли через несколько минут. – Один Элвис и Элвис, сколько можно?! Меня уже от него тошнит.
Говорить такое в отцовской машине – все равно что ругаться под носом у учителя, и мое сердце забилось быстрее, потому что я не понимала, что случилось с прежним Чарли.
– Эй, полегче, – сказал папа, поворачивая налево, и я увидела, что мы едем мимо университета по направлению к центру, а вовсе не домой. – Нельзя так оскорбительно говорить о Короле. К нему нужно относиться с должным уважением.
– Просто, по-моему, это дурацкая музыка, – пробормотал Чарли себе под нос едва слышно, кажется, он понял, что переборщил.
– Дело не только в музыке, сынок, – сказал папа. – Важно и то, символом чего он стал. Ты сам увидишь. Однажды мы все побываем в Грейсленде, и ты все сам поймешь.
– Все втроем? – спросил Чарли.
Папа засмеялся, и я немного успокоилась.
– Может, даже вчетвером, если удастся уговорить маму. Однажды я уже побывал там. Даже написал свое имя на стене.
Я повернулась к отцу и краем глаза заметила, что брат, сидя на заднем сиденье, изумленно улыбается.
– Ты расписался на стене? – потрясенно спросила я. – В доме Элвиса?
– Все так делают, – с усмешкой ответил папа. Он повернул еще раз, и я сообразила, куда мы едем, а Чарли, похоже, еще не понял. – Стену, наверное, уже почистили несколько лет назад. Но я бы хотел вернуться назад и проверить, там ли еще моя надпись.
– Круто, – сказал Чарли. – И мне можно будет написать?
– Конечно. И тебе тоже, Эми.
– Нет, спасибо, – решительно сказала я, а папа и Чарли засмеялись. Впрочем, меня это не смутило. Иногда мне казалось, что мы втроем можем ладить друг с другом, только когда они подшучивают надо мной.
– Ладно, – согласился папа. – Ты будешь примерной девочкой. Но я вам говорю, дети, когда я умру и отправлюсь в огромную небесную школу, то хочу, чтобы часть моего пепла развеяли в Грейсленде. Потому что именно там я и собираюсь оказаться. Зависать в Комнате джунглей с Королем.
– Не говори так, – сказала я, и это прозвучало резче, чем я ожидала.
– Я просто шучу, тыковка, – сказал он, взглянув на меня. – Не бойся.
Я кивнула и выдохнула. Подняв взгляд, я обнаружила, что мы въезжаем на парковку перед кондитерской.
– Ничего себе, и как это мы здесь оказались? – спросил он, притворяясь удивленным. – Ну теперь уже глупо стоять тут просто так. Кому десерт?
Где я побывала.
Штат № 6: Миссури – «„Покажи-ка мне“ штат».
Девиз: «Да будет высшим законом благосостояние народа».
Размер: Опять большой.
Интересные факты: Штат «Покажи-ка мне». По сути, это означает, что люди в Миссури не доверяют тебе и постоянно требуют доказательств. Это довольно круто, но быть экстрасенсом здесь, наверное, сложно. И магом тоже.
Заметки: Кажется, иногда произносят «Мис-СУ-ри», а иногда «Мис-СУ-рэ».
Штат № 7: Иллинойс – «Земля Линкольна».
Девиз: «Суверенитет штата, единство нации».
Размер: Тоже довольно большой.
Интересные факты: Штат прерий. А его жителей называют «иллинойсцами» – звучит впечатляюще.
Заметки: Высматривала по сторонам бревенчатые избы. Не видела ни одной, по крайней мере, рядом с шоссе.
Штат № 8: Индиана – «Штат „хужеров“ (или верзил)[33]».
Девиз: «Перекресток Америки».
Размер: Не такой большой, как Миссури.
Интересные факты: Если едешь через Индиану с Роджером, не давай ему говорить о фильме «Хужеры». А ТО ПОЖАЛЕЕШЬ.
Заметки: Пожалуй, я не смогла оценить Индиану по достоинству, потому что мы просто проехали сквозь нее. Но придорожные магазины тут просто ОТЛИЧНЫЕ.
«Миссури – Иллинойс – Индиана – Кентукки», или «Ну когда же Эми станет диджеем, ну КОГДА?», или «1500 миль и 400 долларов в кармане»
Название – исполнитель
Come on! Feel the Illinoise! – Sufjan Stevens
Going Back to Indiana – Jackson 5
The Trick to Life – The Hoosiers
No More Runnin – Animal Collective
Globes & Maps – Something Corporate
All Hail the Heartbreaker – The Spill Canvas
Old Flames – Harlem Shakes
Don't Wake Me Up – The Hush Sound
My Beautiful Rescue – This Providence
Beating Heart Baby – Head Automatica
Song in My Head – Sherwood
Nightswimming – R.E.M.
Ulysses – Franz Ferdinand
Good Arms vs. Bad Arms – Paul Simon
After Hours – Caribou
The Good Ones – The Kills
Sunlight in a Jar – The Lucksmiths
Where the Story Ends – The Fray
Эту песню мы споем про наш в Кентукки старый дом.
– Еда?
– Так точно[34], – сказала я и покачала в руке пакет с продуктами, которые мы только что закупили в минимаркете. Я заметила, что Роджер закатил глаза, но не смогла сдержать улыбки, понимая, что только что отпустила дурацкую шутку, даже не подумав. Пожалуй, именно так бы себя повела прежняя я.