– Ну, я пошла? – Геракл нерешительно переминалась с ноги на ногу. – А то вдруг Спиноза из пирамиды перенесся…
– Что ты заладила одно и то же – Спиноза, Спиноза… – неожиданно разозлилась Менетебе. – Никуда он не перенесся. А если и перенесся – пускай теперь сам тебя ищет. Найдет. Тут недалеко.
– А вдруг не найдет? – засомневалась Катя. – Вдруг он увидит по дороге что-нибудь интересное и сядет поизучать?..
– Тогда папа распорядится, и стражники его разыщут. Вот увидишь, к вечеру приволокут.
Геракл колебалась.
– Да чего тут раздумывать? – взяла ее за руку лысая. – Идем к папе прямо сейчас. Он все для меня сделает. По его приказу доставят сюда Спинозу живого или мертвого. А ты за это, – она понизила голос, – уговори папу, чтоб разрешил оставить царевича.
…Фараоны жили хорошо. Это Геракл заметила сразу. Комнат было так много, что она сбилась со счета. Некоторые напоминали выставку – сплошные картины по стенам, только без рам. А еще всякие статуэтки и финтифлюшки.
– Дедушка мой, – с гордостью показывала Менетебе на портреты. – Основатель династии. А это бабушка с богиней куда-то идут, не помню, куда. А это на колеснице папа лично. Хеттов разбивает. И берет много добычи.
– Красиво, – похвалила Геракл. – Только почему все они в одну сторону смотрят? Почему никто прямо не глядит?
– А если художник иначе нарисует, его казнят, – сообщила лысая.
Геракл сделала круглые глаза:
– За что?
– За искажение правды. Кормилица рассказывала, что давным-давно вместо папы правил другой фараон. Он был прославленным воином. И в битвах все время что-то терял – то руку, то глаз, то ногу…
– Понимаю, – кивнула Геракл. – Получил инвалидность.
– А перед хеб-седом… – Менетебе вспомнила, что Катя нездешняя, и объяснила: – Праздник у нас такой. Юбилей. Скоро мой папа будет его отмечать. Как тридцать лет отцарствует – так и отпразднует. Ну вот, перед хеб-седом объявили конкурс на лучший царский портрет. Один художник взял и нарисовал этого инвалида таким красавцем – со всеми руками, ногами и глазами! Художника, конечно, казнили. Чтоб не врал. Другой испугался, что его тоже казнят, и нарисовал фараона, как он есть, – калеку калекой. Его крокодилам бросили…
– А этого почему? – возмутилась Катя. – Он же правду сказал!
– А пускай не говорит, если правда такая некрасивая! Третий художник подумал-подумал и нарисовал фараона сбоку…
– В профиль, – блеснула Геракл своими познаниями.
– Ну да, в него. Со здоровой стороны видно, с другой нет. Царь остался доволен. И пожаловал художнику титул Портретиста-Фараониста. Сначала так рисовали только царей, цариц и богов, а потом стали рисовать всех. Это называется – традиция.
– Понятно, – протянула Катя, вглядываясь в рисунки. – А почему этот дядька такой большой, а все остальные маленькие?
– Во-первых, это не дядька, а папа мой, – поджала губы Менетебе. – В молодости. А вокруг него всякая мелкота – слуги там, придворные, рабы… Чего ж их большими-то рисовать – краску только переводить.
– А почему у твоего папы на голове дерево растет?
– Да не на голове, а позади головы. По-другому дерева не разглядеть – папа его заслоняет.
– Интересно, – заметила Геракл и шагнула в следующую комнату.
Тут картин не было, зато стояли колонны и висел тяжелый, расшитый золотом занавес, как в театре.
A потом была еще комната, еще и еще, а потом галерея с деревьями, как в саду, из-за которых выглядывал памятник, наверное, какому-нибудь прадедушке… Наконец, девочки оказались в просторном зале, где в центре, на возвышении, стояло большое разукрашенное кресло.
– Жизнь-Здоровье-Сила, – с уважением представила лысая.
Геракл шаркнула ножкой:
– Очень приятно. Только где они?
– Здесь мы!
Из-за кресла, пыхтя и отдуваясь, вылез средних лет дядька с длинной, как огурец, головой и выпученными глазами. В руках он держал здоровенную красно-белую корону.
– Урей вот за трон закатился, – объяснил фараон, привинчивая к короне золотую кобру. – Погоди, дочь моя, сейчас я буду готов тебя принять.
Он нахлобучил на лысую голову парик, покрыл его сверху полосатым платком, пристегнул длинную бороду, надел корону, сел на трон, в одну руку взял большую плетку, в другую – блестящую палку с крючком на конце, еще больше вылупил глаза и с облегчением вздохнул.
– Чу! – вдруг радостно воскликнул царь, будто только что увидел гостей. – Кто предстал перед глазами Великого Бога, да будет он здрав, жив и невредим! Неужели Его Любимая Дочь, Рожденная под Покровительством Нут, пришла навестить Владыку Обеих Земель?
– Распрострись! – Менетебе подтолкнула Катю локтем. – Падай, говорю, на пол!
– Ну и порядки тут у них! – подумала Геракл, но решила не спорить, послушно расстелила на полу спортивную куртку и прилегла, подперев рукой подбородок.
Лысая побренчала в воздухе браслетами, сделала несколько приседаний и зачастила:
– О, Великий Пер-о, Сын Ра! Он ослепляет мой взор! Я ему ребеночка принесла, меня крокодил чуть не съел и надо Спинозу найти. Только пусть Великий Бог не ругается!
Фараон отложил в сторону плетку, сдвинул набок корону и почесал под париком. Потом снова взял плетку и замер.
