У «Взгляда» со временем появилась мощнейшая обратная связь. Фактически с помощью наших материалов в стране все громче стало заявлять о себе гражданское общество. Как один из руководителей программы, я не допускал в эфире, чем иногда грешили наши молодые журналисты, выхода к аудитории с авантюрными и бездоказательными заявлениями и требовал документального, многократного подтверждения того, что было темой наших журналистских расследований. Возможно, поэтому с нами было трудно бороться. «Взгляд» стал не только высокой общественной трибуной, но еще и передачей, куда можно было обратиться в поисках справедливости, и, если это оказывалось возможным, мы старались помочь или, по крайней мере, сказать о проблеме вслух. Мы получали от людей письма (мешки писем!), и многие из них становились исходной точкой острых сюжетов и громких скандалов. Нашу команду даже называли в свое время «всесоюзной жалобной книгой». А если жалобы имели острый социальный контекст, то они никогда не оставались пустым сотрясением воздуха.
М. С. Горбачев, будучи главой государства, мог закрыть нас одним словом, одним телефонным звонком, но он этого не делал. Он был действительно сильной властью и понимал, что для реализации всего им задуманного, нужны сильные СМИ, и прежде всего, сильное телевидение, а значит, сильные, независимые журналисты. Во всяком случае, так он объяснял мне наше «мирное сосуществование» в то время.
Фактически это случилось лишь в середине 90-х, когда мы подружились, сблизились. Уже не было ни «Взгляда», ни Горбачева как Президента, да и самой страны СССР не было тоже. При этом свои поступки он объяснял тем, что в конце 80-х годов внутренне, конечно же, оставался частью системы, которая воспитала его и выдвинула в лидеры партии и страны. Он постоянно балансировал между крайними позициями коллег по политбюро. А это было время жесточайшей конфронтации между Е. К. Лигачевым и А. Н. Яковлевым. Яковлев предлагал превратить «Взгляд», «До и после…» и другие передачи, а прежде всего программы Ленинградского телевидения (максимовские «600 секунд», «Общественное мнение», «Музыкальный ринг» и т.д.) в основу нового Центрального телевидения. А Лигачев требовал не только немедленного закрытия, например, «Взгляда», но и привлечения его авторов к уголовной ответственности по статье, карающей за антисоветскую агитацию. Именно отсутствие единой позиции в руководстве страны позволило нам выжить. Популярность «Взгляда» росла от выпуска к выпуску.
В книге рекордов Гиннеса даже был зафиксирован рекорд: нас смотрело одновременно больше людей, нежели любую другую передачу того времени в мире – сто девяносто миллионов человек (!). Нас смотрели практически все, говоря современным языком, у нас был почти 100-процентный рейтинг. И все-таки главное было не в цифрах и количестве зрителей – мы не гнались за ними, потому что у нас не было рекламного кнута и пряника. Мы предлагали людям думать вместе с нами, при этом соглашаясь или споря, одобряя либо люто ненавидя нас, но думать и еще раз думать. А значит, учиться принимать самостоятельные решения, а в итоге, извините за пафос, – становиться гражданином, хозяином своей судьбы и своей страны.
Уйдя из эфира в конце декабря 1990 года, «Взгляд» больше так и не появился на телевизионных экранах. Нет его и поныне. Нынешней власти не нужна думающая страна. Она озабочена созданием новой, т.е. хорошо забытой коммунистической идеологии с православным налетом, гремучей смеси между православием и идеологией тоталитаризма, осененной двуглавыми орлами и красными звездами под церковные песнопения и советский гимн. Сам факт существования на расстоянии прямой видимости Храма Христа Спасителя и Мавзолея не просто дик и кощунственен, но и говорит об абсолютной бесперспективности и опасности того курса, которым следует сегодня страна. Оглядываясь назад, я с удивлением понимаю, что еще тридцать лет назад мы пытались говорить с экрана именно об этом. Сама жизнь удивительно точно определила, какие же материалы во «Взгляде» были главными.
Полагаю, что те, кто сегодня переступают порог Храма Христа Спасителя в Москве или хотя бы наблюдают два раза в год по телевизору грандиозные шоу под названием «Прямая трансляция торжественного богослужения из ХХС», будь то Пасха или Рождество, вспоминают о том, что всего тридцать лет назад этого храма не было. На его месте зияла дыра, наполненная теплой водой и зимой в лучах прожекторов, издали напоминающая кинематографический образ входа в преисподнюю. То, что сегодня храм снова стоит там, где два столетия назад Николай I задумал его возвести, прямая заслуга «Взгляда». Я нисколько не преувеличиваю. Конечно же, не мы принимали решение о строительстве, а вернее о восстановлении, месили бетон, расписывали стены и устанавливали кресты, но именно во «Взгляде», впервые в 1988 году, родилась абсолютно на тот момент крамольная идея: отметить 1000-летие крещения Руси пусть не восстановлением храма целиком, но хотя бы возведением небольшой часовни или установки памятного знака.
