Сходная ситуация наблюдалась и в других видах искусства. Шел интенсивный процесс «возвращения» творческого наследия деятелей искусств, находившихся ранее под идеологическим запретом. Зрители смогли вновь увидеть работы художников П. Филонова, К. Малевича, В. Кандинского. В музыкальную культуру было возвращено творчество А. Шнитке, С. Губайдулиной, Э. Денисова.
В то время главная концертная площадка страны – зал «Россия», до этого предоставляемая исключительно официальным мероприятиям с участием «залитованных» коллективов, стала открытой для самодеятельных рок-групп. В концертах, при молодежных аншлагах, принимает участие «Аквариум», проходят сольные выступления групп «Алиса», «Бригада С».
Огромное значение для понимания истоков сталинизма, его преступной сущности, имел роман Ч. Айтматова «Плаха». А как не вспомнить здесь великолепный роман А. Н. Рыбакова «Дети Арбата». О судьбах ученых-генетиков, о науке в условиях тоталитарного режима повествуется в романах В. Д. Дудинцева «Белые одежды» и Д. А. Гранина «Зубр». Послевоенным «детдомовским» детям, ставшим случайными жертвами событий, связанных с насильственным выселением с родной земли чеченцев в 1944 году, посвящен роман А. И. Приставкина «Ночевала тучка золотая».
Не отставал от писателей и кинематограф, причем и художественный, и документальный. Достаточно назвать «Покаяние» Т. Абуладзе, «Легко ли быть молодым» Ю. Подниекса, «Так жить нельзя» С. Говорухина, «Завтра была война» Ю. Кары, «Холодное лето пятьдесят третьего» А. Прошкина.
Ветер перемен ворвался и в коридоры Останкина. Но фактически единственной структурой на Центральном телевидении, которая оказалась готовой к «новому мышлению», была наша редакция – Главная редакция программ для молодежи. Мы скорее чувствовали, чем понимали, что стоим не только на пороге создания новых передач, мы оказались на пороге создания нового типа вещания. Прямой эфир не может и не должен быть монополией спортивных трансляций и отлакированной цензурой программы «Время». Прямой эфир – главное достижение эпохи перестройки и гласности – стал доступным для самых разных программ, в частности, для программ нашей Молодежной редакции, уже подготовленной к такому неформальному общению со зрительской аудиторией, ждущей и жаждущей нового ТВ.
Почти год шла работа над новой передачей. И вплоть до первого выхода в эфир шел спор о том, кто должен ее вести. Я полагал, что в «построенной» режиссером Анатолием Малкиным и редактором Кирой Прошутинской квартире (хоть и студийной, но со всеми атрибутами подлинности, с настоящими кухней, кабинетом и гостиной) должна жить молодая пара. Он и Она. В гостиной они будут принимать гостей знаковых, уважаемых, серьезных, взрослых. В кабинете – своих сверстников: молодых ученых, врачей, учителей, то есть мыслящую интеллигенцию. Кухня, как тогда в большинстве советских квартир, предназначалась для самых откровенных разговоров с близкими друзьями на запретные в ту пору темы.
Мне казалось, что это как раз и обеспечит новый, разносторонний взгляд на проблемы, которые мы будем обсуждать. Но победила в результате другая творческая концепция. А виноват в этом, как ни странно, был мой большой товарищ и вечный конкурент в эфире, блестящий журналист Владимир Молчанов. 8 марта 1987 года впервые вышел на телеэкраны первый выпуск его новой программы «До и после полуночи». И к своему ужасу, мы увидели в ней многое из того, что придумали и хотели реализовать в нашей, тогда еще безымянной, передаче. Мы поняли, что никому не сможем объяснить, например, выбор молодой пары для ведения. Именно так сделал Владимир Молчанов. Появись я с партнершей в кадре в своей программе, меня, не без основания можно было бы легко обвинить в банальном плагиате. Тем более, что и стилистически, форматно, мы с Молчановым делали одно и то же – тележурнал.
Не сразу, но мы нашли все-таки выход из патовой ситуации. Было решено посадить в студию этакую «битловскую четверку» молодых парней – образованных, раскованных, не лезущих за словом в карман. Андрей Шипилов, журналист, пришедший к нам в Молодежку из Службы радиовещания на зарубежные страны. Там же, на Иновещании, нашел четырех молодых ребят, которые и стали первыми, ведущими новой программы. Мы были рады, что проблему решили так быстро и легко. Но пройдет совсем немного времени, и мы горько пожалеем о нашей поспешности и легкомыслии. Это была самая серьезная наша ошибка за все четыре года существования «Взгляда», которая привела к очень большим проблемам в будущем. Достаточно вспомнить страшную трагедию, произошедшую 1 марта 1995 года – убийство Владислава Листьева. Кто же мог тогда, в 1987-м, представить себе подобное развитие событий. За несколько недель до начала вещания появились Олег Вакуловский (единственный действительно талантливый журналист, который, проведя две программы, ушел из проекта) и его коллеги Дмитрий Захаров, Владик Листьев и Александр Любимов. К сожалению, все они так и не стали полноправными членами нашей команды, полноценными сотрудниками редакции и профессиональными тележурналистами, что и предопределило печальный конец одного из них и «Взгляда» в целом.
