– Так надо предупреждать, – проворчал он, шаря в ящике стола в поисках личной печати.
– А что, медработники – люди другого сорта? – Алла Викторовна продолжала играть в игру «Нас таких только двое…»
– Ну почему же? Такого же. Обыкновенного. – Доктор мельком взглянул на Реплянко. – Хотя нет, гонора побольше: «коллега», «этика», – очень похоже изобразил он Аллу Викторовну. – Все знают, как нужно… А элементарного собственным детям объяснить не могут. Э-ле-мен-тар-но-го… А ты, пацан, смотри: чтоб ни одного пропуска, чтоб как по часам… Понял?
– Понял, – ответила за Ваганчика Реплянко и решила полемику с врачом не продолжать, определив его случай как безнадежный: с чего начал, тем и закончил: «э-ле-мен-тар-но-го». Без него не разобрались бы! А то она не знает: и больных таких видела, и сама могла оказаться на их месте…
«Твоя задача – не мать учить, а дитя лечить», – раздраженно подумала она, но через минуту уже остыла и перед уходом даже заглянула к строгому доктору в кабинет, чтобы все-таки сказать тому спасибо.
Из травмопункта Алла Викторовна удалилась с Ваганчиком под руку: парень был бледен, задумчив, дышал как-то невпопад шагам, время от времени вздыхая так, словно ему не хватало воздуха. Видимо, рассказы травматолога произвели на него неизгладимое впечатление.
– Не бойся. – Алла Викторовна хорошо понимала, что происходит в душе ее спутника. – Меня бешеная кошка кусала сто раз!
– Сто раз?! – не поверил Ваганчик.
– Точно тебе говорю. И видишь – жива.
– А вдруг моя была не бешеная? Врач же сказал: несите кошку, скажу точно.
– Тогда неси свою кошку, – предложила Алла Викторовна.
В ответ Ваганчик тяжело вздохнул.
По возвращении из травмопункта их ждал накрытый стол, а заодно и временно проникшийся благодарностью к странноватой Реплянко Вачик, по-прежнему уверенный в том, что все ее действия – чистейшей воды шарлатанство. Однако при этом нельзя было не признать, что у вышеупомянутой шарлатанки нетипично отзывчивая натура: отнюдь не всякий человек, да еще и с чужим ребенком, по собственной инициативе потащится холодным декабрьским вечером в травмопункт.
Завидев Вачика, Реплянко обрадовалась ему, как родному:
– Здрасте-здрасте. – Она поприветствовала его так, словно тот был всего лишь гостем в ее квартире.
Это Вачику, разумеется, не понравилось, но он, скованный обещанием вести себя прилично и ни в коем случае не задавать никаких провокационных вопросов, изо всех сил старался играть роль радушного хозяина:
– Присаживайтесь, пожалуйста!
– И вы присаживайтесь, – встречно пригласила его Алла Викторовна и уверенно уселась, да еще и на хозяйское место во главе стола.
– Здесь Вачик сидит, – прошептала ей на ухо Лиана, предположив, что после таких слов Реплянко немедленно пересядет. Но не тут-то было: гостья с места не тронулась.
– Лианочка, – обезоруживающе улыбаясь, пропела она, – ну какая ему разница? Пусть рядом сядет… Кстати, а супа у тебя нет?
– Супа у нас нет, – ответил за жену Вачик и, присев к Реплянко, с присущей для армянина важностью поинтересовался: – Скажите, дорогая, а вот это все (он обвел взглядом супругу, детей) не напоминает вам надувательство?
– Вачик! – ахнула Лиана.
– Не мешай, Лианочка. – Алла Викторовна, похоже, была готова к таким вопросам. – Это не надувательство.
– Не могу с вами согласиться.
– Так и не соглашайтесь! Я-то тут при чем?
– Как при чем? Вы приходите в мой дом и обещаете жене, что она исцелится. Вы снова приходите в мой дом и говорите, что моего сына исцарапала бешеная кошка. Почему я должен вам верить?
– Вы можете мне не верить, – согласилась Реплянко и внимательно посмотрела на собеседника. – А верно говорят, что армяне – христиане? («Зубы заговаривает», – решил Вачик). Или нет?
– Или да.
– Если бы вы мне не сказали, я бы не поверила, – открыто улыбнулась Вачику Алла Викторовна и, наклонившись к нему, прошептала: – Вы ведь обрезаны. И у вас искривление полового члена где-то градусов на пятнадцать. Жизни это не мешает, но нервишки щекочет и по мужской самооценке бьет. Так вот, хочу вас успокоить: многие мужчины о том даже не подозревают. Их зрение, видимо, устроено таким образом, что все отклоняющееся от нормы исправляет в сознании абсолютно автоматически (Вачик залился краской). Одним словом, не переживайте. На качестве сексуальной жизни это абсолютно не сказывается. Разве я не права?
Ответить что-то вразумительное муж Лианы не смог.
– Тогда еще один момент, – открыла было рот Алла Викторовна, собираясь поведать Вачику о низкой активности его сперматозоидов, но не успела: он поспешно приступил к еде, не дожидаясь, пока за стол усядутся жена и дети.
– Что вы ему сказали? – полюбопытствовала Лиана, как только супруг вышел из-за стола.
– Да ничего особенного, – отмахнулась Реплянко и перевела разговор на другую тему.
