Мистер Коллендер, улыбаясь этой своей мысли, вернулся в комнату и закрыл за собой дверь. Какой-то господин сидел в кресле, которое он только что оставил. Мистер Коллендер быстро остановился и уставился на незваного гостя. Человек, занимавший его удобное кресло, был немногим старше его самого, приблизительно лет тридцати пяти. Он был высок, хорошо сложен и очень хорошо одет, хотя, окинув его беглым взглядом, господин Коллендер заметил что-то неуловимо странное в одежде. Мужчины оценивающе рассматривали друг друга в тишине на протяжении нескольких секунд, а затем мистер Коллендер вдруг понял, что́ было не так во внешности незнакомца. Он был одет по моде пятнадцатилетней давности, в стиле конца девяностых. Никто уже не носил таких высоких воротников на булавке и таких огромных многослойных галстуков, которые скрывали все признаки белья, за исключением тонкого края. Этот галстук на незнакомце был круглым, безупречным и крепился к одежде при помощи пары больших круглых резных черных пуговиц.
Даже не поднявшись с кресла, странный господин, сложив руки на груди, нарушил тишину голосом, в котором отчетливо слышалось недовольство:
– Должен перед вами извиниться, сэр. Надеюсь, вы выслушаете мои объяснения. Эта комната имеет для меня особое значение. Вы все поймете, если позволите мне говорить дальше, но пока я ограничусь вопросом: позволите ли?
Речь велась в такой искренней и располагающей манере, что мистер Коллендер не мог позволить себе прервать говорившего.
– Хорошо, сэр, пожалуй, будет лучше, если вы продолжите, как предлагаете. Признаться, я весьма озадачен тем, как вы сюда попали. Единственный проход – эта дверь, но клянусь, через нее никто не входил. Я услышал стук, подошел к двери, но там никого не было.
– Мне представляется, что будет лучше, если я начну с самого начала, – рассудительно заметил неизвестный. – Факты будут несколько необычны, как вы увидите в процессе моего рассказа; тем не менее иначе я едва ли оказался бы здесь в этот поздний вечерний час и злоупотребил бы вашим гостеприимством. Уверяю вас, что все это не пустая шутка.
– Продолжайте, сэр, разумеется, – перебил мистер Коллендер; его любопытство все возрастало. Он пододвинул другое кресло и уселся обок камина, напротив незнакомца, который сразу же начал свое объяснение:
– Мое имя Чарльз Беллинджер, этот факт я бы любезно попросил вас отметить и сохранить в памяти. Я приехал из Билокси, это вниз по заливу, и, в отличие от вас, я южанин, уроженец штата Миссисипи. Как видите, сэр, мне кое-что о вас известно, или, по крайней мере, я знаю, кто вы.
Мистер Коллендер кивнул, незнакомец ответил жестом, указывая на то, что он переходит к делу.
– К этому я могу добавить еще кое-что, чтобы сразу ответить на некоторые вопросы. Хотя само по себе это прозвучит несколько необычно, но вообще-то я мертв.
При этом поразительном заявлении мистер Беллинджер заметил изумление на лице мистера Коллендера, улыбнулся обнадеживающе и снова стал делать выразительные жесты, используя свое молчаливое красноречие.
– Да, сэр, то, что я говорю вам, чистая правда. Я ушел из жизни прямо в этой комнате, в которой мы сейчас сидим, почти шестнадцать лет тому назад. Моя смерть произошла двадцать третьего сентября. Послезавтра исполняется ровно шестнадцать лет с того дня. Я пришел сюда в этот вечер с твердым намерением рассказать вам факты, в том случае, конечно, если вы готовы меня выслушать и повременить со скорыми суждениями относительно моего здравомыслия. Это я стучал в вашу дверь, и я прошел сквозь нее и, если можно так выразиться, сквозь вас, мой дорогой!
В тот день ближе к вечеру, как мне припоминается, я прибыл в гостиницу в компании мистера Френка Стекпула, моего знакомого, который все еще живет здесь, в Джексоне. Я встретил его, как только сошел с поезда, и пригласил пойти со мной сюда пообедать. Так как он холостяк, колебаний не последовало, и мы пошли. Сразу же после обеда мы встретили в лобби-баре еще одного человека, которого зовут Кассиус Л. Тернер, тоже из Джексона. Он-то и предложил сыграть в карты и пригласить еще двух джентльменов для полной партии. Я пригласил их всех пройти в мою комнату, а Стекпул и я пришли сюда заранее, чтобы приготовить все необходимое для вечера игры в покер.
Вскоре после этого прибыли господин Тернер и два других джентльмена. Одного из них звали Бейкер, а другой из них был Вольдемар Пил из Атланты, штат Джорджия. Полагаю, вам знакомо его имя, я на это и рассчитывал. Мистер Пил сейчас очень значительный человек. Он далеко ушел с тех пор, как мы не виделись. Если бы вы лучше знали этот город, вы бы поняли, что Стекпул и Тернер тоже очень важные персоны. Бейкер, который живет в Мемфисе, штат Теннесси, также хорошо известен в своем кругу.
Пил, как оказалось, был зятем Стекпула, чего я заранее не знал, и вообще все четверо были очень хорошо знакомы между собой. Я был представлен двум новоприбывшим господам, и мы начали играть в покер.