Мы вышли в эфир в несколько размытом, бездумном формате, скорее развлекательном, нежели серьезном. Это был некий прообраз телевидения сегодняшнего. Но, уже с начала 1988 года, программа стала обретать свою подлинную сущность: глубину тем, остроту дискуссий, публицистический накал проблем. Вести ее начали профессиональные авторы, журналисты редакции. Истинным днем рождения «Взгляда» как передачи, о которой помнят и сегодня, можно считать выпуск, где все сюжеты, так или иначе, были связаны с проблемой прав человека. Точнее, фактического их отсутствия в нашей стране…
Заставка программы «Взгляд», Центральное телевидение СССР, 1987 год
Главным эпизодом программы стало тогда интервью с замечательным кинодокументалистом Герцем Франком, сопровождавшееся фрагментами его нового, запрещенного к показу фильма «Высший суд». Разговор шел о судьбе осужденного на казнь человека. По сути же дискуссия шла о той проблеме, которая и сегодня раскалывает общество пополам: о праве государства на убийство, о праве человека на жизнь. Впервые тогда проблемы, поставленные в программе, ведущие обсуждали не друг с другом, а с приглашенными в прямой эфир гостями.
Профессор права Александр Яковлев и журналист «Литературной газеты» Александр Борин, специализировавшийся тогда на юридической тематике, своими комментариями в прямом эфире «Взгляда» уже на следующий день заставили заговорить о проблеме смертной казни всю страну. Это была первая передача, которую наконец-то заметили и наши коллеги из печатных СМИ, и партийное руководство.
Кстати, впервые тогда нашу команду, которую возглавлял Эдуард Сагалаев, пригласили в отдел агитации и пропаганды ЦК КПСС. Разговор был серьезным. Вернее, это были указания и распоряжения, как отныне будет происходить сдача отдельных материалов и передачи в целом, идеологическому руководству страны. Отныне каждый четверг (за день до эфира) мы должны были показывать практически готовую передачу не только нашему начальству и руководству Гостелерадио, но и чиновникам, отвечающим за идеологию в стране. Оказалось, что технически это вполне возможно, потому что Останкино и здание на Старой площади, где размещался ЦК КПСС, были соединены прямым кабелем. По нему можно было транслировать не только все, что было в эфире и что видела страна, но и все, что происходило в любой студии телецентра. Началась фактически конфронтация программы и партийных чиновников. Горбачев требовал гласности, его подчиненные делали все, чтобы не допустить ее на телевизионный экран.
Единственным способом сохранить передачу были предельно тщательная подготовка к эфиру и доскональная, подтвержденная десятками дополнительных материалов разработка тем, сюжетов и репортажей. И тот факт, что нам удалось выжить и сохранить программу, выходя в эфир почти 4 года, свидетельствует прежде всего о том, что горький опыт, приобретенный нами при работе над предыдущими проектами редакции, ставшими основой «Взгляда», о которых я рассказал ранее («Мир и молодежь», «12-й этаж» и телемосты с Америкой), не прошли для нас даром.
Последний выпуск «Взгляда» вышел в эфир 28 декабря 1990 года (решение коллегии Гостелерадио СССР «О приостановке выпуска программы» от 11 января 1991 г.). За годы, прошедшие после официального закрытия программы, были опубликованы сотни, если не тысячи различных заметок, статей, интервью, «исследований» о передаче. Сегодня практически во всех учебниках по журналистике можно найти целые главы, посвященные телевидению эпохи перестройки, значительная часть которых отдана «Взгляду». А сколько студенческих курсовых и дипломных проектов защищены на эту тему – не сосчитать. Есть уже даже диссертации.
Мне бы радоваться. Ведь все это означает, что дело, которому мы с коллегами отдали, как минимум, пять лет жизни (целый год подготовки, подбор персонала, строительство студии и почти четыре года собственно эфира), живет и продолжается. Причем не просто в памяти людей. Возьмите любую сегодняшнюю, так называемую, информационно-аналитическую передачу. Если не говорить о сути и содержании, то исключительно по форме – это фактически калька «Взгляда». А закрытые сегодня, но когда-то популярные передачи типа «Поединок» и «К барьеру» – всего лишь расширенный вариант нашей маленькой рубрики «контрвью».
Меня бы это радовало, если не одно «но». Безусловно уже опубликованное и рассказанное о «Взгляде» имеет право на существование. Но вот парадокс. К самой передаче, к истории ее создания, времени выхода ее в эфир, да и к тем, кто, собственно, придумал «Взгляд» и делал его, все это практически не имеет прямого отношения. Сегодня перепутано все – от имен создателей до появления передачи в эфире и ее бесславного финала. А уж «отцов-основателей» хоть пруд пруди. С каждым годом их становится все больше. Злонамеренная и бессовестная ложь о «Взгляде» повсеместно соседствует с банальным невежеством и очевидной дремучестью тех, для кого единственным и бесспорным источником информации сегодня является Интернет. А ведь, слава Богу, все те, кто придумал «Взгляд», сегодня живы. Казалось бы, чего проще – найти телефон любого из нас, либо связаться по Интернету, и ты получишь информацию из первых уст, а не перепечатку чужих глупостей, растиражированных сверх всякой меры. Но нет, этого не делается.