– Бабах! – Лелька со всего маху плюхнулась на землю, а следом за ней из узкой длинной трубы выпал Петуля.
– Бр-р-р! – он помотал головой, пытаясь прийти в себя. – Где это мы?
Большой зал был битком набит людьми. Шум стоял, как на базаре. Только здесь никто ничем не торговал. Каждый сам по себе слонялся из угла в угол и что-то бормотал под нос, будто готовился к экзамену или разучивал роль. Чистенькая маленькая старушка, закатив глаза к потолку, старательно декламировала:
– Пусть идет, – говорят они мне. Кто ты? – говорят они мне. Я – растущий под лотосом и находящийся в маслине, вот имя мое. Иди немедленно, – говорят они мне…
Старушка схватилась за подбородок и задумалась:
– Говорят они мне… Говорят они мне… Как там дальше? Проклятый склероз!
– Узнаешь? – шепнула Лелька. – Это она. Та самая. Из гробницы.
Петуля не поверил.
– Бабушка, – осторожно позвал он.
Старушка, не слыша его, продолжала гнуть свое:
– Что они тебе дали? Пламя огня и кристалл…
Бонифаций деликатно тронул ее за плечо.
– Щекотно! – вдруг сказала бабулька тоненьким голосом. – Юноша, ты что балуешься?
– Вот видишь? – Бонифаций победно посмотрел на Лельку. – Это не та. Не из гробницы. Эта живая.
Старушка вздохнула:
– Какая уж там живая, сынок… Два месяца поди как померла. Сегодня похоронили.
– Как это? – удивился Петуля. – Два месяца как умерла, сегодня похоронили, а вообще – живая…
– Как обычно, – словоохотливо объяснила покойница. – Пока меня бальзамировали, пока тело мое в натре вымачивали, считай, два месяца прошло, даже больше. Намучилась – не передать. Не успели в саркофаг положить – уже сюда вызвали.
– Куда – сюда? – кажется, Лелька тоже ничего не понимала.
– Сюда. В Чертог Обеих Истин. На последний суд. А я и подготовиться толком не успела. Памяти никакой, и потом, эти похороны так измотали! Один ритуальный танец Муу два часа длился. Но, правду сказать, сынок мой так постарался, так постарался… Все организовал по первому разряду. И народу было много, и плакальщицы так голосили – сама чуть не прослезилась… А с другой стороны, он у меня большим человеком стал. В фараоны выбился. Хуфу, может, слыхали? Он… Ой, деточки, а вам бы еще жить да жить! Сами-то давно померли?
Петуля с Лелькой переглянулись.
– Мы живые! – хором ответили они.
– Да? – старушка, кажется, не очень удивилась. – А как же сюда попали?
– Да через вашу мастабу, – ответила сообразительная Лелька. – Там в полу люк… Вот через него и пролетели.
– И быстро?
Петуля поскреб затылок.
– Ну так… Глазом не моргнуть.
– Ой, как обидно, – запричитала фараонова мать. – Вот что значит – зрение плохое. Не разглядела. Знала б – тоже через люк пришла. А так… – она махнула рукой. – Путь неблизкий, дорога тяжелая… Напасти всякие. То крокодил из-за угла. То чудовище сверху. То рыбаки в сеть ловят. То стражники в ворота не пускают… Еле добралась. Чуть второй раз не померла. А тут еще экзамен этот. В мои-то годы как все запомнить? Зубрю, зубрю – голова дырявая.
– А экзамен обязательно сдавать? – посочувствовал Петуля.
– А как же? Без экзаменов нам никуда.
– Ну, а если не сдадите, что будет? Вы ведь все равно уж… – замялся Бонифаций, – померли.
– Померла, сынок, да не совсем. А провалюсь – чудовище сожрет, косточек не оставит.
– А если сдадите – совсем помрете? – недоумевал Бонифаций.
– Совсем, совсем. И заживу спокойно. Вот только, боюсь, ответы напутаю, – старушка потрясла толстенным папирусным свитком. – Никак не могу конспект выучить.
– Так шпаргалку надо сделать. Или с кем-то договориться, чтоб подсказывали, – посоветовал многоопытный двоечник. – Хотите, я вам подскажу?
– Да неудобно как-то, – смутилась старушка. – И потом, – она понизила голос, – боги все видят, все знают.
