– Я немного задумался, – извинился Спиноза.
– Дети, потише, – попросила Карга. – Вы Ра разбудите.
Солнце перекатилось на другое ее колено и сладко всхрапнуло.
Геракл вразвалочку, как бывалый моряк, подошла к рулю.
– А ну подвиньтесь, – потребовала она. – Теперь моя очередь.
Никто не возражал.
Катя приняла штурвал, подставила лицо ветру и крикнула:
– Полный вперед! Есть полный вперед! – отрапортовала она сама себе.
Моторка резво понеслась по небу.
– Природа мышей, – продолжал между тем размышлять Спиноза, – в представлении древних неразрывно связана с неизбежностью зла, персонифицированного в образе Сета, а следовательно, и в кактусе. Не случайно в египетском пантеоне мы не находим ни одного божества, имеющего зооморфные черты мелких домашних грызунов…
Петуля плюнул за борт и с любопытством наблюдал за траекторией полета слюны.
– Глянь, – озадаченно почесал он затылок. – Дома какие-то, люди…
– Не может быть! – Спиноза вышел из глубокой задумчивости. – В эпоху неолита…
– Че я, вру? Сам посмотри, – обиделся Бонифаций.
Очки у Спинозы полезли на лоб.
Геракл оторвалась от руля.
– Наверное, опять что-нибудь со временем, – догадалась она. – Ты, Петуля, плюнул и закон нарушил. Ой, пирамиды!
– Древнее царство? – гадал Спиноза. – Среднее?
– Ху! – обрадовался Петуля.
– Где? Где? – Катя свесилась через борт. – Дай посмотреть!
– Вон, под килем!
Геракл изогнулась изо всех сил, следуя за Петулиным пальцем.
– Осторожнее, ребята! – встревожилась Карга. Солнце на ее коленях недовольно заерзало. – Перевер…
Жан Франсуа Шампольон раскрыл дорожный сундучок, вытащил оттуда лист бумаги, походную чернильницу, обмакнул в нее гусиное перо и вывел традиционное приветствие: «Любезный брат мой!».
И, держа перо на весу, задумался. О чем на сей раз сообщить Жаку Жозефу? То ли об изменениях в маршруте и возвращении в Гизу, то ли о новых находках в разрушенных храмах, то ли о расшифрованных и истолкованных надписях…
В это мгновение что-то ярко сверкнуло перед глазами ученого, голова у него закружилась, и Жан Франсуа почувствовал сильнейший солнечный удар.
Падая с головокружительной высоты, Ра пребольно ударился о Шампольона и теперь сидел на песке, ошеломленно глядя на француза. Бог так и не понял, что произошло. Ему снилась жаркая схватка с Апопом. Как обычно, Ра собирался выйти из нее победителем. Но змей неожиданно подхватил его и бросил!
Рядом кто-то застонал. Около Солнца распластался Спиноза.
– Кажется, произошло стихийное перемещение центра тяжести, – пробормотал он, открывая глаза. – Это земля? – Витя пошарил рукой вокруг. – А где Катя?
– Здесь! – откликнулась Геракл, вытряхивая из кроссовки песок. – Ты не ушибся?
– Видимо, нет… – Спиноза рассеянно поправил очки. – Куда мы попали?
Катя огляделась по сторонам.
– Кажется, опять в Древний Египет… Ой, смотри, вон дядька бежит. Давай у него спросим!
К Шампольону с ведром воды бежал верный Пьер. Ему уже не раз приходилось приводить хозяина в чувство подобным способом, а потому он не сильно беспокоился. И вдруг ветеран 1812 года остановился на полпути.
–Маша? – изумился он, глядя на распростертое тело Карги. – Маша! Русски баба!
И вода, предназначенная для Шампольона, привела в чувство классную руководительницу.
Марь Иванна машинально тронула мокрую прическу и открыла глаза.
– Здрасьте! – она рывком поднялась и села, поправляя узорные шальвары и набрасывая чадру на лицо. – Явились не запылились!
– Маша! – Пьер подкрутил усики. – Ты пришел? Шери! Дорогая! Коль бонер! Я тебья не забывать!
– Я тебя тоже, – отмахнулась Карга, тревожно оглядываясь. – А где дети? Киндер! Киндер! – объяснила она на иностранном языке.
– Лезанфан? – догадался Пьер. – Туда. О дьябль! Мсье! – и прежде, чем Марь Иванна успела что-то сообразить, он бросился обратно к палатке за вторым ведром воды для Шампольона.
Петуля поскреб затылок. Он упал прямо рядом со Сфинксом. Ху выглядел неважно. Нос у него был отбит, лапы утопали в песке, и в каменных глазах застыла печаль тысячелетий.
– Привет! – сказал ему Бонифаций.
Ху промолчал.
– Че не здороваешься? – Петуля фамильярно хлопнул Сфинкса по лапе. – Не узнаешь? Или говорить разучился?
Каменное изваяние оставалось неподвижным.
Бонифаций задумчиво опустился на корточки перед символом мудрости.
– Помнишь, ты нам с Лелькой дверцу показал? Подружка моя, принцесса. Рыженькая такая, с веснушками… Из Страны Высоких Гор… Вспомнил? Ну вот… Она тогда пропала – и все. Даже не попрощалась… Ху, ты все знаешь. Куда она подевалась? Может, слышал что-нибудь? Ну не можешь ответить – не отвечай. Дай хоть знак. Хоть подмигни…
Петуля до слез вглядывался в изувеченное лицо Сфинкса. Но Ху смотрел мимо, не мигая.
– А как бы ее вернуть? Что она там одна, ни отца, ни матери… Поселилась бы у нас, школу бы закончила, она умная…
Бонифаций шмыгнул носом. Сфинкс молчал.
