– В общем, никто.
– Но Сара говорила мне, что твой дядя – Уоллес Грейвз. Должно быть, он.
Джейми забормотал что-то в подтверждение, но умолк. Разве Уоллес учил его? Он не мог вспомнить ни одного стоящего указания, лишь давнишние редкие похвалы. Все затруднения, эксперименты, недовольство собой, отчаяние, успехи, мгновения восторга – все происходило само собой. Хотя, конечно, он учился у Уоллеса. Как проще сказать?
– Полагаю, да.
– Ты пишешь картины?
– Иногда акварели. Я не пробовал маслом.
– Убежден, художник выявляется в масле, – изрек мистер Фэи. – Рано или поздно тебе придется подняться на этот уровень, и чем раньше, тем лучше. Посмотрим, из чего ты сделан.
Сара тихо вздохнула, еле заметное неповиновение.
– Я ничего не имею против масла, – заверил Джейми. – Кроме его дороговизны.
– Я видел твой портрет Сары. – Выйдя из-за конторки, мистер Фэи кивнул на холст без рамы, прислоненный к стене лицом. – Впечатляет, хотя не каждый рисовальщик может писать. Давай посмотрим. Я думаю, это твоего дяди.
Он поднял картину и развернул ее.
Джейми пронзила тоска по дому. Рэттлснейк, довольно далеко от их дома, но точно он, в солнечный день, подернутый летней дымкой.
– Да, сэр. – Джейми прокашлялся: – Его.
Он наклонился к пейзажу. Всю жизнь прожив в окружении картин Уоллеса, Джейми перестал их замечать. Тут он решил, что Уоллес мог выстроить более интересную композицию, но его захватило ощущение пейзажа, сочетание резкости и нежности.
– Чудесный пейзажик. – Мистер Фэи развернул картину к свету и, держа на расстоянии вытянутой руки, всмотрелся в нее. – Чем ваш дядя занимается сейчас?
Пьет. Варится в собственной мрачности. Наскребает центы, чтобы проигрывать их в карты.
– Продолжает писать. – Ложь. – Преподает рисунок и живопись в университете Монтаны в Миссуле. – Еще одна ложь.
Мистер Фэи поставил холст.
– Большая удача иметь дядю-художника, да еще который вами занимается. Не у всех есть такое подспорье.
Джейми не знал, как все объяснить, не показавшись вздорным или неблагодарным. Он вспомнил, что нужно держаться уверенно, и сказал:
– Верно. Не у всех.
– Джейми тоже живет в Миссуле, – заметила Сара. – Сюда приехал только на лето. Остановился у родственников.
– Вот как?
Джейми, поразившись, как легко Сара соврала, заставил себя отвести от нее взгляд.
– Да, у кузенов.
Мистер Фэи не выказал особого интереса к родственным связям Джейми.
– Дело вот в чем. Я не хотел ничего говорить Саре, прежде чем сам с тобой не познакомлюсь, но у меня есть работа, которую нужно выполнить, если тебя интересует некоторый дополнительный заработок. Интересует?
Надежда такой силы, что приподняла его, как ветер.
– Да, сэр.
– Ты даже не знаешь, о чем идет речь, но тебе интересно.
Джейми уронил голову:
– Да, сэр.
– Что ж, честно. Времена трудные. Всем приходится с чего-то начинать. Я сам начинал с нуля. – Мистер Фэи прокашлялся. – Мне нужно, чтобы кто-то помог мне составить каталог. – Он обвел рукой стены, лоскутное одеяло искусства. – Все на стенах, все на чердаке, все в подвале. Много, а еще полная кладовка у меня в конторе. Должен сказать, большинство работ не подписаны. У меня целые коробки счетов и старых аукционных каталогов, что-то поможет тебе разобраться. Но предупреждаю, там сплошная неразбериха, – он указал на конторку. – Как видишь, особых организационных талантов у меня нет. Нужен всего-навсего большой список, но задача для Геркулеса. Я лишь хочу знать, чем владею. Произвести учет. Мне не важно, как ты поведешь дело, только из университета могут прийти посмотреть, поэтому откладывай все, что, на твой взгляд, представляет какую-то ценность. Сестра Сары Нора изучает историю искусств. Я думал, она с удовольствием возьмется, но ей оказалось интереснее провести лето в Европе. Я буду платить тебе три доллара в день, пять дней в неделю. С девяти до пяти. Кухарка позаботится, чтобы ты не остался без обеда. Ну как?
– Потрясающе, сэр. Благодарю вас.
Мистер Фэи махнул на дверь:
– Тогда идите. И не делай такое счастливое лицо. Работа немыслимая.
– До завтра, сэр.
– Нет, мы не увидимся. Я буду на работе. Оставляю тебя на милость женщин. – Когда Джейми открыл дверь Саре, мистер Фэи окликнул: – Портретист!
Джейми обернулся.
Хозяин стоял перед конторкой, засунув руки в карманы.
– Что ты думаешь о моей коллекции? Ведь она чего-то стоит?
– Она волшебна, – искренне ответил Джейми.
– Волшебна. – Мистер Фэи кивнул: – Верно. Поразительно, что можно купить за кусок говядины. – Он усмехнулся и жестом отпустил их.
