Ласка почему-то подняла на Олео сердитый взгляд:
– Мисс Поттер никогда не была хорошей.
Он навострил уши:
– Ты знаешь старые истории?
Не сказав ни слова в ответ, она крадучись двинулась по тёмному тоннелю, высоко поднимая над водой лапы.
Джулеп пошёл за ней.
– Я всё-таки рад, что меня не вывернуло «горячими собаками».
Ледяной ветер увлёк мысли Олео куда-то вверх, за водосток.
Жить внутри истории очень непросто. Но с каждым приключением уверенность в себе становилась в нём всё сильнее. Ветери. Машина. А теперь ещё две собаки, заражённые жёлтым зловонием.
Если уж он сумел выжить в этом всём…
– Я должен вернуться, – проговорил он.
Джулеп обернулся:
– Наверх? Ты бреханулся, что ли?
– На Ферму, – ответил Олео. – Я должен спасти друзей, пока Фермер не отобрал их шкуры.
Ласка шлёпала всё дальше и дальше по сточному тоннелю, её хвост уже почти растворился во мраке. Олео кольнуло в сердце. Не хочет она слушать его историю.
– Подожди, ты сказал «шкуры»? – удивился Джулеп.
Олео кивнул.
– Когда выпадает снег, Фермер ведёт лис в Сарай. Мне надо вернуться, пока там ничего не случилось.
Джулеп поднял голову вверх, словно смотрел сквозь водосток.
– Ты не выберешься из Города. Собаки разорвут тебя на куски.
Собаки – это ещё не всё, что стояло между Олео и лисами Фермы. Ещё были Фермер и Гризлер, клетки и лисье упрямство.
– Надо попробовать, – сказал он, проглатывая комок в горле. – Даже если удастся спасти лишь двоюродного брата.
Джулеп насупился.
– Олео, там, наверху, тебе повезло. А в другой раз так может не повезти. Давай, идём. Хватить играть в героя.
Он повернулся, и его хвост растворился вслед за хвостом Ласки.
Олео вдохнул поглубже воздух подземелья и попытался удержать в себе зародившееся чувство уверенности, пока оно не сбежало из-за слов Джулепа. Но он устал. И в сырой темноте Кирпичных Нор его уже начинало трясти от холода.
Он решил вернуться в Молочный Фургон и как следует отдохнуть. А когда настанут Чёрные Часы, он выскользнет из Фургона и отыщет дорогу на Ферму. Ему бы очень хотелось, чтобы Ласка и Джулеп отправились с ним – их городская храбрость будет очень кстати. Но если придётся, он всё сделает в одиночку.
Быстрым шагом он пустился вдогонку.
Чем глубже пробирались лисы по тёмным тоннелям, тем живее проникали в водосток звуки. Стремительный топот, шаркающие лапы. Крики, сдавленный лай. Что это – тусклый свет ненастного дня, разыгравшееся воображение Олео? Только порой казалось, будто сточная вода местами сочится красным.
4
ПОСЛЕ ДОЛГОГО ПУТЕШЕСТВИЯ по слякоти канализации лисы подошли к яркому кругу серого вечернего света. Они высунули в отверстие морды и принюхались к течению реки – вверх и вниз. Воздух был прохладным, жимолость – отмытой дочиста. Молочный Фургон мягко светился под мостом.
Ласка открыла носом двери Молочного Фургона, и все трое юркнули внутрь. В воздухе пахло сыростью ещё сильнее, чем раньше.
– Дасти! – тяжело дыша, окликнул Джулеп. – Ты не поверишь, что сейчас было! Я спас нам жизнь!
Дасти ничего не ответила. Она сидела сгорбленная в своей ящичной пещере, освещённая тонким лучиком лунного света, что пробивался сквозь облака. Спина у лисицы содрогалась в конвульсиях. Рёбра надувались и опадали. Хвост беспрестанно корчился. Джулеп прижал уши и тихонечко выскользнул наружу.
– Дасти! – окликнула, подойдя к пещере, Ласка. – Что с тобой?
Голова Дасти медленно поднялась. Глаза её тускло сверкали. С губ капала слюна. У Олео глухо заколотилось сердце – он вспомнил, как Дасти не хотела выходить из Фургона, когда шёл дождь. Точь-в-точь как мисс Лисс ни в какую не желала переходить ручей…
Дасти, может, и выблевала того кролика, но жёлтое по-прежнему сидело внутри неё.
– Ласка! – пронзительно завопил Олео.
Дасти метнулась вперёд, опрокинула Ласку на спину – та едва успела упереться лапами лисице в грудь – и зашипела, защёлкала зубами над самой мордой. Дасти была вдвое больше и билась, как одержимая. У Ласки уже подгибались лапы.
Олео прыгнул, стащил Дасти с Ласки и вместе с лисицей покатился кувырком, сметая ящичную пещеру и разбивая вдребезги бутылки. Они ударились о стену, Олео вскочил и, выпрямив лапы, прижал Дасти к полу.
Дасти рвалась и задыхалась, выгибала под невозможными углами шею и скрежетала зубами, пытаясь цапнуть его за лодыжки. Переступая лапами по её груди, Олео отодвигался всё дальше и дальше от зубов, как вдруг лисица, почувствовав некоторую свободу, выгнулась кверху и чавкнула возле самого лица Олео.
Он вздрогнул – единственный клык лисицы щёлкнул всего лишь в усе от его носа. Ласка схватила Дасти за хвост и потянула назад. Дасти повернулась и чуть было не набросилась на неё, но Олео сдавил лисице загривок.
– Беги! – с полным ртом меха закричал он Ласке. – Живее отсюда!
