Дасти вздохнула и хмуро глянула на Лисоида.
– Что ты умеешь? Если умеешь.
– Э-э… – произнёс Лисоид и замер с открытым ртом.
Джулеп презрительно засмеялся.
– Забудь ты про него, Лас.
Дасти и Джулеп побежали к забору.
Ласка бросила на ловушку прощальный взгляд. Лисоида била дрожь.
– Прости, – сказала она ему. – Я не смогла.
И, поджав хвост, побежала вслед за Дасти и Джулепом.
– Я могу разрывать сетки! – выпалил вдруг Лисоид.
Дасти и Джулеп обернулись.
– Я знаю фокус, – робко добавил Лисоид.
– Какой? – поинтересовалась Дасти.
Лисоид коротко помолчал, разглядывая лапы.
– Не скажу, пока не вытащите меня отсюда.
Джулеп закатил глаза. Ласка с надеждой посмотрела на Дасти.
Та на секунду задумалась, потом возвратилась к ловушке и просунула голову под скошенное отверстие. Она ослабила зубами пружину, и Лисоид выполз наружу. У Ласки от облегчения стало покалывать лапы.
Дасти обнюхала кусок железа, который болтался на ухе у Лисоида.
– Тебя зовут Олео?
– Что? – удивился он.
– Так написано на твоей бирке, – пояснила Дасти. – О-Л-Е-О.
Лисоид попробовал прочитать бирку на своём собственном ухе, но не добился ничего, кроме косоглазия.
– Там написано «О-Триста семьдесят». Такое у меня имя.
– Это вообще не имя, – пробурчал Джулеп.
– Мы будем звать тебя Олео, – сказала Дасти. – Так проще.
– Но это же не… – Лисоид тяжело вздохнул и уступил. Он украдкой оглядел уши Ласки, словно ожидал увидеть там бирку. – А вас как всех зовут?
– Не твоя забота, – ответила Дасти. – Ты с нами ненадолго.
Она вывела лисёнышей из двора на улицу, и они продолжили свой путь к горизонту.
Лисы оставили позади пригород и пошагали дальше по бескрайнему полю из пеньков.
Джулеп шмыгнул носом и смахнул последнюю слезинку.
– И вот теперь мы знаем, какое злодейство скрывается в сером сумраке, – заговорил он, старательно подражая Стерлингу.
– Ты хоть не начинай, – проворчала Дасти.
Джулеп ослушался – первый раз в жизни.
– Вынужденные покинуть место, которое они называли домом, лисы и их новая ручная собака шагали прямиком туда, где билось самое сердце не знающего жалости Города. Что ещё оставалось им? Надо было спасаться от зла, которое являлось им то в обличье травы, то лисы, то старой дамы. Зла, которое не увидеть, которое не услышать, которое не унюхать… Того самого зла, которое обитает лишь…
– Джулеп! – рявкнула Дасти.
Джулеп захлопнул пасть. И тогда Ласка шёпотом, еле-еле слышно закончила за него:
– В Сумеречной Зоне.
– ЧТО ЗА БРЕХОВАЯ история! – воскликнула бета.
– О-о-о-о-о-о-о-о! – протянул недоросток. – Мама тебе язык отгрызёт!
– Тише! – осадила их альфа.
Вокруг сосны снова кружили снежные вихри. Альфа внимательно оглядела замёрзший лес и убедилась, что каждый куст – это куст, а каждая покрытая снегом ветка – это ветка. Она старательно принюхалась, но не почуяла ничего, кроме запаха мёртвых иголок, морозного воздуха и крови Чужака.
Она и не думала, что поблизости кто-то прячется. Но разве можно быть до конца уверенной – после такой истории?
– Бедняга Стерлинг, – задумчиво сказал недоросток.
– Да, – прохрипел Чужак. Он закрыл глаза, словно от боли, которую вдруг причинили раны… или воспоминания. – Бедняга Стерлинг.
– А они ещё встретят когда-нибудь Скрытого Человека? – спросила бета.
Чужак вздохнул через силу.
– Не раньше, чем он встретит их.
У альфы сдавило живот. Она ещё раз обежала глазами лес.
– А вы-то сами из этих лис кто? – спросила бета.
– Вы Олео? Что-то не похожи вы, по-моему, на собаку.
Глаза у Чужака даже не приоткрылись. Может, он сделал вид, что не слышал вопроса, а может, пытался одолеть боль. Альфа принюхалась к Чужаку – вдруг есть какие-то зацепки, которые его выдадут, – но пахло от него только ранами. И лежал он так, что она не могла понять – острые у него уши или же вислые.
– Ещё чего! – сказал недоросток. – Это Джулеп. – Он показал носом на мех Чужака. – Видите, у него синие блики.
– Это кровь, – прошептала бета. – Кажется. И вообще, если это Джулеп, откуда он знает про всё, что произошло на Ферме?
С каждой новой догадкой младшие принюхивались к Чужаку всё ближе и ближе, пока не оказались от его морды на расстоянии укуса. Альфа схватила их за хвосты и оттащила назад, одного за другим, только уже не так поспешно, как раньше.
Глаза у Чужака распахнулись, будто он очнулся от дрёмы:
– Лисы покинули длинные ряды человеческих нор и пришли на новую территорию. В место, где всё между собой связано – и дыры в земле, и проточная вода, и тротуары, по которым ступают разом и звериная лапа, и человеческая нога, и птичий коготь. В место с миллионом огней и глаз. В место, где яд может выворотить наружу лисьи кишки, где капканы могут отрезать им лапы, а огромные грохочущие машины раздавят так, что превратят их в плоскую шкуру из Белого Сарая. В место, где непостижимые чудеса могут отвести лису от края смерти… – Чужак судорожно втянул в себя воздух. – …Или с воем утащить её в пропасть.