Бойни, объяснила Сара, когда они шли обратно. Полдюжины. Рогатый скот и свиньи. А еще птицекомбинаты и кожевенные заводы или доли в них. А еще производство удобрений, клея, свечей, масел и косметики. Депрессия, конечно, нанесла удар по бизнесу, но не такой сильный, как можно было ожидать. Отец продавал товары, нужные людям, даже если они изыскивали возможности поменьше нуждаться во всем.
У выхода она улыбнулась свободнее, чем давеча, и выразила удовольствие тем, что Джейми взялся за работу. Элис тоже сбежала по лестнице с ним проститься, настойчиво напомнив, чтобы в следующий раз он не забыл рисовальные принадлежности. Джейми обещал, с улыбкой помахал сестрам и, пройдя мимо фигурно подстриженных кустов, пустился в обратный путь к своему пансиону, вниз, потом опять вверх. Улицы сжимались вокруг него обычностью, затем нищетой.
Он думал, что, когда они с Сарой гуляли у озера, он, несомненно, как-то выдал свои чувства к животным, тяжесть своей боли из-за них. А даже если нет, ему думалось, она должна была догадаться. А вообще-то Джейми считал, Сара обязана думать так же.
Не смея себе признаться, он уже начал воображать, что найдет возможность поступить в университет Вашингтона вместе с Сарой, станет в Сиэтле настоящим художником, молодым мужем, возвращающимся в симпатичный, солнечный дом и целующий жену и ребенка. Мысль о собственной семье являлась самой экстравагантной и заманчивой из всех являвшихся ему, а теперь?.. Запятнано, порушено.
А может, в нем живут какие-то самые первые воспоминания о кораблекрушении «Джозефины», со временем трансформировавшиеся в безмерный ужас при мысли о страхе, беспомощности, массовой гибели? Хотя он не считал свой ужас таким уж огромным. Как вообще ужас может быть слишком большим? И все же это несоразмерно, ведь большинству людей, судя по всему, не доставляли никаких хлопот мысли о происхождении поедаемого ими мяса, о брошенных в трудные времена тощих собаках повсюду, которые, скорее всего, умрут от голода или их подберет и прирежет какой-нибудь живодер. Почему он не может примириться? Мир не собирается меняться. Джейми было бы легче жить, если бы он просто мог забыть.
Он не пошел на ужин и, когда вечер окрасил окно в пурпурный цвет, лег на кровать в своем пансионе.
Он любил Калеба, а Калеб убивал животных. Однако охота причиняла Джейми меньше боли, чем забой. Охота – когда схлестываются две жизни, а не одна загоняет другую и уничтожает.
Но Сара не из тех, кто вспарывает глотки. Осуждать ее несправедливо. Ему претила мысль, что он будет получать от ее отца кровавые деньги, но, может, и неплохо освободить такого человека от малой толики его избыточного состояния. (Очень малой.) К тому же Джейми пообещал себе тратить деньги на что-нибудь хорошее. Покупать еду для бродячих собак. Да, именно так. И вообще он попытается отогнать мысли о бойнях.
То, что ему нравилось в доме Херефорд, служило одновременно и облегчением, и поводом для самообвинений. Первое и самое главное – Сара. Она вела себя неожиданно, не по правилам, поднималась с ним на чердак (он решил начать с чердака), помогала перебирать пыльные папки, соотнося неразборчивые счета с разрозненными рисунками и картинами. Его восторг после первых прогулок по мере растущих свидетельств того, что она не видит ничего дурного в бизнесе отца, несколько ослаб, но его по-прежнему тянуло к Саре. Она не кокетничала, напротив, была внимательна, сосредоточенна и педантична. Судя по всему, ей доставляло удовольствие наводить порядок. Он не мог отважиться на пробный поцелуй.
Элис ждала его утром в первый понедельник, уверенная, что прежде всего остального он примется ее рисовать.
– Пойдем на улицу, там свет, – заявила она.
Элис сидела под вишневым деревом, обхватив руками колено, и словно пыталась подавить улыбку. Когда Джейми работал, по газону неторопливо прошла высокая женщина в юбке и кофте, за ней плелся Джаспер.
– Портретист за работой! – воскликнула миссис Фэи голосом еще более низким и богатым, чем у Сары.
Джейми неловко поднялся. Она протянула ему руку. Портрет Сарджента сохранил сходство, хотя модель и стала старше. Прямые волосы коротко подстрижены, лицо без макияжа светилось веселым умом.
– Дай-ка посмотреть, – потребовала миссис Фэи, протянув руку за рисунком, который Джейми, инстинктивно защищаясь, прижал к груди, а когда он показал, воскликнула: – Это же чудесно! Впрочем, чего удивляться. Портрет Сары замечательный, но здесь… целая картина. Я обрамлю и то и другое.
– Мама, ты не думаешь, что он должен нарисовать Джаспера? – спросила Элис.
– Конечно. И Пенелопу с ребенком. – Миссис Фэи вернула рисунок Джейми. – Пенелопа – моя старшая дочь. У нее недавно родился ребенок. Я бы хотела просить вас нарисовать еще сына и четвертую дочь, чтобы у меня был полный комплект, но они разъехались.
– А ты? – спросила Элис из-под дерева.
– Что я?
– Тебя Джейми тоже должен нарисовать. Посмотрим, как он выдержит сравнение с Сарджентом.
– Думаю, сравнение не порадует, – сказал Джейми.
Миссис Фэи подняла брови:
– Не порадует вас? Или меня?
– Меня! – воскликнул Джейми. – Разумеется, меня. Я имел в виду… Я был бы счастлив попробовать, если вам угодно.