Картинка Бураха не техническая, а анатомическая, это не мертвая конструкция, а живой организм. Функционирование тела города обозначено не стрелками, а кровеносными сосудами, отображающими его систему кровоснабжения. В целом силуэт города напоминает женскую фигуру: двойной шатер Боен можно уподобить женской груди, а Башня выполняет роль утробы, в нее помещен эмбрион. Таким образом Многогранник имеет не только присущую ему фаллическую символику, но и обретает символизм утробы. Это Башня-андрогин (не случайно у нее два названия – мужское и женское). Андрогинным можно считать и образ Симона Каина – недаром он успешно выполнял роль Хозяйки города.
Эмбрион может означать душу Симона, вселившуюся в Многогранник, либо маркировать Башню как государство детей, либо символизировать будущее города, эмбрион также позволяет представить Башню как дитя города, вскормленное его кровью.
В отличие от Данковского, Многогранник у Бураха непосредственно связан с Бойнями, видно, что Башню питает скотобойный промысел, возможно, она высасывает из города все соки.
Итоговая картинка Клары близка изображению Бураха – город для нее тоже представляется живым организмом, и в Башне тоже есть зародыш. Но интереснее один из промежуточных вариантов Клариной схемы: на нем изображены звезды и планеты – это космогоническая концепция, соответствующая Кларе как природной космической силе – стихийной, нечеловеческой, внеморальной и внесоциальной. Также видно, что на этом этапе у Клары еще не сложилось окончательное мнение о Многограннике, поэтому он напоминает призрак или облако пара.
Нетрудно заметить, что три взгляда отражают разные стороны мироздания и создают некое суммарно целостное представление о модели города: Данковский рассуждает о неорганической материи, его взгляд на вещи – механистический, ньютоновский; Бурах думает о живой, органической материи, он видит мир как патологоанатом; для Клары город – крохотная часть мироздания, космоса, подчиненная общим законам вселенной, но это взгляд скорее мифогенный, а не научный.
В игре есть разные формы и способы постижения темы «город». Это первоначальное погружение в хаос незнакомого городского пространства, которое постепенно запоминается в деталях; это карты города, меняющиеся в зависимости от развития ситуации; это итоговая картинка-схема, и это сливающийся с силуэтом города «бык в разрезе».
Эти этапы можно расположить последовательно – от неразберихи первых впечатлений – к разным формам графической и схематической упорядоченности – и к образному итогу. В целом это символически отражает путь прохождения игры.
Финал «Мор. Утопии» имеет несколько стадий. Первая психологически наступает, когда в городе неожиданно, словно по мановению волшебной палочки, прекращается эпидемия. Это воспринимается как конец драмы. Некоторую часть двенадцатого дня можно бродить по спокойному сонному городу и переживать счастливое чувство выздоровления, обретения мира. Казалось бы, на этом можно завершить игру. Это логично, ведь эпидемия не может продолжаться вечно, она имеет свою динамику и постепенно как бы сгорает в собственном пламени. Такой финал был бы возможен в игре о чуме. Но не в произведении о человеческих взаимоотношения и о городе, ибо тогда сюжетные коллизии останутся неразрешенными.
Два других этапа финала связаны с визитами в знаковые дома: Многогранник, Театр и Собор.
Начнем с Собора (хотя это последняя часть игры): здесь принимается окончательное решение о судьбе города. Вариантов приговора четыре. Если игрок (герой) по разным причинам не явится на совет в Собор, город будет стерт с лица земли. Остальные варианты логически распределены между тремя героями. Город тоже будет разрушен, если принять решение в пользу Башни. Если же, наоборот, высказаться за сохранение Уклада, тогда погибнет Многогранник. В третьем случае город уцелеет полностью, но за это придется заплатить еще более высокую цену.
Таким образом решения выстроены по принципу тезис – антитезис – синтез, двум мужским (что-то уничтожить) противостоит одно женское (ничего не уничтожать).
Совет в Соборе напоминает суд. У каждого фигуранта есть обвинители и защитники (так, термин Аглаи «башня-убийца» отражает позицию прокурора). Состав преступления связан с началом эпидемии, суд должен установить, кто явился ее причиной – Термитник или Многогранник (все это отдает средневековьем – как известно, в средние века были распространены суды над животными, а в «Море» происходит суд над зданием).
Все участники совета согласны с тем, что источником песчанной чумы стали древние скотомогильники, они были потревожены либо степняками, либо фундаментом Башни, либо инфекция распространилась естественным путем – через споры растений.
Но это всего лишь гипотезы, достоверно ничего не доказано (также было и в средневековых судах). Факты, однако, свидетельствуют о том, что чума началась в рабочих кварталах, в Термитнике, а оттуда распространилась по всему городу. Незараженной осталась только Башня – единственный чистый остров в бушующем море эпидемии. Значит виновник – Уклад, инфекция идет от земли, и она заражает земное, а небесное ей неподвластно.