– Да погоди ты, Избранное Дитя, – сказал он, едва шевеля губами. – Давай по порядку. Кого, говоришь, найти надо?
– Спинозу, – с пола подала реплику Геракл. – Мы его искали-искали и не нашли.
Фараон скользнул по ней невидящим взглядом.
– Папчик! – спохватилась Менетебе. – Я забыла вас познакомить. Это Ге-Ра-Кл. Которая меня от крокодила спасла. Она нездешняя, из пирамиды.
– За крокодила – спасибо, – сердечно поблагодарил Рамсес Второй. – Великий Дом жалует Ге-Ра-Клу усадьбу, шкатулку с перстнем и пожизненное звание… хм…
– Лучшей Подружки Дочери Фараона, – подсказала лысая.
– Постой-постой, – удивился царь. – Эта единица уже занята. Как там ее… Харчосуп…
– Да мы с ней уже поссорились, – объяснила Менетебе. – Она мою ушебти разбила, а сама сказала, что не брала.
– Тогда другое дело, – кивнул папа. – Ге-Ра-Кл назначается…
– Можно встать? – Катя подняла голову. – Ваше величество, у меня нога затекла.
– Что другое Сын Ра разрешил бы, а это не может, – фараон развел в стороны плетку и крючок. – Потерпи, аудиенция сейчас закончится.
– Папа, – напомнила Менетебе. – А как насчет Спинозы?
– Найдем, – пообещал царь. – Дадите писцу особые приметы, объявим всеегипетский розыск и недельки через две отыщем.
– Две недели… – Катя огорченно покачала головой. – Это очень долго… Мало ли что с ним случится… А побыстрей нельзя?
– Можно. Оперативников подключим. И ваш ребеночек к вечеру будет доставлен в Фивы.
– Папа, вечно Сын Ра что-то путает, – укорила фараона дочь. – Спиноза – это одно, а ребеночек – совсем другое. Он в корзине плыл по Реке, а мы его спасли.
– Так чего же вы хотите от Великого Дома? – царь утомленно обмахнулся плеткой. – Если уже нашли…
– Оставить хотим. Во дворце, – растолковала Менетебе. – Мы бы с ним поиграли…
– Ну и оставляйте, – разрешил Рамсес Второй. – Что, некому за ним присмотреть, что ли? Мама согласна?
– Согласна. Только она боится, что он еврей.
Царь перестал обмахиваться и скрестил на груди руки.
– Если еврей – нельзя. Представляешь, какой скандал поднимется, когда узнают, что Владыка Обеих Земель одной рукой подписывает указ об истреблении всех иудейских младенцев мужского пола, а другой – поселяет в собственном дворце еврейского подкидыша?!
– Как это – истребляете? – Катя задохнулась от возмущения. – Это… Это нарушение прав человека!
– Требование широких народных масс, – объяснил фараон. – Этих евреев так много и они такие непослушные! На строительные работы их не загонишь. Поля возделывать не хотят. Они, видите ли, скотоводы. Так и норовят устроиться на какое-нибудь тепленькое местечко: пастухами, врачами, торговцами, музыкантами, писцами. Просто ужас какой-то! И хитрые: богам нашим хоть бы какую завалященькую жертву принесли! Так нет же – все своему тащат. А он у них один-единственный.
– Ну и что? – Геракл села по-турецки. – Все люди равны! – вспомнила она выступление депутата по телевизору. – Все имеют право на труд и отдых! А так, как вы, только фашисты поступали. Их за это потом Советская Армия победила, я в учебнике читала.
Фараон задумался:
– Большая армия?
– Ого-го! – убежденно ответила Катя.
– А фашисты – это кто?
– Это очень плохие люди! И их главного гада, Гитлера, все ненавидят. Все прогрессивное человечество, – добавила Геракл на всякий случай.
Рамсес смущенно затеребил бородку.
– Да… Великий Дом и сам… Конечно… Но! – Он внушительно поднял вверх палку с крючком. – А требования египетского народа?
– Неправильные требования! И потом, откуда вы про них знаете? Вы референдум проводили? Или анкетирование?
Фараон испугался:
– Нет! А надо было?
– Конечно! – подтвердила Катя. Она хотела объяснить царю, как правильно организовать опрос народа, но ее перебила Менетебе.
– Пап, ну давай возьмем ребеночка! – заныла она. – Еврей – не еврей, какая разница? Сейчас истерику закачу!
– Ладно-ладно, только не капризничай! – поморщился Рамсес Второй. – Забирай младенца и делай с ним, что хочешь. Главное, чтоб он под ногами не путался. А насчет евреев, – благосклонно посмотрел фараон на Геракла, – надо подумать. Может, и в самом деле, пускай живут. В принципе, вреда от них особого нет, наоборот, даже польза большая… – он устало снял красно-белый венец. – Уф, тяжела ты, корона Верхнего и Нижнего Египта. Ну идите играйте. На женскую половину.
Пятясь задом, девочки покинули тронный зал, и Менетебе бросилась Гераклу на шею.
– Вот здорово! Если б не ты, папа ни за что бы не согласился. Ой, у меня теперь маленький ребеночек есть! Я его Спинозой назову!
– Нетушки, – категорически воспротивилась Катя. – Во-первых, Спиноза один, а во-вторых, таких имен не бывает. Это кличка.
– Жаль, – вздохнула лысая. – Тогда назову его просто Найденный-в-Тростниках.
– Длинновато, – забраковала Геракл. – Лучше уж Саша или Сережа.
– Фи, не звучит. А Найденный-в-Тростниках – это красиво. По-нашему, по-египетски, – Моисей.