– У нас Карга тоже все видит, – успокоил Петуля, – а шпаргалок никогда не находит.
Старушка с уважением посмотрела на него.
– Так, может, и вправду выручишь меня, сынок? А я за тебя на полях Иару жертву принесу…
– Чего уж там, – застеснялся Бонифаций. – Подсказать – какая ж это жертва?
Внезапно толпа взволновалась. В зал вошла корова.
– Она тоже на экзамен? – оторопела Лелька.
– Не богохульствуй, дочка, – испугалась старушка. – Это богиня Хатор.
– Следующий… – промычала корова, разворачивая папирусный свиток. – В зал заседаний приглашается… – она прищурила большие близорукие глаза и по складам прочла: – Хэ-тэп-Хе-рес.
– Да это меня, – засуетилась фараонова мать, засовывая конспект в руки Петуле. – Ой, сынок, только ты громче подсказывай, а то я глуховата…
Вслед за старушкой ребята протиснулись в зал заседаний. На стуле у входа, сложив руки на огромном животе, дремала бегемотица. Она приоткрыла сонные маленькие глазки и спросила:
– Почему трое?
Хэтэп-Херес умоляюще прижала кулачки к груди:
– Внучики это со мной. Пришли поболеть за бабушку. Проводить в последний путь… Пропусти их, пожалуйста, о великая богиня Таурт, покровительница детей, – скороговоркой добавила старушка.
– Они живые, что ль? С живыми не положено.
– Ну, госпожа Таурт, – заканючила Лелька. – Пропустите нас. Бабушка волнуется. Она и так сегодня столько на похоронах перенесла…
И Лелька жалобно шмыгнула носом.
Бегемотица улыбнулась.
– Какие хорошие детки, – она погладила девочку по голове. – Как бабушку любят. Ладно. Идите в зал. Только сидите тихо-тихо, иначе выведут. Спрячьтесь во-он туда, за колонну, чтоб вас никто не видел.
Петуля развернул свиток и присвистнул – весь папирус был покрыт такими же непонятными фигурками, как стены гробницы:
– Как же я подсказывать-то буду?
Зазвонил колокольчик.
– Встать! Суд идет! – объявил какой-то дядька с длинным клювом. – Верховный Судья – бог Солнца Ра.
Тут высокая женщина в белом быстро подошла к носатому и что-то шепнула. Тот прокашлялся.
– Извините, ошибка. Ра сегодня отсутствует по семейным обстоятельствам. Председательствует Верховный Судья Осирис.
На троне в противоположном конце зала появился рослый мужчина. У него был странный зеленоватый цвет лица.
– Артист, – от восторга Петуля даже забыл почесать затылок. – Глянь, Лелька, который главную роль играл…
– Никакой это не артист, – одернула его принцесса. – Это настоящий бог. Вот и жена его.
В зал заседаний вплыла Исида в парадной короне в виде коровьих рогов. Она села по правую руку Осириса. А слева от председателя заняла место Нефтида. Она бесцеремонно перегнулась через Верховного Судью и двумя пальчиками пощупала ткань Исидиного платья.
– Почем покупала? – завистливо поинтересовалась жена Сета.
– Нефтида, немедленно прекрати, – раздраженно желтея, прошептал Осирис. – Нашла время… – он прокашлялся и глуховатым голосом представил носатого:
– Секретарь суда – бог письма и правосудия Тот.
Носатый раскланялся и показал на женщину в белом:
– Богиня справедливости и истины Маат. Моя супруга. В зал приглашаются присяжные заседатели.
Откуда-то сбоку ввалила разношерстая толпа. Многих покрывала не только шерсть, но и перья, и чешуя. А другие выглядели вполне нормально. Только почему-то были в масках, как на новогоднем утреннике.
– Все в сборе? – спросил Осирис. – Пора начинать.
– Сейчас Амт подойдет, – предупредил Тот. – Доедает предыдущего подсудимого.
Чавкая и облизываясь, вразвалочку вползло чудовище. С львиной гривой, крокодильей мордой, массивными передними лапами, грудью, как у гиппопотама, поджарым задом и пятнистым хвостом. Оно прилегло перед присяжными, широко разинуло пасть и зевнуло.
– Введите ответчицу и принесите весы, – распорядился Тот.
