Трое неулыбающихся детей сидят на заборе, все в комбинезонах: Калеб, Мэриен и Джейми Грейвз. На обороте ничего. Улыбающийся подросток Джоуи в полосатой футболке, чем-то занят у дымящегося мангала, а Калеб наблюдает за ним с пивом в руках. Еще черно-белая фотография: Калеб в военной форме, откинувшись в кожаном кресле, держит сигарету; вспышка отразилась в бокалах для коктейлей. Рядом, глядя в сторону, стоит Мэриен Грейвз в синей форме Вспомогательного транспорта. На обороте: «Лондон, 1944 г.».
Под фотографиями пачка писем, аккуратно перевязанная шнурком. Джоуи смущенно потянулся за ними.
– Это мои, когда мы с Ханако путешествовали по материку. Нас не было всего месяц, но я писал ему каждый день.
Под письмами лежала бумажная папка, потертая от времени. В ней я увидела газетные вырезки с заметками о полете Мэриен, датирующиеся временем как до, так и после ее исчезновения.
– Калеб собирал, – объяснил Джоуи. – Я удивился, найдя их. Он вообще-то не копил вещи.
Я начала разворачивать ломкую бумагу.
– Наверное, иногда люди надеются, что если собрать много обрывков, то прояснится вся картина.
– Этим вы пытаетесь заниматься?
– Не знаю, чем я пытаюсь заниматься, – сказала я.
В газетах пошла одна и та же фотография: Мэриен и Эдди стоят возле «Пилигрима» перед отлетом из Окленда. Оба почти застенчиво улыбаются, скрестив руки на груди. Потом, когда журналисты покопались в прошлом Мэриен, появилась старая фотография Эддисона Грейвза, который несет близнецов по трапу «СС Манауса». Еще была фотография Мэриен в форме Вспомогательного транспорта, залезает в «спитфайр». И ее свадебная фотография рядом с каким-то оптимистичным заказным матерьяльчиком о «яркой» жизни.
Я закрыла папку. Под ней в коробке еще лежала грамота из библиотеки, где работал Калеб, и программка его похорон. Затем шел журнал, заложенный бумажкой на статье о ранчо с фотографией Калеба верхом на лошади в океане.
На самом дне оказалось адресованное Калебу письмо в белом конверте с несколькими иностранными марками. Адресом отправителя значился почтовый ящик в Новой Зеландии.
– Можно?..
– Конечно, – ответил Джоуи. – Я так ничего из него и не понял. Почему-то Калеб держал его в сейфе вместе со свидетельством о рождении и другими важными бумагами. Даже не знаю, зачем я его сохранил.
Всего лишь клочок бумаги, еще одна пожелтевшая газетная вырезка, аккуратно сложенная в несколько раз. Я развернула ее и разгладила. По краям обсыпалось. Фотография из газеты «Курьер Квинстауна». 28 апреля 1954 года. Четверо мужчин в шляпах сидят или лежат на поросшем травой пригорке с бутылками пива в руках. На заднем плане пасутся овцы. Подпись: «Горные пастухи на заслуженном отдыхе после работы». Кто-то черной ручкой направил стрелку на одного из пастухов и что-то написал на полях. Почерк почти не разобрать, но характерные особенности неразборчивости были настолько знакомы, что у меня внутри все зашипело, как будто я проглотила бенгальский огонь. Я прищурилась, пытаясь прочитать. «Гризли-Сидящий-в-Воде». Когда я отложила вырезку, та покоробилась и медленно сложилась по сгибам, будто живая. Я снова разгладила ее.
– Гризли-Сидящий-в-Воде, – прочитала я Джоуи. – Вам это о чем-нибудь говорит?
– Вообще ни о чем. Я как-то искал в интернете и нашел только про какую-то индианку, притворявшуюся мужчиной. Подробностей не помню.
Человек, на которого указывала стрелка, вытянув длинные тонкие ноги, приподнялся на локте, отвернулся от камеры и скрыл лицо тенью шляпы. Я не знала, рассказывать ли Джоуи, но не смогла удержаться. Достала телефон и, увеличив фото одного из писем Мэриен Рут, развернула его так, чтобы строки из нечитаемых островерхих слов шли параллельно накарябанной надписи на газетной вырезке.
– Посмотрите.
Джоуи подошел, встал позади меня и наклонился к телефону:
– Что это?
– Это письмо писала Мэриен Грейвз.
– Да ладно! – сказал он, когда до него дошло. – Вот те раз!
– Тот же почерк, да? Я ведь не придумываю?
– Правда похоже.
– Он еще получал письма из Новой Зеландии? Вы не знаете?
– Мама родная, да он ездил туда! Ездил много раз! Я не упомянул, так как думал, ему всего-навсего нравилась Новая Зеландия. На нее действительно западают. – Джоуи плюхнулся обратно на диванчик и, схватившись руками за голову, повторил: – Вот те раз.
Бенгальский огонь у меня в животе разорвался. Мне казалось, должен быть виден, просвечивать сквозь кожу скелет.
– Когда он туда ездил?
– Точно не помню, в какие там годы, но обычно уезжал, расставшись с очередной подругой, как-то так. Не после каждой, ну, может, раз в пять лет, как-то так. Я знаю, он был там пару раз до того, как приютил меня. Никогда никого с собой не брал. Говорил, что хочет один, и да, получал еще какие-то письма, но не хранил. По-моему, даже сжигал. Помню, я заметил как-то клочки в банке из-под кофе, которую он использовал под пепельницу, и еще подумал, надо же, как театрально. Обычно-то он письма не жег.
