– Есть один друг, – подумав, кивнул Гор. – Это ты.
Глава 2. Третий глаз
Теперь Спиноза с Гором буквально поселились в книгохранилище. Они разбирали древнеегипетские папирусы в надежде найти ключ к возвращению домой. Параллельно Витя обогащал свои знания. А Гор радостно клекотал, встречая упоминания о близких родственниках. В одном из текстов бог с удивлением прочитал о себе следующее:
«Он владеет Волшебным Оком, которым вернул жизнь отцу своему. Но прежде коварный Сет, злой повелитель пустыни, Ослиноголовый, являющийся в образе свиньи, мерзость для богов и людей, вырвал у Сокола чудесное око… Однако же Гор победил и его».
– Красиво… – заслушался Спиноза.
– Да, – согласился Гор. – Но у меня всего два глаза. Один – Солнце, другой – Луна. А Волшебного Ока нет.
– Может быть, это художественное преувеличение, гипербола, так сказать, – предположил Витя.
– Нет, в этих папирусах все строго документально, – не согласился бог. – И потом, сам посуди, я же должен чем-то вернуть жизнь отцу своему папе, который уже столько лет как скончался. Значит, это должно быть что-то вещественное.
Они раскрутили свиток до конца, но никакой расшифровки не нашли.
– А может, речь идет просто о моем глазе – правом или левом? – неожиданно задумался Гор и подмигнул Спинозе поочередно Луной и Солнцем.
– Возможно, – с сомнением отозвался Витя. – Тогда, впрочем, – оживился он, – где-нибудь должны сохраниться сведения о том, что ты стал… э-э-э…
– Одноглазым? – подсказал бог.
И они снова углубились в чтение.
***
Катя плелась по шумной улице и с горечью думала, что опять попала куда-то не туда. На Египет было совсем непохоже. Дома другие, статуи, одежда… К тому же она ни слова не разбирала. И сколько ни объясняла прохожим, что ищет умного мальчика в очках, все только разводили руками и отвечали что-то непонятное. В отчаянии девочка перешла с древнегипетского на русский. Но с тем же плачевным результатом.
Уже второй день Геракл бродила по незнакомому городу. Ужасно хотелось есть, и как назло, на каждом углу торговали такими вкусностями, что у нее слюнки текли. Не выдержав мук голода, Катя подошла к толстому добродушному дядьке, который продавал горячие лепешки, и жалобно попросила:
– Извиняюсь, дайте мне, пожалуйста, кусочек хлебца…
Дядька вытаращил глаза, и улыбка исчезла с его добродушного лица. Он что-то сказал на незнакомом гортанном языке.
– Ням-ням, – доходчиво объяснила Катя. – Ам-ам!
Тут торговец как с цепи сорвался. Он едва не набросился на Геракла с кулаками. И орал так громко, что со всех сторон сбежались зеваки.
– Да подавитесь вы своими вонючими булками! – психанула девочка и пошла прочь, ощущая сосущую пустоту под ложечкой.
– Жлобы, – ругалась она про себя. – Жадюги! Отказать голодному ребенку! Тетя Мириам никогда такого бы не сделала.
И она вспомнила аккуратную черноглазую старушку с ее многочисленными узелками и мешочками, с ее вкусным цимесом и рыбой фиш, кисло-сладким жарким, фаршированной шейкой… У Геракла, казалось, живот прилип к спине. А манна небесная! А запеканка из нее! А маца! Даже опресноки представлялись ей сейчас слаще меда. Где теперь тетушка Мириам? Да и была ли она вообще?
– Может, это заклинание подойдет?– спросил Спиноза у Гора, который тем временем изучал свои многочисленные портреты.
– Нет, – вздохнул бог. – И здесь оба глаза на месте.
Витя широко расставил ноги, раскинул руки, повернул голову к стене и с подвыванием, как поэт, стал читать иероглифы:
– Пер-о хап-ши! Мумут-рамай! Хнум баба-де! Псой-эр Джедеф!
И замер, ожидая эффекта. Со стен посыпались штукатурка. Зашуршал, скатываясь сам собой, свиток.
– И это не то, – пробормотал Гор, пристально вглядываясь в скопированную Витей фреску.
– Что ты смотришь? – с раздражением сказал Спиноза. – Ты ж везде в профиль и повернут в левую сторону. Только один глаз изображен. Попробуем другое, – он уселся на стул, выпрямил спину и положил руки на колени.
– Да? – удивился Гор. – Действительно… А где же другой глаз?
– Та-Кеме Шмун! Бубаст! Себек! Пер-Ке! Фарух! Тойот! Сусан! – продекламировал Витя и с тоской огляделся вокруг. Ничего не изменилось.
– А здесь второй глаз есть! – с торжеством воскликнул Гор. – Потому что смотрю в другую сторону.
– Сенмут! Чехен! Темеху-Сут! Пе-тен Негау! Таит Монту! – отчаянно выкрикивал Спиноза.
На столе вырос цветок лотоса. Гор сорвал цветок, понюхал его и внимательно посмотрел на Витю:
– А это у тебя что? – он осторожно потрогал оправу.
– Очки, – пожал плечами Спиноза.
– А для чего они?
– Чтобы лучше видеть, – торопливо объяснил Витя. – Непра! Мех-Мех! Хорур!
Лотос завял.
Двумя пальцами Гор снял с Вити очки и приложил их к своему лицу.
– Все расплывается, – пожаловался он. – Наверное, это и есть Волшебное Око. Слушай, отдай его мне… Ну очень тебя прошу.
Спиноза замялся.
