Снова пробравшись на свое место на скамье, Андрей обратился к Легонькову:
— Ваня, как ты меня находишь?
Старший сержант удивленно выкатил слегка водянистые глаза.
— Мою внешность я имею в виду, — пояснил Кречетников. Он поправил на голове стиранную, с темными краями от пота пилотку и провел ладонями по груди. — Могу я женскому полу приглянуться?
— Это кому ты хочешь приглянуться? — подозрительно спросил старший сержант.
— Так, вообще, без определенного почтового адреса.
— Если вообще, так чего же… Обыкновенный парень и даже ничего из себя, — подумав, с усмешкой ответил Легоньков. — Конечно, немного нос у тебя подгулял. Но теперь девчата, наверное, не очень разборчивы. А если ты начал заглядываться на наших, — старший сержант мотнул головой в сторону передних машин, — скажу тебе сразу: не выйдет дело. Повиднее тебя мужики в роте есть. Притом они теперь тоже думают о будущем. В Сибирь с тобой ни одна не поедет.
— Так Сибирь-то сейчас лучшее место! Там война не гуляла.
— Что ж, что не гуляла. Ехали, видели: то тайга, то болота. Полдня от одной станции до другой.
— Это, Ваня, не существенно, если люди подойдут друг другу, — убежденно ответил Андрей. — Но не об этом и разговор. Я спрашивал из чистого интереса… Ничего я парень, значит, ты считаешь?
Он разбудил Елпанова и Кокорина, подергав шинельные скатки под их локтями:
— Эй, народ, дождь проспите!
Кокорин, красным от загара и ветра лицом похожий на пахаря — до войны он и был колхозным бригадиром, — открыл глаза, глянул в окно, потянулся, сказал, зевая:
— Должно, к дождю спится. Ох-хо-хо-о…
— Атмосферное давление иное: тут мы выше над уровнем моря, чем в Европе, — объяснил начитанный Елпанов — бывший радист торгового флота.
Колобов отодвинул в сторону вещмешок и шагнул к двери.
— Это что же такое, гляньте-ка?!
Повстававшие со своих мест солдаты поочередно выглянули наружу.
Андрей протяжно свистнул.
Навстречу колонне двигалась не туча, а темная стена. В ней готово было исчезнуть солнце. Степь впереди закрылась ею, словно плотной дымовой завесой. Все почувствовали, как горяч и сух воздух.
— Песок летит! — воскликнул Елпанов. — Пыльная буря! В тридцать восьмом, когда на Каспии плавал, видел такое… Старший сержант, окна тряпками надо закрыть!
— Одеяла приготовьте! — распорядился Легоньков. Он расстегнул гимнастерку, мятым платком вытер влажную грудь. Дышал прерывисто, словно продувал микрофон.
Шофер стал тормозить, и, проехав еще метров сто, машина остановилась.
Солдаты соскочили на землю, с любопытством и некоторой боязнью смотрели на надвигающуюся дымчатую мглу.
— А ветра нет! — удивленно произнес кто-то.
Вдоль колонны от своего «доджа», чуть приседая на кривоватых ногах, быстро прошел командир роты. Ремешок фуражки был у него застегнут под подбородком.
— Закрыть капоты и двери! — бросал он на ходу. — Следовать, не растягиваясь! Если понадобится, включить фары!
Андрей, сделав вид, что пытается размять затекшие ноги, как бы невзначай приблизился к машине, в которой ехали девушки. Встретившись взглядом с Ниной Юршиной, улыбнулся, пошутил с привычной солдатской развязностью:
— Небесную канцелярию по рации бы запросили, что ли? Рехнулись они там?
— Приборку делают, — откликнулась радистка. На ней была кофточка-безрукавка, и, чтобы не попасться на глаза ротному одетой не по форме, она осталась в фургоне.
— Кречетников, у вас нет сигарет? — спросила высокая, с красивым, но слегка надменным лицом, младший сержант Ангелина.
— Махру курим, — вздохнул Андрей.
Мимо торопливо прошел командир роты. Андрей поправил пилотку, в два прыжка догнал его, вскинул руку к виску:
— Товарищ подполковник, разрешите обратиться? Разрешите папиросу для одного некурящего!
Не останавливаясь, подполковник сунул руку в карман синих галифе и достал портсигар. Андрей ловко ухватил пяток папирос.
— Благодарю, товарищ подполковник!
Вернувшись к машине, Андрей раздал девушкам добытое. При этом он сохранял подчеркнуто невозмутимый вид, давая понять, что добывать курево у командира роты для него не подвиг.
— С вами, Кречетников, не пропадешь! — заметила Ангелина.
— Чепуха, — небрежно отмахнулся Андрей и собрался было рассказать на ходу придуманную историю о том, как однажды он пил чай с самим командующим фронтом, но не успел.
Прокатилась команда «По машинам!». Внутри будки теперь стояла темнота, узкой полоской светилась лишь щель под дверью. Ветер снаружи свистел и царапал обшивку, машина шла неровно, должно быть, шофер плохо видел и боялся налететь на ехавших впереди.
— Ну, загнали нас в божий край! — хрипло проговорил Колобов.
— Терпи, ветеринар, хирургом будешь, — отозвался Андрей. До войны Колобов год учился в ветеринарном техникуме, и Андрей не упускал случая пошутить по этому поводу.
Кокорин обернулся к Елпанову:
— Семен Семеныч, сколько же эта свистопляска продлится?
