– Вы можете мне верить! – пообещала Лиана.
– Я верю, – пробормотала Реплянко в ответ, лихорадочно соображая, откуда взялось в ней самой какое-то странное беспокойство. «Что не так?» – мучилась Алла, растирая онемевшие кончики пальцев и терпеливо дожидаясь, пока пациентка освободит ей место у раковины.
Сунув руки под воду, Алла Викторовна закрыла глаза. Появилось изображение, очень похожее на раскрашенную фотографию. Именно на раскрашенную, мысленно подчеркнула Алла и попыталась вспомнить, где она могла видеть нечто подобное. Пока перебирала в памяти возможные варианты, ответ пришел сам собой – в фотоателье, на стенде готовой продукции, где представлены образцы, в том числе и ритуальной фотокерамики.
– Скажите, у вас никто недавно не умирал? (Лиана насторожилась.) Родственники, друзья, знакомые?
– В моей семье – нет.
– А в семье мужа?
Лиана погрустнела.
– У Ануш – близкая подруга, Лейла. Мы думаем, от тоски, так и не смогла привыкнуть к вашему городу.
– Так сидела бы у себя в Армении, – довольно бесцеремонно прокомментировала Алла Викторовна.
– Мы не совсем из Армении, – объяснила Лиана. – Мы из Карабаха. Вместе бежали. К тому же у Лейлы там вся семья погибла. Как жить? А здесь у Ануш родня, пригласили, мы и поехали. Потом Вачику работу предложили, хорошую. Решили остаться, вроде бы как от добра добра не ищут.
– Жалко, – посочувствовала неизвестной Лейле Алла Викторовна и завершила сеанс: заныли руки.
– Может быть, чаю? – Лиана была гостеприимной хозяйкой и не хотела отпускать гостью, тем более врача, от которого зависела ее жизнь, просто так.
На призыв выпить чаю Реплянко откликнулась молниеносно: домой она не торопилась, проводить время в гостях любила, ибо общение с людьми, к тому же не очень знакомыми, всегда давало ей почву для размышлений, возбуждало любопытство. Кроме того, в гостях всегда хорошо кормили – радость пусть и примитивная, но тем не менее.
Оставшись на чаепитие, Алла Викторовна не прогадала: Лиана виртуозно быстро накрыла на стол, щедро заставив его армянскими сладостями. У гостьи потекли слюнки: варенье из розовых лепестков, из грецких орехов, алани, барурик, целое блюдо смеси сухофруктов с орехами. Увидев сладкий суджук, Алла Викторовна обрадовалась:
– Чурчхела!
– У нас называется шароц, – поправила ее Лиана и присела напротив. – Угощайтесь.
Уговаривать гостью не было необходимости – та неспешно заполнила свою тарелку сладостями, слушая комментарии хозяйки. Аллу Викторовну интересовало все: из чего и как приготовлено, сколько может храниться, можно ли купить нечто подобное на рынке или обязательно надо ехать в Армению? Уже после второго куска обильно начиненного орехами барурика Алла Викторовна почувствовала себя сытой, но тем не менее не остановилась, так как дала себе слово попробовать все без исключения.
– Господи, как же вкусно! – нахваливала она угощение и громко сожалела, что ее дети никогда ничего подобного не пробовали. Многократное повторение возымело свое действие: радушная Лиана собрала для обделенных деток целый пакет гостинцев. – Спасибо, – с достоинством поблагодарила ее Алла Викторовна и попросила еще чаю, чтобы нейтрализовать во рту сладость, уже не приносившую удовольствия.
Сделав пару глотков, Реплянко задумалась, а потом вдруг попросила Лиану показать ей квартиру. Та покорно повела гостью по комнатам, умело скрывая свою обескураженность. И было отчего: следуя за хозяйкой, Алла Викторовна бесцеремонно заглядывала туда, куда не нужно, трогала все, что попадется под руку, а обнаружив в спальне супругов новомодные японские весы, попросила разрешения взвеситься: «Интересно, как работают…» Последним пунктом экскурсии оказалась детская, где любопытная Реплянко застряла основательно, подвергнув допросу бойкого Ваганчика и смущенную присутствием чужого человека Этери.
В общем, когда Лиана закрыла за Аллой Викторовной дверь, ее посетила шальная мысль о том, что походы в поликлинику пусть менее отрадны, зато гораздо короче по времени. Именно поэтому при следующей встрече она осторожно осведомилась о том, сколько понадобится сеансов.
– Пока ничего не могу сказать, – невнятно ответила Алла Викторовна, размахивая руками – так она «разбивала» опухоль. – Может, десять, может, двадцать. Как пойдет…
После шестого сеанса Реплянко исчезла по вполне объективным причинам, о которых сегодня предпочитала не вспоминать и даже в кругу близких отказывалась говорить об этом.
– Брось, Алка, – посмеивался над ней поэт, – от воспоминаний бешенство не образуется.
– У кого как, – грустно улыбаясь, парировала жена, наконец признавшая, что вычислить ежегодное соотношение благополучия и неблагополучия не представляется возможным, как бы она ни старалась. И действительно, сколько бы Алла Викторовна ни опрашивала знакомых, сколько бы ни листала календари, ничего более вразумительного, чем ссылки на високосный год и солнечные затмения, не обнаружила. Да и они не показались ей заслуживающими внимания, к тому же интересующий ее 1993-й високосным не был и на затмения богатым не оказался. «Это судьба», – пришла Реплянко к антинаучному выводу и на какое-то время успокоилась. Но только на какое-то, потому что нет-нет да и возникало в ее сознании тревожное воспоминание.