– Ладно, – горестно сказал Петуля и встал. – Может, когда еще с тобой увидимся. А может, и нет. Ты классный мужик, Ху. Бывай…
И он понуро побрел к своим.
Все толпились вокруг бесчувственного Шампольона. Его обморок уже дважды прерывался ведрами воды. В первый раз Жан Франсуа открыл глаза, увидел заботливо склонившуюся над ним Марь Иванну и снова свалился замертво. Его откачали. Во второй раз взгляд ученого упал на Геракловы кроссовки. Он только успел шепнуть: «Фиетт авэк ша! Девочка с котом!» – и сознание снова покинуло его. Пьер, утирая пот, приволок очередное ведро. И тут затуманенный взгляд Шампольона остановился на Петуле.
– Бонья… – жалобно простонал Жан Франсуа, впадая в беспамятство.
– Здорово я его хватил! – заметил Ра. – Что он у тебя слабый такой? – спросил он у Пьера.
– О! – многозначительно ответил ветеран. – Гран саван! Большой ученый! – объяснил он, поливая хозяина животворной влагой.
Шампольон слабо пошевелился и икнул. Геракл обрадовалась и, не дожидаясь следующего обморока, схватила ведро и побежала за водой.
– Пьер! – позвал египтолог, не открывая глаз. – У э тю? Где ты?
– Здесь! – отозвался ветеран.
– Тю э сель? – Шампольон упорно не размыкал веки. – Ты один?
– Нон, мсье! Мэнтнан нозавем ту ле монд. Здесь у нас целая толпа. Вуаля! – Пьер обернулся к Марь Иванне. – Маша, Бонья, Фиетт авэк ша, Спиноза, Ле Солей.
Шампольон изумленно вытаращил глаза. Подоспевшая Катя окатила его радикальным средством от обмороков и солнечных ударов.
– Бр-р-р! – ученый отряхнулся от воды и сел. – Бонжур, господа! Мьилости просить! Пьер, дай хлеб-соль!
– Какая приятная неожиданность! – заворковала Марь Иванна. – Вы выучили русский?
– Плехо, – улыбнулся Шампольон. – Мал мала. Здрассьте, рюсски баба! – он приложился к ручке Марь Иванны и протянул ладонь Ра: – Здрассьте, рюсски мужик!
– Да не русский я, – ответил бог. – Я всеобщий. Свечу каждому – без различия пола, национальности и вероисповедания. А также – цвета кожи, – поликорректно добавил он, глянув на рабочих, роющих неподалеку шурф.
Жан Франсуа озадаченно посмотрел на Солнце.
– Се Дье! – блеснул Спиноза своим французским. – Это бог Солнца. Се Дье де Солей, – и он перевел Шампольону короткую, но выразительную речь Ра.
После завтрака все разбились на компании. Марь Иванна попеременно кокетничала то с Пьером, то с Ра. Спиноза уединился с Шампольоном. А Петуля и Геракл взяли лопаты и присоединились к рабочим.
Спиноза раскладывал перед изумленным и восхищенным египтологом вывезенные из Александрии конспекты. Они беседовали об иератическом и демотическом письме, коптском языке и значении отдельных идеограмм. Спорили до хрипоты, доказывая друг другу, с какого времени следует вести отсчет древнеегипетской цивилизации. И сходились на том, что Аменхотеп IV, введя культ единого божества Атона, значительно обогатил изобразительные приемы иконографии Нового царства.
– Ха-ха-ха! – раскатисто хохотало Солнце. – Во даешь!
– Хи-хи-хи! – заливалась Марь Иванна. – Как мило!
– Хм, – усмехался в усы Пьер. – Тре бьен!
Солдат и моряк очень понравились друг другу. Они выпили на брудершафт и хором затянули:
– Ой, мороз, мороз, не морозь меня!..
Петуля и Геракл копали на скорость. Их лопаты так и мелькали в воздухе, отбрасывая вместе с песком предметы культа и быта древних египтян, пролежавшие в земле тысячи лет.
– Вот любопытная идеограмма, – Шампольон показал Спинозе знаки, которые заставили исчезнуть из XIX века сначала Каргу, а потом Лельку с Петулей. – Если перевести эти иероглифы на французский, толковать их следует так: «Иди, откуда пришел».
Спиноза поправил очки.
– Вы ошибаетесь, коллега, – мягко возразил он. – Мои изыскания в Александрийской библиотеке склоняют к мысли, что более точный смысл данной идеограммы передается так: «Иди ты, куда подальше». По-египетски же это звучит…
– Ждет меня жена, дожидается… – вывел Пьер и вдруг изменился в лице: – Маша! Опьять?!
Ветерок легко развевал тончайшую чадру, оставшуюся вместо Карги.
– Маш, куда же ты? – изумился Ра. – А песню допеть?
– Уточните, коллега, как это будет звучать по-египетски? – Жан Франсуа сделал пометку в своих бумагах.
– Блин!
На глазах у изумленных рабочих новенькие растаяли в воздухе. Только лопаты упали в песок.
– Мсье! – к Шампольону бежал взволнованный Пьер, за которым, прихрамывая, спешил моряк. – Она пропала! Они исчезли! Маша! Бонья! Девочка с котом!
У Спинозы закатились глаза. Шампольон плеснул на него водой из походной фляги.
– Боже мой, что я наделал! – мгновенно очнулся Витя. – Куда я их заслал? Неужели домой? В таком случае… – стекла его очков вспыхнули в отблесках Ра. – В таком случае, мсье, мы с вами совершили величайшее открытие. Это и есть то самое заклинание, которое способно изгнать мышь!