— По-разному бывает. Может сутки дуть.
— За сутки нас с крышей заметет! — воскликнул Андрей.
— Задохнемся, — проворчал Легоньков.
— Не пей много, — посоветовал Елпанов, услышав, что старший сержант отвинчивает пробку фляги. — В таких случаях надо только прополаскивать рот…
Машина остановилась. Заглох мотор.
— Будем загорать! — констатировал Кречетников.
Из кабины в стену постучал Ниязов.
— Как вы там?
— Как у Христа за пазухой, — отозвался Андрей.
Елпанов ощупью снял крышку с упаковки питания радиостанции, стоявшей на столе с бортиками, и подключил к аккумулятору маленькую лампочку. Огонек в два с половиной вольта напряжения осветил будку.
— Не расходуй аккумулятор! — строго проговорил начальник радиостанции.
— Ненадолго.
— Не гаси, веселее, — вмешался Андрей. — Запасные же у вас есть аккумуляторы. Ты, Ваня, вечно жадничаешь, а потом для тебя же это выходит боком.
— В каком смысле?
— А вот в каком. — Андрей с веселым воодушевлением закурил, обвел взглядом лица товарищей. — Деревню Скуловичи под Витебском помните? Помните, в нашем блиндаже две женщины ночевали — пришли откапывать на поле ямы с картошкой? Так вот, ночью я слышу, кто-то тихонько привстал на нарах и полез через спящих. И по ошибке прилег рядом со мной. И так нежно, ласково стал меня по щеке поглаживать. А потом какие-то слова начал шептать… Я минуты три терпел, а затем как рявкнул: «Сержант Легоньков, на место!» Ну, он кубарем…
Будка задрожала от хохота. Легоньков смеялся громче всех, он даже закашлялся и сел на скамье, чтобы отдышаться.
— Честное слово, та, чернявая, мне глазки строила! — с удовольствием вспомнил он. — Погоди, а при чем тут аккумуляторы?
— Не жалей света, Ваня, — невинным голосом ответил Кречетников. — В темноте может всякое случиться…
3
Вскоре дышать стало совсем нечем. Пот заливал глаза, соленые струйки попадали в рот. Поминутно то тот, то другой начинал дергать на себе гимнастерку, отлепляя ее от тела.
Солдаты поснимали сапоги, и в спертом воздухе густо запахло портянками. От шинельных скаток и одеял, лежавших вокруг, исходила духота.
— Елпанов! — попросил Кокорин. — Включи рацию, может, что передают?
— Кто передает? — насмешливо спросил радист. — Москва?
Андрей, притихнув, лежал с закрытыми глазами и дышал через рот. Кружилась голова, заложило уши.
Вдруг что-то изменилось. Некоторое время Андрей не мог сообразить, что именно. Наконец, понял: ветер кончился! По стенам будки перестало стучать и царапать.
Недоверчиво прислушался, потом кинулся к двери и, откинув крюк, распахнул сильным толчком. Ему тотчас запорошило глаза, но он выпрыгнул из душной будки. Следом, будто вышвырнутые сильной рукой, посыпались товарищи.
Буря кончилась, пронеслась. Воздух был мутен от пыли. Над степью в неурочное время опустились сумерки. А в той стороне, куда ушла черная буря, стояла ночь.
Открывались двери других автомашин. Солдаты вываливались из них почерневшие и мятые, будто побывали в дезкамерах. Некоторые тут же садились на землю, другие, разминаясь, прыгали на месте.
Шоферы начали пробовать моторы. Колонна нарушила строй, и фургоны стояли на различном расстоянии друг от друга.
Андрей отыскал взглядом машину девушек. Она заехала далеко в сторону. Слезшие на землю связистки сбились в кучку позади машины так, чтобы не быть у всех на глазах. Андрей понял: им сейчас не до болтовни с солдатами. Сержант Ниязов и шофер Лесин, закончив осмотр машин, подошли к товарищам. Сержант держал в руке полевую сумку и бинокль. Согласно инструкции, он, как начальник поста, наблюдал за воздухом на марше.
Ниязов был уйгур. Его монгольского типа красивое лицо казалось отлитым из бронзы. Андрей не замечал, чтобы когда-нибудь гнев или радость искажали эти твердые черты. Ниязов на редкость умел владеть собою. Более педантичного и строгого в соблюдении устава начальника было поискать. Под началом у такого нелегко службу ломать. Но солдаты уважали Ниязова: без дела не накричит, без необходимости рисковать не заставит.
Сержант выглядел свежим, точно буря обошла его стороной.
Зато шофер Лесин, длинный и сутулый, весной перенесший желтуху, едва сгибал в суставах ноги и руки. Глаза у него покраснели и слезились.
Все присели для общего перекура.
— Вот что, — сказал Ниязов, тронув Андрея за рукав, — дальше поведешь машину ты. Лесин сядет рядом.
Усталость с Андрея сразу как рукой сняло. Он вскочил, расправил плечи и молодцевато стукнул каблуками.
— Есть!
За руль он садился не впервые. Под Кенигсбергом несколько дней единолично владел трофейной автомашиной. Но то была любительская езда, а сегодня предстояло выполнять боевое задание.
— Сержант, сколько до Тамцаг-Булака? — спросил Колобов.
— Думаю, всю ночь проедем. От нашей стоянки по прямой было триста километров, — ответил Ниязов.
С «доджа» командира роты пустили ракету. Солдаты отряхнули с себя пыль и попрыгали в фургон.