Гробница ветери
1
В СТАРЫХ ИСТОРИЯХ рассказывалось, что бывает трудно, но чтобы настолько!
О-370 старался не отставать от трёх диких лис, с которыми они шли, казалось, уже по самому краю света. Земляные кручи нависали над огромными ямами, от которых воняло перемолотыми червями и бензином. Перемазанные сажей мотыльки пьяно порхали в воздухе. Как будто сама природа – и даже насекомые – понемногу вырождались во что-то… совершенно другое.
Диких лис нисколько, казалось, не беспокоили ни мёртвая земля, ни огромное расстояние, которое они одолели. Их движения были плавными и осторожными, когда они, будто ручей, огибали земляные кучи, и становились стремительными, когда они выбирались на узкие мостики твёрдого грунта. Они даже не запыхались.
О-370 задыхался, как сломанный мотор. Исколотые занозами лапы хромали. Спина и плечи горели, будто искусанные пчёлами, а ноги были готовы переломиться. Каждая клеточка его тела молила об одном: снова оказаться в уюте его норы, отгородиться сеткой, греться под пылающими обогревателями и засыпать под баюкающее дыхание лис на Ферме.
Но он сам напросился на это приключение и теперь не мог взять и отказаться.
– Олео!
Каждый шаг, который уводил О-370 прочь от сетчатых нор, добавлял ещё немного тяжести его сердцу. Но он не мог заставить лапы повернуть назад. Туда, где оставались Гризлер и Фермер. Где был Живодёр с его извилистым Голубым светом.
– Олео, я с тобой разговариваю.
Всякий раз, слушая истории о Мии и Юли, О-370 представлял себе, что всё это происходит в месте размером с Ферму. А здесь мир бесконечно тянулся всё дальше и дальше. Как тянулся в лисьих рассказах Белый Сарай.
– Олео!!!
О-370 подпрыгнул и чуть не прикусил высунутый язык.
Джулеп, лисёныш-самец, повернулся и смотрел на него. Шубка у лисёныша была усыпана синими бликами, и пахло от него фиолетовыми цветами, которые Фермер приносил дочери к дню рождения. О-370 когда-то любил этот запах.
– Ты не слышишь, когда тебя называют по имени? – спросил Джулеп, не останавливаясь ни на шаг.
О-370 запрыгал, догоняя лисёныша. На клочке твёрдой земли лапы казались неустойчивыми.
– Я… я думал, это просто какие-то странные звуки.
Он не понимал больше половины слов, которые произносили дикие лисы. Пытаться уследить за их разговором было всё равно что пытаться изловить муху, пока она не подлетела к морде.
– Это и есть странные звуки, – ответил Джулеп. – «Олео» звучит очень странно. Поэтому у тебя бирка с именем? Чтобы не забыть собственное имя?
– Меня зовут О-Триста семидесятый, – сказал О-370. Он мотнул головой, дёрнув вислыми ушами, и мельком показал бирку. – Это моё удостоверение личности. Это затем, чтобы мы на Ферме знали, как друг друга зовут, и… – «Чтобы Фермер знал, когда мы уже достаточно подрастём, чтобы отвести нас в Сарай».
Он оборвал свою мысль на полуслове. Пускай эта бирка иногда жутко чешется, но когда чувствуешь её возле щеки, становится спокойнее. Это единственное, что теперь связывает его с Фермой. И с лисами, которые там в клетках.
– Знаешь что, – сказал Джулеп, – хозяин по тебе, наверное, скучает. Может, тебе пойти его поискать?
Ласка, молодая лисичка, неодобрительно оглянулась на Джулепа. Мех у Ласки был светлый, кремово-рыжий, а глаза разные – один зелёный, другой золотистый. Пахла она, как воздух после грозы.
– У меня больше нет хозяина, – сказал О-370. – Я жил на Ферме.
Джулеп расхохотался.
– Лисы не живут на фермах. Фермы – это где водятся куры и овцы. Как бы ты вообще научился говорить по-лисьи?
О-370 склонил голову набок.
– Ну, я же… лиса.
– С вислыми-то ушами и собачьими украшениями? – усмехнулся Джулеп. – Не-а. Ты шавка, яснее ясного.
Лисы подошли к невысокой насыпи. Олео с трудом карабкался за остальными вверх, потом вниз – рыхлая земля так и норовила проглотить его лапы. Это правда: дикие лисы отличались от лис на Ферме. Рыжий цвет на их шубках был не таким ярким. Уши у них были жёсткие и заострённые. Узкие глаза светились золотистыми щепками, а клыки торчали острые, как шипы.
Но ведь это не значит, что О-370 похож на Гризлера… нет ведь?
У него в горле нарастало рычание:
– И никакая я, к бреху, не шавка!
Джулеп презрительно засмеялся.
– От кого это ты услышал такое слово? От бабушки?
У О-370 поникли уши.
– Ручной, – обронил Джулеп и с лёгкостью ускакал вперёд.
Низко опустив голову, О-370 ковылял позади. Любая драка с Н-211 всегда заканчивалась смехом.
Лисы добрались до конца ям и прошли мимо странных машин, которые напоминали грузовик Фермера, только больше размером. Железо на них покрылось по краям ржавчиной, а колёса были связаны вместе – видимо, чтобы ползать, как гусеницы. Перед собой они держали огромные зубастые ковши.