– Налетай, торопись, покупай живопиись! – орал Петуля, стараясь привлечь покупателей. – Импортные амулеты по ценам ниже рыночных! Лечебное мумие по египетским патентам! Помогает от всех болезней сразу да еще от сглазу!
Его крики сливались с голосами прочих торговцев. Базар был таким огромным, что, казалось, весь Мемфис собрался здесь, чтобы продавать и покупать, толкаться, торговаться, глазеть на заморские диковинки и обмениваться свежими новостями.
На бронзовых крючьях качались свежеободранные туши. В корзинах трепыхалась, переливаясь перламутровой чешуей, только что выловленная рыба. Осы кружили над грудами сочного винограда, сахарного инжира, вяленых фиников. Сводил с ума запах свежеиспеченного хлеба, ломились подносы от лепешек, пирогов и пряников. Пенилось в кувшинах пиво, рекой текло багряное сладкое вино.
Как разноцветные флаги, развевались на ветру ткани – от грубой парусины до тончайшего виссона, и бродячие портные тут же шили на заказ любую одежду из любого отреза. Женщины бросались от одного прилавка к другому, от продавца к продавцу, скупая баночки с притираниями для вечной молодости, краску для глаз, щек и губ. Ослепительно сверкали лотки с драгоценностями: серьги и подвески, браслеты для рук и ног, ожерелья, наборные воротники, золотые цепочки… На круглых болванках рядами стояли парики на любой вкус, цвет и размер, попроще на каждый день и роскошно завитые, со сложными прическами – для праздников.
Купцы-евреи хватали прохожих за полы, предлагая пощупать шелковистое руно нежных овечек, взращенных в долине Иерихона. Толстогубые нубийцы, сверкая белоснежными зубами на черных лицах, показывали каменные ножи для бальзамирования, ароматные смолы – мирру, ладан, кассию – и большие прозрачные камни с необычайно острыми и твердыми гранями. Крутились гончарные круги, и под руками мастеров из бесформенных комков глины вырастали стройные узкогорлые кувшины. А ювелиры на переносных маленьких горнах щипцами вытягивали из слитков золотую проволоку и свивали ее в затейливые кольца. На небольшом помосте в центре базара немыслимо изгибалась обнаженная плясунья, а слепой старик бубном отбивал такт. Глотал огонь и вынимал из уха монету заезжий фокусник. Предлагали свои услуги плакальщики. А писец за низким столиком составлял для всех желающих жалобы, прошения и доносы.
У Петули рябило в глазах. Он оглох от базарного гомона. И, подчиняясь многолюдной толчее, несся вместе с ней, как на карусели, замирая от восторга и лихорадочно выкрикивая:
– Амулет от всех болезней! Мумие от всех бед! Цены по египетским патентам! Налетай! Раскупай! Эй! Мужик в белом фартуке! Купи колечко! А для вас, девушка, есть приворотное зелье! Экологически чистый продукт! Подарок из Африки! Гарантия на десять лет!
Но самым большим успехом пользовались Петулины спички. Он расщепил каждую на четыре части, и слух о великолепных огненных палочках и о молодом торговце, изо рта у которого идет дым, разнесся по всему базару, будоража воображение и рождая самые невероятные домыслы. Так что торговля у Бонифация шла бойко. К нему даже выстроилась длинная, извивающаяся восьмерками очередь.
– Кто последний? Я за вами! – волновался тощий дядька с наполовину выбритой головой.
– Куда же ты? – бежал за ним цирюльник. – Дай закончить работу и расплатись!
Но дядька и не собирался добриваться. Горящими глазами он смотрел, как Петуля закуривает очередную сигарету.
– Может, тебя завить, сестра? Может, побрить? Может, кому зуб вырвать? – метался вдоль очереди оставшийся без клиентов цирюльник. – Все равно ведь ждете!
Но желающих сесть на его циновку не находилось. Очередь змеилась между рядами, создавая заторы, пробки и водовороты. А мимо чернокожие рабы несли на богатых носилках важного сановника, утопающего в складках жира. За носилками бежали слуги, размахивая над головой господина опахалами на длинных ручках. Служанки тащили в корзинах припасы для хозяйского стола. А нищие хватали прохожих за руки, умоляя хоть одним глазком взглянуть на их увечья и проявить милосердие. Ватага загорелых мальчишек, пользуясь всеобщей суматохой, ухитрялась стибрить где горсть фиников, где гроздь винограда, где несколько печенюшек.
Рядом с Петулей остановились двое – старый и молодой, с одинаково непроницаемыми лицами и безупречной осанкой.
– Это ты продаешь огненные палочки? – высокомерно спросил старый.
– Куда лезешь? Ты не занимал! – закричали из очереди возмущенные люди.
Молодой неторопливо обернулся и развернул небольшой папирусный свиток, изображающий человека с солнечным диском на голове.
– Жрецы! – зашептались в очереди. – Служители бога Ра! Им положено.
Покупатели почтительно расступились.
– Сколько берете? – деловито поинтересовался Бонифаций.
– Все, – коротко отрезал старый.
– Это дорого, – напомнил Петуля.
– Не твоя забота, – старый вывалил на прилавок внушительную кучку золотых монет. – Сдачи не надо.
– Спасибо за покупку, – вежливо поблагодарил Петуля, протягивая жрецу коробок с оставшимися восемью четвертинками.