Таким образом свои решения Данковский и Бурах принимали не в соответствие с истиной, и не в пользу города, а согласно своим интересам и под давлением власти.
Бакалавр должен сохранить Многогранник как защитник интересов своих приближенных, особенно семейства Каиных и братьев Стаматиных. Однако и сам он искренне восхищается Башней, справедливо полагая, что подобного больше никогда не будет создано. Башня также имеет прямое отношение к его научным интересам как свидетельство реализации идеи бессмертия души. Данковский считает Многогранник символом нового, которое приходит в мир, веками живущий без изменений. Он не любит Уклад и не видит его связи с Утопией, поэтому принимает столь катастрофическое для города решение.
В отличие от Данковского Бурах понимает, что город – единый организм, а Многогранник – живое тело (это очевидно из его символической картинки). Его решение об уничтожении Башни противоречит этому пониманию. Отчасти это объясняется манипуляциями Аглаи, использовавшей предрассудки гаруспика, отчасти – логикой хирурга, стремящегося удалить инородный предмет из тела города. Разрушение Многогранника прямо связано с интересами Бураха: во-первых, он сможет вернуть детей в лоно Уклада, который они покинули ради другого образа жизни в Многограннике; во-вторых, как жрец он получит доступ к источнику подземной жертвенной крови, закупоренному фундаментом башни.
Идея этих пагубных решений не могла родится в недрах самого города, даже несмотря на существующее у его жителей подозрительное отношение к Башне. Мысль о разделении города на противоборствующие стороны была привнесена извне, ее навязчиво повторяет Аглая, убеждая всех вокруг, что «город – это злополучный синтез противоположностей, которые разъедают друг друга, насильственно соединенные чужой волей… это обреченная система».
Однако непосредственные впечатления убеждают в обратном: город – единое неразрывное целое. Картинка «бык в разрезе» свидительствует о том, что город – это живой организм, у которого нельзя безнаказанно что-либо отрезать. Даже спорная Башня – его органическая часть, соединенная с Бойнями и питаемая общей кровеносной системой. Дети выбрали Башню своим домом, город «кормит Башню своими детьми».
Архитектурная оригинальность Башни делает город неповторимым, без Многогранника он станет безликим и монотонным, лишится своеобразия, превратиться в обыкновенное рядовое поселение.
В контексте города Башня также выполняет охранительную и сакральную функцию в связи с обретением души Симона. Это особенно важно на фоне кризиса ритуальной жизни Уклада: практика жертвоприношения великих быков подошла к концу в связи с их исчезновением, языческое капище на Бойнях перестало функционировать как сакральный центр, необходимый для поддержания нормальной жизни традиционного социума. Город находится в состоянии великого кризиса, разрушения всех своих основ. Единственное место, которое этот кризис не затрагивает есть Башня, без нее город утратит последнюю защиту.
Сможет ли сама башня существовать без города, стать центром, вокруг которого сформируется новый город? Клара считает, что нет, что «Многогранник без этого поселения жить не будет. Он умрет, если туда не будут приходить новые дети. Он погаснет, если темные люди перестанут считать его чудом, лазейкой в иное пространство, фонарем на другой стороне реки.»
Таким образом Уклад и Башня связаны как тело и душа, как земля и небо, как прошлое и будущее.
Странной кажется претензия к городу в якобы отсутствующей у него однородности, гомогенности. Ведь главная функция любого города – собирать, совмещать, перемешивать на одной территории разные и, казалось бы, несовместимые исторические, культурные, этнические, социальные и прочие реалии. Историческое развитие города «Мор. Утопии» отражает общую логику человеческого бытия – на основе древних степных промыслов вырос промышленный комплекс как совершенно иная социальная реальность. Затем в экономически успешном поселении появилась свободная творческая деятельность, также по типу вполне чуждая предпринимательству (это объясняет вечные трения между семействами Ольгимских и Каиных), пара столетий развития привела к возможности выйти за пределы, положенные человеку природой. Каждый этап вырастает из своей противоположности, укоренен во враждебной себе основе.
Мария так выразила эту мысль: «Утопия созвучна слову „топь“, ей нужна грязь. Утопия принимает человеческое и земное в самом неприглядном виде. Поэтому здесь есть кровавые бойни, гнилое болото, бараки и бедные предместья. Утопии нужен Проект Быков, живой союз мира людей и мира зверей с миром духов».
Проблему целостности города естественнее осмыслить в мифологической логике, ибо именно миф выработал средства, позволяющие представить мир как единое целое. Так, интерпретация мира в древних мифах могла быть антропоморфной или зооморфной, как в случае с нашим городом-быком. Основой более общей картины являлась система координат по вертикали (Верхний, Средний и Нижний мир) и по горизонтали (центр – периферия). Человеческий мир располагался в центре и посередине, он мыслился как понятный, предсказуемый и упорядоченный, именно поэтому Средний мир почт