– Вы когда-нибудь спрашивали, кто ему пишет или зачем он туда ездит?
– Он только говорил, что у него там приятель с войны.
– Вы помните еще что-нибудь? Он привозил фотографии?
– Нет, никаких фотографий. Хотя дайте подумать.
Джоуи закрыл глаза. Я ждала. Солнце над океаном стало белым. Калани смотрела на меня из окна домика и, увидев, что я обернулась, залезла обратно. Наконец Джоуи открыл глаза и покачал головой:
– Нет. Извините. Больше ничего не могу вспомнить. Я перебрал пожитки после его смерти, и вы видели практически все, что я сохранил. Да и прошло уже больше двадцати лет. Вы действительно думаете, он ездил к ней?
Что я имела? Фотографию шестидесятилетней давности, пастух без лица, нацарапанное прозвище, возможно, никогда не существовавшего туземца. «Я скоро улетаю», – написала Мэриен в конце журнала.
«Я». Я никогда не задумывалась, почему «я», не «мы». А Эдди? А самолет? Каким образом Мэриен могла добраться до Новой Зеландии так, чтобы никто не узнал? Возможно ли вообще женщине жить как мужчина? А Аделаида Скотт? Если Мэриен выжила, значит, решила больше не видеть племянницы.
– Я не знаю, что и думать, – сказала я.
Ветерок в пальмах и шум волн придавали тишине изменчивую бархатистость.
– Что вы будете делать? – спросил Джоуи.
– А вы как думаете, что мне делать?
– Господи, откуда мне знать. Допустим, вы приметесь всем рассказывать вашу безумную версию, что она выжила, и что? Если вы правы и она действительно выжила, то явно не хотела, чтобы кто-нибудь об этом знал. Если нет, все решат, что вы с приветом или ищете внимания, как-нибудь так. Наверное, первое, что приходит в голову, – не буди лиха, пока оно тихо.
Калани метнулась из домика к невысокой седой женщине в широкополой шляпе от солнца, которая в одной руке держала огромное пластиковое ведерко с крендельками, а в другой – огромную коробку мороженых вафель.
– Джоуи! – позвала она. – Помоги, пожалуйста, разгрузиться.
– Иду! – крикнул он в ответ. – Но тебе придется развлечь нашу гостью.
Она подняла глаза и, заметив меня, от потрясения открыла рот. Было видно, она искренне, абсолютно не верила, что я переступлю ее порог. Но вот она я. Джоуи расхохотался.
Полет
Мы летим на солнце, против его ежедневного движения. Иди на запад, говорит солнце. Оно тянет за собой, убегает, как ребенок, пытающийся вас заманить. Но мы должны двигаться на север, оставляя свет за спиной.
Литл Америка-III, шельфовый ледник Росса –
остров Кэмпбелл
78°28 ʹ S, 163°51ʹ W – 52°34ʹ S 169°14ʹ E
4 марта 1950 г.
Полет – 21,785 морских миль
Самое страшное из ее мучений в первые часы – мысль о том, что она долетит до Новой Зеландии. День голубой, по большей части ясный. Эдди дал ей карты, пометив их азимутами и углами для секстанта. Он крепко обнял ее, крепко поцеловал в щеку, пожал руку и отправил туда, где она встретит свою смерть – в этом, по крайней мере, по его словам, он был убежден. Он взял с Мэриен обещание никого не посылать за ним в том маловероятном случае, если она доберется до земли. Не имеет никакого смысла, сказал Эдди, она должна говорить, он упал в расщелину. Мэриен представляет, как Эдди ясной ночью лежит в снегу и ждет смерти. Вспоминает Баркли, чуть не сдавшегося снегу в ночь их встречи, Калеба, ребенком заблудившегося в метель. Оба почти отдались холоду, но потом передумали. Она надеется, Эдди не передумает, и вдруг понимает, что звезды и полярное сияние дозовутся его. Может быть, она оставила свой журнал, чтобы покинуть правду, как покинула Эдди.
Мэриен проходит ТН, и тут слишком быстро начинает садиться топливо. Из-под левого крыла вырывается пар. Сначала она испытывает только облегчение. Эдди избежит участи, которой так боялся.
«Нырок баклана». Она помнит свои слова. Смотрит, как падает топливо, и решает сдержать слово. Решает и все же летит дальше. Понимает ли она тогда, как хочет жить? Воспоминания о тех минутах останутся странно пустыми, сопротивляясь ее попыткам извлечь из них правду. Позже она придет к выводу, что испытывала противоречивые желания: жить, умереть, вернуться, прожить жизнь заново, все изменив, еще раз прожить жизнь, ничего не меняя.
Мэриен не знает, сколько времени прошло, прежде чем она собралась с духом. Она не думает, а давит на штурвал, ныряет. Двигатели ревут. Навстречу поднимается вода.
Когда она решила погрузить в море «спитфайр», Джейми, уже мертвый, велел ей вернуться. Тогда она послушалась. И благодаря этому увидела, как кончилась война. Увидела гальку, реки, слонов на фоне красных дюн. Морских дьяволов и полярные ледяные вершины. На Оаху лежала в постели с Калебом, слушая, как дуют пассатные ветра. Сейчас она ничего не слышит, кроме воя двигателей и порывов ветра, однако снижает скорость. Самолет выравнивается недалеко от волн. Большие парящие птицы – альбатросы с огромными крыльями – режут воздух. Ей не место среди них. Мэриен поднимается вверх, обратно в небо. Руки дрожат. Она кладет на колени карты.