Пока пили чай, Алла Викторовна незаметно наблюдала за Лианой, не переставая непринужденно болтать. То, что врачи называли опухолью, практически не просматривалось. Может быть, совсем чуть-чуть в верхней части желудка проглядывала тоненькая перламутровая блесточка. Но по своему опыту Алла Викторовна знала: она скоро исчезнет.
– Когда у тебя осмотр?
Лиана назвала дату.
– Все будет хорошо, – в очередной раз пообещала Алла Викторовна и поинтересовалась, давно ли приходила Ануш.
– А почему вы спросили? – Вопросов, связанных со свекровью, Лиана в свете последних событий боялась. – Она вообще не приходила. Вачик сказал, уехала.
– Куда? – автоматически задала вопрос Алла Викторовна.
– Не знаю. Спросить?
– Не надо, зачем? Уехала и уехала. Или ты скучаешь? – Реплянко усмехнулась.
Впрочем, Лиана шутки не поняла:
– Как можно скучать по человеку, который сделал тебе столько зла?
– Больше не будет, – успокоила ее Алла Викторовна, а сама подумала, что, пока мать Вачика жива, Лиана вряд ли будет в полной безопасности. В том, что такое возможно, Реплянко могла убедиться на примере многих своих пациентов, оказавшихся в аналогичной ситуации. Однако Алла Викторовна знала и о положительной статистике, касавшейся преимущественно тех, кто всерьез начинал заниматься своим личным ростом, делая все возможное, чтобы освободиться от постороннего влияния. Только вот Лиана, видимо, к этой категории лиц не принадлежала, ей все время требовалось чье-то присутствие, чтобы разобраться в происходящем, а заодно переложить на кого-нибудь ответственность за свои поступки и решения. Когда-то в этом ей помогали подруги, потом Вачик и вот теперь – Алла Викторовна, на которую, впрочем, положиться было довольно трудно: она то появлялась, то исчезала.
Лиана честно пыталась справиться с мучительной зависимостью от присутствия целительницы, но результаты были неутешительными: ее так и бросало из крайности в крайность – то она была бесшабашно весела, то уныло задумчива; то тискала детей, то отстранялась от них, скрывшись в своей комнате.
– Я не была такой раньше, – жаловалась Лиана, виня во всех своих неудачах Ануш.
– Возможно, – соглашалась Алла Викторовна, понимая, что причина кроется, разумеется, не в матери Вачика, а в инфантильности и отсутствии интереса к жизни, точнее – в отсутствии дела. Сама она как человек работающий точно знала: профессия – главный помощник в преодолении любых жизненных сложностей. А Лиана никогда не работала и не собиралась, ссылаясь на главное женское предназначение – рожать детей и ждать мужа с работы.
– Неужели тебе не скучно? – не выдержала однажды Алла Викторовна, наивно полагавшая, что если Лиана найдет себе занятие, то процесс выздоровления пойдет гораздо быстрее.
– Нет, – твердо ответила та. – Мне скучать некогда: у меня муж и дети.
– У меня вообще-то тоже, – усмехнулась Реплянко, на секунду почувствовав себя неполноценной из-за того, что дома ей довольно часто становилось скучно, а уборка, готовка, стирка и глажка никогда не приносили ей ни малейшего удовольствия.
«Обязанности не могут быть в радость», – считала Алла и все время старалась переложить их на мужа, а тот, прикрываясь очередным приступом поэтического вдохновения, – на девчонок. А вот Лиане ничего подобного и в голову не приходило, она просто делала что положено и не задавалась глупым вопросом: «А как же личная жизнь?» В отличие от Реплянко, она знала: замуж вышла – личная жизнь закончилась.
– Я бы так не смогла, – отмахнулась Алла Викторовна, даже не догадываясь, какого змея выпустила из бутылки сию секунду.
– Конечно. – В голосе Лианы зазвучали торжествующие ноты. – Для этого же любить надо!
От растерянности Реплянко замолчала, потом медленно выдохнула, словно готовясь к решительным действиям, и спросила спокойно:
– То есть ты хочешь сказать, что я свою семью не люблю?
– Не знаю… Любите, наверное. Просто вы так много времени проводите вне дома, что, мне кажется, у вас там не очень хорошо. Простите, если я ошибаюсь.
«Нет, не ошибаешься», – пронеслось в голове Аллы Викторовны, но она даже вида не подала, что Лиана попала в точку – и в самом деле бывало «нехорошо»: то Андрей запьет, то Маринка очередную протестную кампанию объявит. Да мало ли что бывает… Но разве у той, что стояла сейчас перед ней, в семье все было ладно?
– А знаешь, ты права, – начала Алла Викторовна, и Лиана сразу же насторожилась. – Мне на самом деле надо почаще бывать дома, а то что-то в последнее время я с работы – и сразу к тебе, с работы – к тебе… Своих забросила, приезжаю поздно.
– Но ведь это же не просто так! – Лиана уже пожалела о том, что так некстати открыла рот.
– Ну разве это их успокоит? – нарочито безнадежно произнесла Реплянко и поднялась с дивана. – Пойду…
– Стойте! – Раскаявшаяся пациентка бросилась за ней. – Стойте, а как же я? Вы же со мной не закончили!
– Почему не закончила? Закончила. Я свою работу сделала. Теперь твоя очередь: сама думай, как жить будешь.
– Я не знаю! – Лиана была в панике. – Не знаю! Я вообще об этом не думала. Я больше о них, – она кивнула в сторону детской.