– Ты только не подумай, что я жадничаю, но, к сожалению, не могу. Я без них ничего не вижу. И потом, посуди сам, как твой папа их проглотит?
Гор повертел очки в руках и раскрыл рот, намереваясь попробовать дужку.
– А если бы мы с тобой не встретились? – поспешно спросил Спиноза.
Гор закрыл рот.
– Мне кажется, – продолжал Витя, мягким движением отнимая у бога очки, – что волшебный глаз должен быть где-то у тебя.
– Ну нету у меня его! Нету! – зазвенел Гор всеми своими браслетами.
Спиноза надел очки. И взгляд у него прояснился.
– Послушай, – задумчиво сказал он. – Я читал в некоторых источниках, что древние жрецы придавали камням магическое значение. Представим, что слово «око» употреблено в переносном смысле, и речь идет о драгоценном или полудрагоценном камне…
– Да у меня ничего такого нет, – Гор растерянно посмотрел на браслеты.
– А это что? – Витя показал на небольшой красный камешек, который висел на кожаном шнурке на груди бога.
– Амулет, – небрежно отмахнулся тот. – Мама дала. От сглаза. Еще когда я маленький был.
– Похоже на сердолик, – Спиноза поднес камень поближе и внимательно его осмотрел. – Красивые прожилки…
– Да ничего особенного, – Гор бросил на сердолик небрежный взгляд. – Погоди-ка, – вдруг сказал он изменившимся тоном. – Тут… Не может быть! Я вижу Ослиноголового! Он сидит в камышах! – Бог сжал кулаки. – Эх, только бы до него добраться!
– Ну вот, – удовлетворенно заметил старший помощник начальника библиотеки. – Это же элементарно, Сокол. А ты говоришь…
Катя шла наугад, не зная куда. Остались позади шумные улицы, торговые ряды, богатые дома… Остался позади порт с пронзительным запахом свежей рыбы… Теперь она двигалась по узким переулкам вдоль маленьких глинобитных домиков. Ей казалось, что из каждого окна, из каждой раскрытой двери тянутся манящие ароматы еды, и от этого становилось еще горше. Даже в пустыне она не чувствовала себя такой одинокой: там был Моисей, там были люди, там ее любили, а здесь…
На одной улочке шириной метра в полтора одновременно распахнулись окна стоящих напротив домов, из каждого высунулось по тетке, и они стали ругаться, размахивая руками и тряся головами.
Геракл вяло посмотрела на них и подумала:
– Наверное, они хорошо пообедали…
И вдруг до нее дошло, что она понимает каждое слово!
– Двойра! Ты знаешь, как теперь дорого все на базаре? Меир заплатил аж две драхмы за мешок несчастных фиников! – вопила одна.
– Она мне будет рассказывать, что почем! Можно подумать, Сарра, я не хожу на базар! – размахивала руками другая. – Я тоже сегодня была там и разорилась!
– Тетечки! – бросилась к ним Катя. – Помогите! Я с позавчера не ела! Я сейчас умру от голода!..
Окна одновременно захлопнулись. Геракл затормозила и заплакала.
– Или евреи не помогают друг другу? – всхлипывала она.
Одновременно раскрылись двери. Только не две, а четыре. Потом шесть, восемь… И скоро вокруг Кати стояла толпа.
– Тут голодный ребенок! – надрывалась Двойра.
– Она не кушала два дня! – ломала руки Сарра. – Боже, до чего мы дожили! Меир, иди посмотри! Тут бедная девочка!
Кто-то ласково обнимал Катю за плечи. Кто-то совал ей в руки куски хлеба, мяса, рыбы.
– Ребе! – заливалась слезами Двойра. – Идите сюда! Вы такого еще не видели! Посмотрите, что сделали с несчастным ребенком! Она пухнет с голоду!
Сквозь толпу протискался седобородый старик в расшитом буквами переднике.
– Ты, наверное, сирота, – неторопливо, кивая на каждом слове, сказал он. – Бедняжка.
– Нет, – проговорила Геракл с набитым ртом. – У меня есть мама и бабушка. Только они далеко.
Раввин неодобрительно покачал головой.
– И что же они себе думают? Или можно отпускать ребенка одного? Неизвестно куда?
– Ой! – обрадовалась Катя. – Вы говорите, совсем как дедушка Моисей!
– Правильно говорит твой дедушка, – одобрил ребе. – Это чей папа – мамин или папин?
– Да нет, это не мой дедушка, – объяснила девочка, отправляя в рот финики. – Это пророк Моисей. И сестра его, тетушка Мириам, тоже не разрешала далеко уходить, когда мы по пустыне скитались.
Брови ребе медленно поползли вверх.
– Вот что значит – не кушать два дня! – он приложил ладонь к Катиному лбу. – У ней бред! Так и есть – горячка!
Сарра заплакала.
– Меир! Она повредилась в уме! А ты не хотел сегодня кушать супчик! Ты видишь, что с этого бывает?!
Мощное тело Двойры колыхалось от рыданий, когда она прижимала к себе Геракла.
– Я-таки возьму ее домой, – причитала она. – Где десять, там и одиннадцать. Хорошо покушает неделю – и горячки как ни бывало…
Ребе простер руки над Двойрой и Катей.
– Яффе, – умиротворенно благословил он обеих. – Это хорошо!
Лотос на столе то расцветал пышным цветом, то опускал сморщенные лепестки. Тучи над Александрией то сгущались, то снова разбегались. Нищий на площади изумленно смотрел на свою ногу. Там то появлялись струпья, то исчезали.