Мне трудно это объяснить, но, поскольку я был и хозяином, и новичком партии одновременно, мне везло, и я стабильно побеждал с самого начала. Мистер Пил проигрывал больше всех, и хотя на протяжении вечера он сидел, сжав губы, не проронив ни слова, было ясно, что он очень тяжело переживает свои значительные потери.
Вскоре после одиннадцати часов случился очень неприятный инцидент. Я никак не мог ожидать, что нахожусь в кругу не джентльменов. Больше остальных, как видите, я знал Стекпула, но и с ним мое знакомство было только случайным. Так вот, в тот момент, я припоминаю, начался джекпот. Во второй раунд я вошел с парой королей и парой четверок. Понадеявшись на счастливую руку, я сбросил четверки с нечетными и остался с парой королей в ожидании третьего раунда. Удача была на моей стороне. Мне достался не только третий король, но еще и пара восьмерок. Так что я полагал свои карты лучшими, и, когда в двух раундах все остальные сложили свои карты, поединок начался между Пилом и мной. Пил, я заметил, тоже скинул три карты, и все шло к тому, что я его побью. Я вынудил его вскрыть карты, и, когда он раскрылся, в его руках было четыре четверки! Понимаете? Он подобрал мои скинутые карты.
Желая уличить Пила при любом удобном случае, я сразу же объявил о своих подозрениях, поскольку как иначе обвинять соседа по карточной игре в мошенничестве, особенно здесь, на Юге? Возможно, так и было, по крайней мере, маловероятно, чтобы мои подозрения были ошибкой. Конечно, дилер мог случайно положить скинутую карту на стол, но весь вечер он раздавал карты последовательно, без путаницы. Подразумевая, что считаю все это не более чем ошибкой, я сразу же предложил передать внушительный выигрыш, который вообще-то принадлежал мне, в руки следующего победителя. Во время своей речи я приподнялся со стула, но не успел никто и слова сказать, как Пил через стол наклонился и ударил меня острым охотничьим ножом, который я даже не смог заметить у него в руках – настолько стремительными были его движения. Он ударил снизу вверх, по наклонной, и лезвие, войдя в мое тело прямо под ребро, разрезало правое легкое надвое. Я медленно упал поперек стола и в течение нескольких секунд кашлял, а затем почти бесшумно умер.
Сам момент перехода был до некоторой степени болезненным. Казалось, будто неотъемлемая часть меня – моя душа – вдруг резко, в одно мгновение, отделилась от той деформированной вещи, которая неуклюже лежала ничком среди беспорядка на столе; эта вещь называлась моим телом. И тело больше не шевелилось.
Потом то, что продолжало быть мной (хотя оно, конечно, отделилось от того, что было средством выражения меня, от моего тела), непрерывно осознавало происходившее и следило за тем, что случилось далее.
В течение нескольких мгновений стояла полная тишина. Потом Тернер хриплым напряженным голосом прошептал Пилу: «Теперь сам расхлебывай, ты, невообразимый дурак!»
Пил молча сидел, нож, который он машинально вынул из раны, все еще оставался в его руках, и то, что было моей кровью, медленно капало с него и постепенно высыхало, потому что падало на рассыпанную колоду карт. Затем, спокойно и без долгих разговоров, Бейкер взял ситуацию под контроль. На протяжении вечера он оставался очень спокойным и вел весьма сдержанную игру.
– Дело требует тщательной обработки, – произнес он медленно, – и, если вы последует моему совету, думаю, это можно превратить в простое исчезновение. Беллинджер приехал из Билокси. Его здесь не знают.
Затем, поднимаясь и концентрируя всеобщее внимание, он продолжал:
– Сейчас я спущусь вниз, в кухню, ненадолго. Пока я хожу, держите дверь запертой и сидите тихо, приберитесь в комнате, оставьте это (он указал на мое тело) там, где оно лежит. Ты, Стекпул, расставь мебель в комнате приблизительно так, как она стояла, когда ты пришел сюда. Ты, Тернер, разведи огонь посильнее. Подожди, не сейчас. – Он бросил взгляд на Пила, который начал нервно оттирать кровь с ножа обрывком газеты; и с этим таинственным замечанием судья скрылся за дверью.
Двое названных, казалось, несколько ошеломленные произошедшим, тихо занялись порученными им делами. Пил, который не мог отойти от стола, продолжал бросать на него взгляды и постоянно переставлял стулья, поправлял их, а потом собрал карты и другие остатки со стола и швырнул их в ярко пылавший огонь, в который Тернер быстро подкидывал свежие дрова.
Через несколько минут Бейкер вернулся, так же бесшумно, как и ушел, и, после того как осторожно закрыл дверь и приблизился к столу, собрал трех других вокруг себя и достал из-под полы пальто громоздкую и наскоро собранную пачку газет. Затем он развернул пачку; внутри лежали три больших кухонных ножа. Я видел, как Тернер весь побелел, как только идея Бейкера стала доходить до него. Теперь все поняли, что́ Бейкер имел в виду, когда посоветовал Пилу подождать с чисткой охотничьего ножа! По-видимому, этот план, который он задумал, часто применялся на практике. Тело – corpus delicti (состав преступления), так, полагаю, вы, люди закона, называете его – было крайне неудобным. По крайней мере, Бейкер ясно осознавал, что не должно быть никакого corpus delicti!