Чтобы крикнуть, Олео лишь чуть-чуть разжал зубы, но этого хватило, чтобы Дасти вывернулась из захвата. Она встала прямо и наклонила раскрытую пасть, готовая вцепиться Олео в горло. Лисица не успела даже погрузить клык в его мех – сверху на неё вдруг обрушилась башня из ящиков и погребла под собой.
А на месте башни стояла Ласка и смотрела огромными глазами.
– Беги! – закричала она.
И пока Дасти металась под ящиками, Ласка и Олео выскочили из Молочного Фургона. Они повернулись и, резко толкнув передними лапами, захлопнули двери. Дасти принялась биться мордой с обратной стороны. Лисица выла и захлёбывалась от ярости, изо всех сил пытаясь освободиться.
Лисёныши припустили вниз по берегу реки и подбежали к жерлу Кирпичных Нор. Ласка юркнула внутрь, а Олео встал как вкопанный. В груди расцветала боль, белая и острая. Он посмотрел вниз. По замёрзшей грязи барабанила кровь.
– Идём! – крикнула из тоннеля Ласка. – Пока она не открыла двери!
Олео словно оцепенел от ужаса:
– Она меня укусила.
Ласка увидела рану и безмолвно застыла.
Олео задрожал, отказываясь поверить:
– Лас, она меня укусила. Это значит, у меня теперь жёлтое. Скоро я стану таким же, как эти собаки. Как… – Он заглянул в разноцветные глаза Ласки. – Уходи!
Лицо у неё смялось.
– Брехушки!
БУМ! БУМ! БУМ!
Выше по реке Молочный Фургон раскачивался и гудел – Дасти снова и снова бросалась на дверь всем своим весом.
– Если ты сию же секунду не начнёшь шевелить хвостом, – зарычала Ласка, – я пойду и выпущу Дасти; она сама тебя загонит сюда.
Олео хлопнул глазами и юркнул в тоннель. Они шли до тех пор, пока не исчез запах жимолости, и тогда они пригнулись в темноте, маленькие и притихшие, и вытянули носы к серому кругу. Двери Молочного Фургона с грохотом распахнулись, и лисёныши сжались в комок, глядя, как мимо входа в тоннель проходит лисий силуэт. Он уже не шагал со стремительной уверенностью Дасти, а корчился в припадках и судорогах.
Это зрелище разрывало Олео сердце, и на мгновение он даже забыл о боли. Дасти, может, и не была такой уж хорошей матерью, но она не дала ему умереть. Она научила его, как выжить в Городе. Что бы она, интересно, сказала сейчас, когда он спас Ласке жизнь? И не от кого-нибудь, а от самой Дасти.
Ласка не отводила взгляда от скрюченного силуэта.
– Побеждает инстинкт, – прошептала она.
В глазах у неё не было ни слезинки.
Они отважились углубиться в тоннели и шли, пока не учуяли цветочный запах Джулепа.
– Ты где был? – строгим голосом спросила Ласка.
Джулеп стал заикаться.
– Я… я думал, вы за мной следом. А Дасти?..
– Её больше нет, Джулеп, – отрезала Ласка. – Меньше хвостов – меньше забот.
На этот раз настал черёд Джулепа ничего не сказать в ответ.
Он грустно шмыгнул и поднял голову.
– Подождите-ка… Пахнет кровью.
Ласка хранила молчание.
– Дасти меня укусила, – сказал Олео.
– Что? – ужаснулся Джулеп. – Но… – Джулеп перевёл дух. – Ну, так ты его уведи отсюда! Ласка! Он же заразный!
– Он пока что не изменился, – процедила сквозь зубы Ласка. – Олео всё ещё Олео.
– Но… но ведь он обернётся одним из этих!
– Он останется с нами! – прорычала Ласка.
Джулеп заворчал что-то себе под нос, а потом вдруг тяжело осел у стены. В сточном тоннеле всюду капала вода.
– Сегодня придётся спать здесь, – сказала Ласка.
– Здесь холодно, – отозвался Джулеп. – И сыро.
– Зато битком не набито бешеными собаками, – огрызнулась Ласка.
«Зато может появиться бешеная лиса, – с содроганием подумал Олео. – Уже скоро».
Лисы, как могли, устроились поудобнее в сыром подземелье. Прежнего укрытия больше не было. И Дасти не было тоже, и больше некому их направить. А Город кишит бешеными собаками.
Но это ещё не самое худшее.
Морщась от боли, Олео лежал на непокусанном боку и слизывал с плеча вязкую кровь. Рана пульсировала и горела. Что с ним будет дальше?
К спине прижалось чьё-то тепло.
– Я бы вылизала тебе укус, – проговорила Ласка. – Но я могу заразиться.
Олео хлюпнул носом.
– Спасибо, Лас.
Она нежно положила хвост ему на бок и прижалась теснее.
– Предупреди, если вдруг захочешь меня укусить, ладно?
Олео кивнул. Глаза наполнились слезами. Сможет ли он вообще разговаривать к тому времени?
Дыхание Ласки сделалось тихим и ровным. Потянулась ночь без конца и края. Олео не спалось. Не давала уснуть боль в груди. Не давали уснуть мысли о Ферме – что ему никогда уже туда не вернуться, никогда не спасти друзей. Но больше всего мешало другое. Как это будет, когда он обернётся? Неужто он перестанет думать о Ласке? И об Н-211?
Когда всё вокруг стихло, кроме храпа Джулепа, во мраке сточного тоннеля явились лица, мокрые и кривые. Их сухой шёпот эхом увязал в ушах Олео, забирался глубже, до самого горла.
– Пить, – шептали голоса.
Так хочется пить.