Маат куда-то вышла и тут же вернулась снова, таща в руках весы, как в овощном магазине.
А из другой двери появился Анубис. Он бережно поддерживал под локоток смертельно бледную Хэтэп-Херес.
Увидев шакала, Петуля затрясся от злости.
– Вот сволочь, – прошипел он. – У меня прям руки чешутся дать ему в морду!
– Тс-с, – приложила палец к губам Лелька. – Молчи!
Выйдя на середину зала, старушка поклонилась во все стороны. И замерла, не сводя глаз с Осириса, который перекладывал папирусные листы, знакомясь с делом. Тем временем Маат, установив весы, положила на одну их чашу маленькое сморщенное сердечко, а на другую – большое страусиное перо. Чаши покачались и замерли в равновесии.
– Детектор лжи готов? – спросил Осирис, оторвавшись от документов. – Тогда приступим. Как имя твое?
– Я – растущий под лотосом и находящийся в маслине, вот имя мое, – заученно оттарабанила старушка. – Привет тебе, Великий Бог, Владыка Обеих Истин. Я пришла, дабы узреть твою красоту. Я знаю тебя, я знаю имена сорока двух богов, пребывающих здесь, в Великом Чертоге Обеих Истин. Они поджидают злодеев и пьют их кровь…
– Достаточно, – прервал Осирис. Он вопросительно посмотрел на Исиду и Нефтиду. – У вас вопросы есть?
Нефтида кокетливо поправила корону и поинтересовалась:
– Ты не творила что-нибудь дурное?
– Я не творила дурного.
– А как насчет прелюбодеяния?
– Я не совершала прелюбодеяний, – сконфузилась Хэтэп-Херес.
– У меня все, – сказала Нефтида. – Исида, будешь спрашивать?
Богиня отрицательно покачала головой.
– Присяжные?
Присяжные откровенно позевывали.
– Ну что, отпустим ее? – предложил председательствующий.
– У меня вопрос! – вскочил со своего места невысокий бог в белой полотняной шапочке с заячьими ушками. – Ты крала съестное?
– О, Уди-Несер, являющийся в Мемфисе, я не крала съестного! – искренне ответила старушка.
Мрачный тип с закрученными бараньими рогами спросил, не вставая с места:
– Ты не оскорбляла другого?
– О, Кенемтче, – без запинки выдала фараонова мать, – являющийся в… в… являющийся…
– В страшном сне! – свистящим шепотом подсказал Петуля.
– Ась? – старушка приложила ладонь к уху.
– Так где я являюсь? – зловеще постукивая пальцами по столу, переспросил Кенемтче.
– В страшном сне! – по буквам передал Бонифаций.
– В страшном сне, батюшка, – убежденно повторила Хэтэп-Херес.
Исида издала короткий смешок. Присяжные проснулись и оживленно заговорили между собой, с любопытством поглядывая на старушку. Нефтида стрельнула глазками в Осириса. Фараонова мать забеспокоилась.
– Не веришь, батюшка? Вот как на духу – в жизни никого не оскорбила. Я что-то напутала? – обернулась она к Анубису, который подавал ей страшные знаки.
– Не волнуйся, э-э-э… как тебя там? – Осирис заглянул в свои записи. – Твое сердце не свидетельствует против тебя, – он кивнул на весы. – Значит, ты говоришь правду.
– Позвольте, коллега, не согласиться, – проблеял Кенемтче. – Тут произошел некоторый юридический казус. Разумеется, с точки зрения этической, еще и учитывая преклонный возраст подсудимой, вы правы. Но буква закона… И потом, я вправе требовать компенсации за оскорбление моей личности…
Пока Баран спорил с Осирисом, а остальные с интересом следили за их дебатами, Анубис украдкой пробрался к весам и что-то там подкрутил. Чаши поколебались, и страусиное перо стало понемногу опускаться.
– Смотрите! – воскликнул шакал. – Истина перевесила! Старуха лжет! Отдать ее Амту!
Чудовище брезгливо покосилось на Хэтэп-Херес.
– Да я… Да как же… – залепетала старушка.
– Врет он! – закричал Петуля, забыв о всякой осторожности. – Шакал паршивый! Сам весы подкрутил, а на бабку сваливает!
Он бросился к Анубису и хрястнул кулаком по ненавистной морде.