Эфир очередного выпуска программы «Мир и молодежь» был только через три дня, что позволило мне и дальше проследить за ходом XVII съезда КПСС. Интересно было узнать, насколько серьезно его делегаты отнесутся ко всему тому, о чем говорил лидер партии и страны. Будут ли в их выступлениях при обсуждении доклада, как было всегда до этого, снова привычные потоки безудержного «одобрямса» и славословия в адрес нового генсека. Или они тоже услышат нечто такое, что заставило, например, меня и руководство моей редакции по-другому, внимательно и ответственно, отнестись к происходящему в Кремле.
Напрасно я ждал реакции на горбачевские слова «правда» и «гласность» от участников прений по докладу. Все было как обычно, прямо по Твардовскому: «Ура! Он снова будет прав!!!». Особенно старался в высказываниях своей преданности и любви к партии и ее новому руководству лидер коммунистов Узбекистана, некто Усманходжаев. Пройдет всего год с небольшим, и он станет одним из главных «героев» громкого уголовного «хлопкового» дела. Лидер московских коммунистов, первый секретарь МГК КПСС, Борис Ельцин будет клясться в своей любви новому генсеку Горбачеву, а через несколько лет предаст и самого Горбачева, который приблизил его к себе и перевел на работу из Свердловска в Москву, и ту самую партию, которая … «дала ему все». О многих героях тогдашних лет и удивительных метаморфозах их политической карьеры можно рассказывать долго.
Но вернемся в 1986-й. Вот что утвердили делегаты съезда в качестве резолюции к политическому докладу генерального секретаря: «… в партии не должно быть организаций, находящихся вне контроля, закрытых для критики. Ни один руководитель не должен быть огражден от ответственности за свои действия и поступки. Съезд отмечает возрастающую роль средств массовой информации и пропаганды в претворении в жизнь экономической стратегии партии, ее социальной политики, формировании социалистического сознания, рассматривает телевидение, радио и печать как мощный инструмент гласности и общественного контроля. Следует более эффективно использовать мощный идеологический потенциал телевидения…».
Хочу обратить здесь внимание читателя на словосочетание – средства массовой информации и пропаганды. Во всех партийных документах эти два слова ИНФОРМАЦИЯ и ПРОПАГАНДА, намертво соединены вместе. Но именно это соединение заставило нас, тогда молодых журналистов Молодежной редакции, задуматься. А правильно ли это? Может ли то, к чему призывает Горбачев, та самая п р а в д а, быть одновременно и информацией, и пропагандой? К сожалению, ответ на этот вопрос не прозвучал ни в одном из выступлений делегатов и полностью исчез из главного партийного документа, который был принят съездом. Партийная номенклатура начала постепенно оправляться от шока, вызванного предложением Горбачева и его команды взять курс на Перестройку, высказанного еще в 1985 году на Апрельском пленуме ЦК КПСС. Но до активных «боевых» действий партийной номенклатуры, которые приведут к отставке Горбачева, свертыванию реформ и, в итоге, к развалу страны, было еще целых четыре года. Ни одного слова о Перестройке в принятой съездом новой редакции Программы партии сказано не было.
Горбачевские призывы к гласности и демократизации были утоплены в привычных, ничего практически не значащих, формулировках: «…в жизни общества усиливается роль средств массовой информации и пропаганды. КПСС будет добиваться, чтобы они глубоко анализировали тенденции и явления внутренней и международной жизни, экономические и социальные вопросы, активно поддерживали все новое, передовое, поднимали актуальные, волнующие людей проблемы и предлагали пути их решений. Работа печати, телевидения и радиовещания должна отличаться политической ясностью и целеустремленностью, глубиной содержания, оперативностью, информационной насыщенностью, яркостью и доступностью выступлений».
Могли ли предполагать авторы этих строк, что в самом центре подотчетного и полностью контролируемого ими «идеологического гнезда» на Центральном телевидении СССР, в Главной редакции программ для молодежи, найдутся люди, всерьез относящиеся ко всем этим пустым словам, в общем-то ничего тогда не значащим для абсолютного большинства советских журналистов? И они создадут программу, которую и сегодня, спустя более тридцати лет после первого выхода в эфир, называют главной телевизионной программой перестройки. А ее создателей – чуть ли не разрушителями СССР. Думаю, что многим появление «Взгляда» на экранах советского телевидения, по сути антисоветской программы, в основе материалов которой и будет та самая «правда», не могло привидится даже в самом страшном сне. Но до 2 октября 1987 года, до выхода в эфир первого выпуска легендарной программы, было еще долгих полтора года, наполненных самыми разными событиями. И прежде всего, это создание новых программ, своеобразных ступеней на пути к «Взгляду»: «Мир и молодежь. Вечерний выпуск», «12-й этаж» и телемосты с Америкой.