Крамольной эту мысль я называю неслучайно. Страной руководила та самая власть, которая уничтожила не просто сотни храмов и церквей, но и тысячи священнослужителей, пытаясь убить саму православную веру, заменив ее коммунистическим суррогатом. Реакция «Старой площади» на мое интервью со священником во «Взгляде» была быстрой и жесткой. Раньше мы приходили туда достаточно большим коллективом Молодежной редакции. На этот раз я был вызван один. Даже не предложив сесть, ко мне обратились жестко на «ты»:
«Мукусев, это правда, что в свою программу ты зазвал попа?»
«Да это так, – ответил я – действительно у меня в гостях был священник. Мы говорили не только о грядущем юбилее, но и…». Меня резко прервали:
«Так, у тебя с церковью юбилей, Мукусев?.. Запомни, в следующий раз ты пригласишь попа на наше телевидение только на следующий юбилей, то есть через тысячу лет, все понял?» И сразу же другим, сладким тоном садиста: «Мы вас больше не задерживаем, коммунист Мукусев».
Я «понял» и буквально в следующей передаче, моими гостями стали руководители одной из архитектурных мастерских, которые принесли мне несколько проектов будущего памятника на месте разрушенного храма, словно решение о его установлении было уже принято. Это была авантюра, но отступать я не собирался. Мы закончили разговор в передаче тем, что, скорее всего, финансировать восстановление церкви или установку памятника государство не станет. Но можно попробовать повторить опыт предков, когда в 1812-м году на строительство Храма Христа Спасителя, буквально по грошу, деньги собрали граждане тогдашней России. Сделать это я и предложил зрителям. В следующую передачу я пригласил двух молодых священников, которые рассказали, что после предыдущего эфира Московская Епархия открыла счет для добровольных пожертвований. Его номер мы показали на экране. Это был вызов власти!
Передача закончилась поздно ночью в пятницу. В субботу в 8 утра я пришел в сберкассу в здании Центрального телеграфа и положил на этот счет свои 10 рублей. Я верил, что многие граждане страны сделали то же самое. И я не ошибся. Идея вышла за рамки телевидения и зажила своей жизнью, сначала поддержанная властями Москвы, а затем и всего Союза. В итоге Храм был восстановлен. Но самое главное – по всей стране образовались инициативные группы людей, зачастую далеких от церкви, которые после взглядовской истории взялись за возрождение малых православных и не только православных приходов в самых отдаленных уголках СССР, не дожидаясь помощи государства и руководства конфессий. Подобный подход к теме: от постановки проблемы до нахождения людей, способных предложить неформальные пути ее решения, стал фирменным стилем «Взгляда».
История создания второго главного материала куда более трагична. Да и закончилась она совсем не так успешно, как первая. В расписании передачи «Взгляд», как тогда полагалось, за три месяца моя очередь ведения эфира была определена на пятницу 21 апреля 1989 года. Политическим обозревателем был назначен Владимир Яковлевич Цветов. Я прекрасно понимал, что не мог выйти рядовой «Взгляд» накануне дня рождения Ленина. Было известно, что до «Взгляда» пройдет в эфире ЦТ торжественное заседание в Кремле и, как водится, будут произноситься речи, вся суть которых сведется к примитиву: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». Не будет! Я убежден сегодня, убежден был и тогда. Но мало для этого крикнуть на митинге: «Долой!» – либо снести сотню памятников. Ленинизм – идеология тоталитаризма, и бороться надо именно с ним, а не с внешним его проявлением. Но как в два с половиной – три часа эфирного времени вместить то, чему надо посвящать тома серьезных исследований, да еще сохранить стиль молодежной не только публицистической, но и развлекательной программы?
В начале марта мы встретились с Владимиром Цветовым для обсуждения плана программы. Как всегда, спустились в останкинский бар пить кофе. Владимир Яковлевич многие годы работал в Японии собственным корреспондентом Гостелерадио СССР. И не просто работал, он бесконечно любил эту страну, ее культуру, искусство, а главное – самих японцев. Благодаря Цветову мы узнали о том, как жители Страны Восходящего Солнца воспитывают детей, варят рис, создают сады камней, строят дома. Он приносил на передачи немыслимые бытовые приборы и прекрасно изданные книги, приоткрывая завесу над тогда почти неведомой японской жизнью. Владимир Цветов был высокообразованным человеком, блестящим журналистом, профессионалом во всем, остроумным, легким и очень доброжелательным.
Цветов хихикнул, что японцы на этот раз пролетели. И мы стали придумывать передачу про Ленина. Шли по обычному «взглядовскому» пути: политика, экономика, культура, религия. Но веселое настроение покинуло нас довольно быстро. Многие десятилетия страна жила с лозунгом: «Сталин – это Ленин сегодня». И что было странно: о Сталине и сталинщине говорить было можно уже почти в полный голос, а об его учителе все еще нет. Впрочем, Ленина мы в своих программах касались, но это был типичный «взглядовский» стеб: от «Когда был Ленин маленький, с кудрявой головой…» до грудастых пионерок в мини-юбках в шутливых клипах. Но уже прозвучало шевчуковское: «Революция, ты научила нас верить в несправедливость добра» … То есть, конечно, мы делали «Взгляд», но и «Взгляд» делал нас. И на третий год существования передачи, мы вплотную подошли к оценке не отдельных преступлений отдельных руководителей страны Советов, а к оценке всей системы советской власти как системы преступной.