В тот день, когда роковые события начали разворачиваться полным ходом, блистательная Алла Реплянко не находила себе места с самого утра. Тревога грызла ей сердце, одно занятие по микробиологии сменялось другим, никаких «окон» не предвиделось…Обычно Алла Викторовна с легкостью выдерживала такую нагрузку, профессионально меняя интенсивность голоса, придумывая разного рода проверочные работы, дававшие возможность перевести дух, но сегодня почувствовала, что вот-вот упадет в обморок. И еще – почему-то страшно тянуло домой…
«Прислушайся, Алла», – мысленно уговаривала себя Реплянко, лихорадочно перебирая в уме тех, кто мог бы ее заменить. Не найдя таковых, она безрезультатно метнулась к расписанию, а потом сразу же к руководству, после чего молниеносно покинула училище и уже в два часа дня пересекла порог собственной квартиры. На первый взгляд все было как обычно. Поэт работал, Марина вернулась из школы, Лялька мирно истекала соплями. Успокоившись, Алла Викторовна зашла в кабинет мужа.
– О! – удивился поэт. – Ты откуда?
– Соскучилась, – прильнула она к нему.
– Что-то на тебя не похоже! – Поэт явно кокетничал и, судя по всему, от работы отрываться не собирался.
– Ты просто меня не знаешь, Андрюшенька, – пробормотала Алла и устроилась на диване: – Я у тебя полежу?
– Только молча, – предупредил поэт, мечтая о том, чтобы его оставили в покое.
– Клянусь! – пообещала Алла Викторовна и тут же задала очередной вопрос: – А где Дымка? Она тебе изменила? (Обычно кошка устраивалась у Андрея на руках.)
– Мне женщины не изменяют, – самодовольно ухмыльнулся поэт и сообщил, что Дымка сегодня чудит и царапается, потому что эти глупые девки ее замучили.
– Они же дети, – вступилась за дочерей Алла Викторовна, но тут же осеклась, почувствовав раздражение супруга. – Разбуди меня через час, – попросила она и быстро заснула, убаюканная шуршанием страниц: писал поэт по старинке – карандашом.
Очнулась Алла Викторовна в пустом кабинете. Спать среди рабочего дня было столь непривычно, что ей на минуту показалось, будто сегодня первое января или, на худой конец, первый день отпуска. Алла даже представила, что вот сейчас откроется дверь, войдут ее домочадцы и, недовольные, скажут: «Ну сколько можно спать?» И тогда в полудреме придется перевернуться на другой бок и простонать: «Не будите меня, противные дети, я в отпуске» или «Сегодня же первое января!»
– И не в отпуске, и не первое января, – проворчала Алла Викторовна и потащилась на кухню, громко зевая и шаркая тапочками.
– Наконец-то! – бросилась к ней озабоченная Лялька. – У нас Дымка заболела.
– Наверное, отравилась, – предположила Марина, а поэт, как обычно, внес свою лепту:
– Как же! Отравилась! Сначала накормят ее до отвала, а потом тискают. Вот она и обгадилась вся от ушей до хвоста.
– Не из-за этого! – тут же возмутилась Марина. – Она заболела!
Алла Викторовна попыталась погасить назревающий конфликт в зародыше и переключила внимание дочери на себя:
– А где кошка-то?
– За холодильником! – в один голос ответили девочки и бросились к нему.
– Осторожно! – предупредила их мать. – Вы так ее не достанете.
– Достанем! – заверила ее Лялька. – Мы уже так делали. Вот, смотри. – Она протянула исполосованные руки.
– Ничего себе! – опешила Алла Викторовна, не ожидавшая такой прыти от маленького котенка.
– Да она их обеих расцарапала, – добавил отец. – А заодно и мне досталось…
– А не надо было вмешиваться, – не полезла за словом в карман Марина, но поэт тут же на нее прикрикнул:
– Поговори мне еще, пигалица!
– Сам пигалица, – чуть слышно пробормотала та, не поднимая на отца глаз.
– Мама, – встряла Лялька, – мы просили папу отодвинуть холодильник. А он не стал. Тогда мы ее так вытащили. Ну и вот…
– А как она опять за холодильником оказалась?
– Очень просто, – съехидничала Марина. – Просто кое-кто ее у нас отобрал, и тогда еще кое-кто кое-кого оцарапал, а потом… – Она на секунду задумалась, пытаясь выстроить фразу дальше, но так и не нашла нужных слов.
– Помоги, пожалуйста, – попросила мужа Алла Викторовна, заглядывая за холодильник.
– Пожалуйста, – поднялся с места могучий поэт и легко отодвинул его в сторону. Котенок сидел не двигаясь.
– Кис-кис-кис, – ласково позвала Алла Викторовна, протягивая руку. Кошка не реагировала.
– Иди сюда, Дымка, – присоединилась к матери Лялька, пытаясь протиснуться между холодильником и стеной.
– Не трогай ее, – остановила дочь Алла, заподозрив неладное. – Я сама.
– Ты не пролезешь, – заверила ее Лялька, продолжая пробираться к намеченной цели.
– Только осторожно, – предупредила Алла Викторовна, протягивая дочери полотенце. – Руками не трогай.