Уже в марте 1917 года стали появляться российские немые художественные короткометражные, «быстрые на подъем», картины, демонизировавшие Распутина, рисовавшие царя и императрицу с самой неприглядной стороны.
Первый такой фильм под названием «Драма из жизни Григория Распутина» выпустил А. О. Дранков, недавний «поставщик Двора Его Императорского Величества», хорошо принимаемый в царских дворцах и Николаем Вторым, и императрицей-матерью. Это была переклеенная картина-экранизация «Омытые кровью» по рассказу М. Горького «Коновалов», с другими титрами и надписями. Зрительский успех мошеннического проекта был колоссальным, барыш Дранкова, которого называли «гангстером №1 русской киновольницы», – гигантским.
А далее посыпались киноподелки, претендующие на сенсацию, с красноречивыми названиями: «Темные силы – Григорий Распутин и его сподвижники», «Святой черт – Распутин в аду», «Люди греха и крови – Царскосельские грешники», «Любовные похождения Гришки Распутина», «Похороны Распутина», «Таинственное убийство в Петрограде 16 декабря», «Царские опричники», «Торговый дом Романов, Распутин, Сухомлинов, Мясоедов, Протопопов и компания» и др. Альковные приключения темных дельцов, уголовные дела авантюристов из ближайшего окружения царской семьи должны были бросить густую черную тень на репутацию российской монархии. Разоблачение самодержавия в обертке бульварных сюжетов и скандальных (граничивших с порнографией) картинок – такова была ведущая тенденция художественного кинематографа, освободившегося от царской цензуры и полицейской опеки.
Влияние Распутина на царскую семью в последние дни его жизни – тема, лакомая и для российского, и для западного кинематографа: мистика, эротика, гипнотические чары, черная магия – не могли не привлечь кинематографистов. В 1917 году на экраны вышел фильм американского режиссера Герберта Бренона «Падение Романовых», ставший первой полнометражной картиной о Распутине. Его роль исполнил Эдвард Коннелли, императора Николая II сыграл Альфред Хикман, а его жену – Нэнси О’Нил. Фильм появился спустя семь месяцев после отречения Николая II, спустя девять месяцев после смерти Григория Распутина и за два месяца до Октябрьской революции и стал первой в мире картиной, посвященной русской революции. В картинах «распутинской киносерии», вышедших в 1917 году почти одновременно (США, Германия, Россия), Распутин трактовался как образ таинственной и страшной стихии: «Распутин, черный монах» (Монтегю Лав), «Распутин – демон с женщиной» (Конрад Веидт), «Я убил Распутина» (Герт Фребе), «Преемник» (Игорь Соловьев) и «Убивая Распутина» (Рубен Томас).
Реклама фильма «Падение Романовых» в Moving Picture World, май, 1918 год
Кинематограф – и ранний отечественный, и более поздний западный – менее всего интересовался историческим Распутиным (история, как правило, беспардонно искажалась и уродовалась); скорее, история Распутина служила удобной метафорой варварской, опасной, зловещей России. Действовал принцип, отлично усвоенный кинематографом: «bad is stronger than good» (плохо сильнее, чем хорошо; вариант – «про неправду интереснее»).
Документально-художественная картина 1917 года режиссера Бориса Михина «Царь Николай II, самодержец всероссийский», обильно содержавшая, помимо игровых сцен, хроникальные кадры, была так политизирована и тенденциозна, что даже удостоилась похвалы В. И. Ленина: теневые стороны царствования Николая II были представлены отменно. Но не закрытая еще альтернативная пресса писала о фильме: «Это совершенно новый вид кинематографической ленты – популярная агитационная брошюра на экране» [76].
Картина Эсфири Шуб 1927 года «Падение династии Романовых» (87 мин.) [77], целиком смонтированная из дореволюционной кинохроники, собранной в киноархивах, казалось, победно завершила историю крушения российской монархии, музыкально сопровождаемой фортепьянными звуками «Марсельезы» и «Интернационала».
Романовым, а заодно и Распутину, советский кинематограф не оставлял места в новой реальности.
Суд «прототипов» с Голливудом
Однако на Западе совокупный «распутинский цикл» исправно продолжал выходить и существовал десятилетия. Так, американская звуковая черно-белая двухчасовая картина 1932 года «Распутин и императрица» (режиссеры Ричард Болеславский, Чарльз Бребин) [78], была настолько противоположна известным историческим фактам, что вызывала оторопь (слоган: «Beautiful girls who came to pray! Caught in the web of debauched Rasputin, whose crafty mind toppled a throne!» – «Красивые девушки приходили молиться и попадали в сеть дебошира Распутина, чье хитроумие опрокинуло трон»). Американский Распутин (Лайонел Бэрримор) был показан с огромными преувеличениями – интриганом, провокатором, мерзким сладострастником, который, вылечив цесаревича Алексея, пытался так воздействовать на его сознание, чтобы из мальчика вырос монстр, хищное злобное насекомое; распускал руки, общаясь с царевной Марией, охотился за ней ночью в ее спальне; посредством гипноза соблазнил, а затем изнасиловал княжну Наташу, фрейлину императрицы; нагло обманывал своих благодетелей, императорскую чету, – те выглядели, как безвольные, тряпичные куклы. «Однажды я буду править этой страной», – кричал в пьяном угаре старец, о котором во дворце говорили: «Улыбка акулы перед атакой». Жестокое, коварное, вероломное чудовище, манипулятор Распутин здесь существовал в образе «святого дьявола», убить которого – сорок грехов простится. Паук Распутин опутал царский дворец и всех его обитателей липкой паутиной зла и разврата – масштаб его злодеяний виделся безграничным, как безграничным оказался и масштаб фантазий авторов картины, создавших не исторический художественный фильм, а исторический анекдот, фарс, вампуку.