«Мир и молодежь»
На советском телевидении при председателе Сергее Лапине было много запретов. Известно, что он практически не скрывал своего махрового антисемитизма. Я хорошо помню, как на больших летучках, в присутствии не только десятков, таких как я в те годы, рядовых сотрудников телевидения, но и руководителей Госкомитета, он мог, не стесняясь, под ржание приближенных, задать, например, вопрос создателю программы «Что? Где? Когда?» великому Владимиру Ворошилову: «Вы действительно считаете, что у „знатоков“ не может быть русских лиц? Или вы подбираете для участия в своей рулеточной программке исключительно себе подобных? Может, нам и их убрать, как вас, из кадра?»…
Я видел, чего стоило Ворошилову и его соавтору, другу и жене, Наталье Стеценко, промолчать и не реагировать на это больше, чем хамство и очевидное издевательство. Но даром это не пройдет. И через несколько лет сердце режиссера не выдержит, и он уйдет из жизни, как напишут в останкинском некрологе «…безвременно, на самом пике творческих и жизненных сил».
Сколько так было сломано судеб и жизней, сколько творческих биографий. И не только на телевидении. Сколько замечательных режиссеров, сценаристов, музыкантов, артистов эстрады, кино, театра, не только лишились работы, но и страны. И все благодаря стараниям сотен и сотен «лапиных» – советских и партийных «интернационалистов», считавших всех евреев скрытыми врагами советской власти, а евреями – всех, не желающих «ходить строем».
Были и совершенно дикие запреты. Наряду с бородатыми мужчинами и женщинами в брюках на экране, например, запрещалось появляться журналистам (!). Лубянка и идеологический отдел ЦК КПСС официально допускали в «кадр» политических обозревателей, специальных корреспондентов Гостелерадио СССР, работающих за рубежом, и журналистов программы «Время». За несанкционированное появление на экране рядового журналиста, случайно пропущенного при сдаче материала, и даже просто профиля корреспондента и его руки с микрофоном при интервью, допустивший это руководитель редакции мог в лучшем случае получить выговор по партийной линии, а сам «нарушитель трудовой дисциплины», за редчайшим исключением, увольнялся.
Строгости эти объяснялись так: «… человек на экране – не просто журналист, а представитель нашей великой советской родины. Он сам и все, что он говорит, это не он и его личное мнение, а мнение руководства. Опять же нашей великой советской родины. Причем партийного и самого высокого руководства. Поэтому никакой самодеятельности в этом вопросе нет и быть не может, так как вопрос этот идеологический, а, значит, государственный…».
С приходом к власти Михаила Горбачева, не сразу, но постепенно стали меняться правила игры и на телевидении. В первую очередь это проявилось в отношении начальства к нам, журналистам. Мы перестали быть обслуживающим персоналом. Конечно, это произошло не сразу, но все-таки изменения были очевидными и ощутимыми.
Например, не без сопротивления, но телевизионным руководством была принята наша новая концепция передачи-старожила «Мир и молодежь». Несколько лет мы делали стандартный часовой тележурнал, состоящий из 5—6 сюжетов-оковалков, соединяемых безликой отбивкой с титром названия программы. Часть сюжетов снималась журналистами Молодежной редакции ЦТ, а часть присылалась в Москву из местных и республиканских студий телевидения. Набор и тематика материалов были случайными, поэтому передача начисто лишалась внутренней драматургии и единой сюжетной линии. Не было ведущих, которые могли бы хоть как-то связать сюжеты друг с другом. Эфир был дневной. И если бы тогда кто-нибудь считал рейтинги, думаю, что наш журнал имел бы его близким к нулю.
Наша идея изменения программы состояла в том, чтобы соединить в эфире ранее несоединимое. Актуальные события, происходящие в стране и мире с такими комментариями, которые не были приняты среди штатных пропагандистов. И даже «простые» люди, которые до этого времени, будучи чуть ли не главными героями наших же программ, повторяли лишь то, что писалось в передовицах советских газет. Собственно, идею эту подсказал нам новый генсек, произнося разумные и почти революционные призывы к «правде» и «гласности» с кремлевской трибуны. То есть оттуда, откуда со времен хрущевской оттепели ничего подобного не звучало.
Делалось это так. Поздно вечером мы соединяли телемостом (в то время практически не существовавшем формате художественного вещания), одно из наших редакционных помещений на 12-м этаже останкинского телецентра с литейным цехом непрерывной разливки стали крупнейшего предприятия Москвы – завода «Серп и молот». За столом в редакции, фактически на своем рабочем месте, по-битловски «a hard day’s night», сидели журналисты и рассказывали друг другу то, о чем узнали в течение дня, какие материалы привезли из командировок или что успели снять в Москве. А на заводе мы устанавливали камеры в обычной курилке, где, по нашей задумке, рабочие, фактически не отрываясь от дела, могли общаться с нами и отвечать на наши вопросы, спрашивать нас и комментировать те материалы, которые мы им будем предлагать для обсуждения.