Старый, не говоря ни слова, повернулся и зашагал прочь. Молодой благоговейно принял коробок и направился за ним вслед. Оба растворились в толпе.
Очередь, разочарованно потоптавшись, стала разбредаться, и цирюльник воспрянул духом.
Довольный Бонифаций принялся подсчитывать деньги. По договору с Анубисом он мог оставить себе четверть вырученной суммы.
– Извини, дружище, – ласково лизнул его бог-шакал, провожая на базар сегодня утром. –Ты же понимаешь, поставщики товар не задарма отдают. Самому мне практически ничего не остается. Так что не обижайся, если навар невелик.
Петуля и не думал обижаться. Первый торговый день прошел на редкость удачно. И сейчас Бонифаций чувствовал себя настоящим богачом. Он сложил в небольшой мешочек то немногое, что не удалось продать: маленькую глиняную статуэтку-ушебти, пару амулетов и каменного жука.
– Ничего, завтра загоню, – сказал себе Петуля. Он уже собрался уходить, но внезапно споткнулся о лежащее на земле тело.
– Блин!
И тут Бонифаций увидел, что стоит он в полном одиночестве, как пальма на острове, а все вокруг попадали ниц: и торговцы, и покупатели, и нищие, и заезжие купцы, и цирюльник с чьим– то зубом в щипцах, и даже знатный вельможа на своих носилках.
– Фараон! Фараон! – прошелестело у Петули под ногами.
– Фараоны? – Бонифаций нащупал спрятанную за пазухой выручку. – Менты? Пора сматываться. А то, неровен час, заметут.
Перепрыгивая через лежащие тела, он бросился прочь. Бежал, не разбирая дороги, только ветер свистел в ушах да опрокидывались по бокам лотки с товаром. А с противоположной стороны базара уже входили стражники с плетками и копьями, за ними глашатаи, музыканты, жрецы, писцы, а следом на роскошных носилках слуги тащили Великого Фараона, который, прослышав о чудесных огненных палочках, пожелал самолично убедиться, что это не враки.
Задыхаясь, Бонифаций добежал до пристани и остановился перевести дух. К нему подскочил невзрачный человечек, похоже, джахиец, – и вполголоса осведомился:
– Раба не желаешь?
– Кого? – обалдел Петуля.
Человечек махнул рукой в сторону корабля.
– Свежая партия. Только что доставлена из-за Великого Лазурного Моря. Товар – первый сорт. Бери, не пожалеешь.
– Да на фига мне рабы? – пожал плечами двоечник.
– Молодые, здоровые, искусные в ремеслах! Вот, сам погляди.
Джахиец схватил Бонифация за руку и по сходням потащил его на палубу.
– Че прицепился? Оставь меня в покое! – сопротивлялся Петуля.
– Смотри – отборные, один к одному, – не слушал его купец. Он вытащил из толпы рабов какого-то угрюмого парня и стал поворачивать его во все стороны. – Хорош, а? Сильный, как вол. Злой, как тигр. А зубы? – парень привычно раскрыл рот.– Ни одного испорченного. Кроме того, умеет рисовать и резать по камню.
– Да пошел ты вместе с рабами своими!
– Понял! – кивнул торговец живым товаром. – Есть рабыни. Не девочки, а финики, – он поцеловал кончики своих пальцев. – Эй ты, рыженькая!
От толпы отделилась девчонка и стала рядом с Бонифацием, опустив глаза.
– Тринадцать лет. Куколка! – расхваливал торговец. – Жемчужина! Танцует, поет, готовит, вышивает крестиком. Это тебе не дикарка из пустыни. Дочь лесного царя.
Девчонка шмыгнула носом и пугливо покосилась на Петулю. У него вдруг екнуло где-то в животе.
– Бери, – уговаривал джахиец. – Недорого отдаю. Дешево отдаю. Почти бесплатно отдаю. Себе в убыток. Жалко ее, понимаешь, – понизив голос, добавил он. – Не возьмешь ты – возьмут другие. С руками, можно сказать, оторвут. На тяжелые работы пошлют. Заболеет и умрет.
Девчонка жалобно всхлипнула. По ее веснушчатому лицу покатились крупные слезы.
– Сколько? – неожиданно для себя спросил Бонифаций.
Человечек поднял глаза к небу и стал шевелить губами, что-то подсчитывая в уме.
– А сколько дашь? – спросил он наконец.
– Вот столько, – Петуля высыпал на палубу свою долю золотых.
– Ты что, смеешься? – возмутился торговец. – Да за такие деньги журавля не купишь. А она мне знаешь во что обошлась? – Он принялся по очереди загибать пальцы: – Отлов, провоз, прокорм, медицинское обслуживание, охрана… Товар немятый, непорченный…
– Но у меня больше нет, – пробормотал пацан.
– На нет и суда нет, – сказал джахиец и отвернулся. – Иди, – бросил он рыжей. – Никому ты даром не нужна. Дочь царя, дочь царя! Одни убытки от этой дочери!
Девчонка презрительно посмотрела на Петулю, тряхнула волосами и сделала шаг к остальным рабам.
– Стой! – Бонифаций решительно схватил ее за руку. – Я тебя покупаю. Эй ты, чучело гороховое! – позвал он торговца и вывалил перед ним все, что должен был отдать Анубису. – Теперь хватит?
Финикиец опустился на колени и дрожащими руками стал сгребать к себе золото.
– Пошли, – сказал Петуля рыженькой и стал спускаться по сходням.