Но вампуке больно и заслуженно отомстили – участники событий тех лет были еще живы и не хотели смириться с ложью. Американская знакомая князей Юсуповых, адвокат, сообщила им, что в картине, показанной в США, задета честь княгини Ирины, и посоветовала подать в суд на голливудскую студию за клевету. Как только фильм вышел на экраны Парижа, Юсуповы отправились его смотреть.
Князь Феликс Феликсович Юсупов с женой Ириной Александровной. Фотоателье «Boissonnas et Eggler», 1914 год
Князь Феликс Феликсович Юсупов: «Главные роли играли трое Бэрриморов. Я фигурировал под именем князя Чегодаева, Ирина названа была княжной Наташей, моей невестой, на которой женился я после скандальных перипетий: в одной сцене Ирина явно уступала домогательствам Распутина, а в другой признавалась жениху, что, потеряв честь, она его недостойна. Как ни противно мне было возвращаться к тем событиям, заткнуть людям рот я не мог. Об исторических фактах я рассказал и сам. Но оскорбление – дело другое. К тому же ложь была вопиющей. Ирина не смогла добиться запрета картины и решила возбудить против „Метро-Голдвин-Майер“ иск» [79].
Разразился громкий скандал: княгиня Ирина Александровна Юсупова (урожденная Романова, княжна императорской крови, племянница императора Николая II, внучка Александра III, правнучка Николая I), опознавшая себя в фрейлине Наташе, невесте князя Чегодаева (в которой легко угадывалась Ирина), потребовала от голливудской студии возместить ей моральный ущерб. По словам княгини, «сцена, в которой Распутин насилует ее, является клеветой, так как изображает ее любовницей старца… События в фильме извращены и составляют клевету, унижение и изображают ее в постыдном виде [80].
Семья Юсуповых была в ярости, к тому же сильно рисковала. Знакомые говорили им, что затевать дело такого масштаба с голливудской студией, не имея средств даже на судебные издержки, – чистое безумие. Они влезли в долги, наняли лучших лондонских адвокатов – суд должен был состояться в Лондоне. На подготовку ушло несколько месяцев. И в Париже, и в Лондоне заключались пари: одни были уверены, что Юсуповы проиграют, другие – одобряли русских князей, вступившихся за честь семьи: нечего кому попало соваться в чужую личную жизнь и трепать честное имя.
Обвинение держалось линии, что Ирина Юсупова, изображенная в фильме под именем княжны Наташи, где она уступает домогательствам Распутина, – явная клевета. Защита заявляла, что княжна Наташа – персонаж вымышленный. Суть спора была именно в этом.
Суд начался 28 февраля 1934 года. После того как судья изложил суть иска, заседание было прервано для просмотра фильма. Затем была вызвана Ирина Юсупова для дачи показаний. Защита выявила сходство между княжной Наташей и княгиней Ириной, а также доказала, что Юсупова никогда не была знакома с Распутиным.
Адвокат противной стороны опрашивал Ирину пять часов подряд, пытаясь внушить ей, что постановщики картины вообще не стремились к исторической точности.
Фрагмент заседания из зала суда:
«– Вам, я полагаю, известен французский посол в России Морис Палеолог. Он в своих «Мемуарах» говорит о Юсупове. И описывает его «утонченным и женственным». Описание верно?
– Нет, не верно. На мой взгляд.
– Он груб?
– Нет, не груб.
– Умен, эстет?
– Да.
– Любит искусство?
– Да.
Однако в фильме, – заметил адвокат «MGM» – Чегодаев – офицер-солдафон, властный и неотесанный. Он в родстве с царской семьей и после убийства Распутина сослан. Не великий ли это князь Дмитрий? Конечно, постановщики вольно обошлись с историей, так что никто ни на кого не похож» [81].
Князя Юсупова терзали целый день, заставив рассказать от начала до конца, что и как происходило в ночь убийства.
Князь Феликс Юсупов: «Еще два дня ушло на допросы прочих свидетелей. После чего суд вынес решение в нашу пользу. Фильм в теперешнем его виде был запрещен, и „Метро“ принуждалось выплатить Ирине возмещение за клевету достаточно крупное, чтобы в другой раз клеветать неповадно было. Наши адвокаты горячо поздравили нас, прибавив, что дела нашего никогда не забудут: не каждый день защищаешь великую княгиню и слышишь, как князь во всеуслышание рассказывает, как сам убивал» [82].