Я спросила ее:
– Как вы познакомились с Редвудом?
– Мы старые друзья, – ответил тот.
– Мы друг друга дефлорировали, – сообщила Лиэнн, снимая с губы оливковую косточку.
– Лиэнн! – воскликнула Кэрол, зажимая уши.
– Не делайте вид, будто вы не знали, – сказала Лиэнн.
Звонок. Редвуд подошел к монитору на стене.
– Да?
– ЭТО ХЬЮГО, – послышался рык.
– Перед полетом, – начала Аделаида, – она приезжала в Сиэтл повидаться с моей матерью. Мне было пять.
Мы все, восемь человек, сидели за столом на улице, под глицинией, и ели лосося с каким-то слишком сладким соусом изобретения Редвуда. Редвуд расставил таблички с именами, которые намекали, что теперь я должна знать, кто из Деев Кайл, а кто Трэвис.
– Моя семья коллекционировала предметы искусства, – продолжала Аделаида. – Мать и Джейми Грейвз были друзьями молодости. У нас до сих пор сохранились несколько его картин, хотя большинство выставлены.
– Так я и нашла Аделаиду, – заговорила Кэрол. – Я, конечно, знала ее работы, но не подозревала, что тут какая-то связь с историей Грейвзов, пока не начала искать материал для книги и не познакомилась с собранием ее семьи. Вот я и подумала, разве не потрясающе будет, если выставка Джейми Грейвза совпадет с выходом фильма?
– ЛАКМА[7], – вставил Трэвис Дей. – Супер. Или в каком-нибудь менее шаблонном месте, где-нибудь…
– Да! – перебила его Кэрол. – ЛАКМА будет сказочно!
– Или что-то менее шаблонное, – повторил Трэвис. – Например, торговый дом или что-нибудь перестроенное.
– Вы хотите, чтобы я рассказала о Мэриен Грейвз или нет? – спросила Аделаида.
Трэвис принял обиженный вид. Кэрол захлопнула себе рот рукой.
– Продолжай, – сказала она приглушенным голосом.
– Мэриен приехала в Сиэтл к моей матери в сорок девятом. Они никогда не встречались, но общим у них был Джейми. А еще, и Кэрол об этом написала, моя бабушка помогла Мэриен сделать аборт, когда та ушла от мужа, хотя мне никто не рассказывал, пока я не выросла.
– Поэтому она приехала? – подал голос Хьюго. – Освежить воспоминания?
– Вам лучше спросить у нее, – ответила Аделаида. – Желаю удачи.
Я сделала подготовительный вздох. У меня возникло чувство, что, задавая заранее придуманный вопрос, я, как самый младший ребенок на еврейской пасхе, выполняю свой долг.
– Как выглядела Мэриен? – спросила я.
Аделаида подобрала рыбным ножом соус.
– Мне трудно сказать, правда. Я уже объясняла Кэрол, что мало чем смогу вам помочь, как мало помогла ей.
– Ты мне невероятно помогла! – воскликнула Кэрол.
Сэр Хьюго наклонился и пронзил Аделаиду своим фирменным проницательным взглядом:
– Но вы ведь ее помните.
Аделаида оказалась невосприимчивой к пронзительности, отказываясь купиться на предлагаемую ей роль свидетеля, и скривила красные губы в непроницаемой улыбке.
– Мэриен была взрослая, очень высокая, очень тонкая, с очень светлыми волосами. Мне велели с ней поздороваться больше шестидесяти лет назад. По-моему, она не слишком умела общаться с детьми. По-моему, мало что мне говорила. Если честно, я не уверена, помню ли ее или чужие воспоминания. – Она посмотрела на меня: – Видите? Ничего, что могло бы оказаться вам полезным.
– Как знать, – заметила Кэрол. – Ведь это ты рассказала мне про Калеба Биттеррута. – Она обернулась ко мне: – О нем очень мало известно, но, поняв, что он присутствовал в жизни Мэриен с ее начала до конца, я увидела очертания большой любви. У меня очень интуитивное восприятие.
– Она хочет сказать, не существует ни одного доказательства никакой любви, – заключил Редвуд.
Кэрол зашикала и замахала на него рукой.
– А есть ли разница – играть реального человека или вымышленного персонажа? – спросила Лиэнн у сэра Хьюго.
Он поболтал вино:
– Есть немного. С реальным человеком надо быть осторожнее, чтобы не опереться на впечатление. Задача сыграть такого человека – вымышленного или нет, – который показался бы живым.
– То же самое, когда пишешь, – встрял Кайл Дей, но на него никто не обратил внимания.
– Вообще-то вряд ли можно получить всю информацию о человеке. – Я разозлилась, что Лиэнн демонстративно обратила вопрос об актерской игре исключительно Хьюго. – Людям известны лишь крохи того, что мы делаем. Лишь малая толика того, о чем мы думаем. А когда мы умираем, все испаряется.
Аделаида посмотрела на меня с новой вспышкой интереса, острого, но нечитаемого.
– Маленький аэроплан моих родителей потерпел крушение. Они погибли, когда мне было два года, – объяснила я ей. – Меня воспитывал дядя.
– Вот как, – сказала она. – Значит, кое-что про Мэриен вы понимаете.
– Не знаю. Не могу утверждать.
– Митчелл Бэкстер, – вставил Трэвис, а когда Аделаида посмотрела на него предсказуемо пустым взглядом, добавил: – Дядя Хэдли. Режиссер «Турникета».
– Вот как, – повторила Аделаида.
– Он тоже умер, – уточнила я.
Кэрол попыталась вернуть нас к теме разговора:
– Мне кажется, Джейми Грейвз и мать Аделаиды, Сара, любили друг друга.
– У Кэрол, как всегда, пикантная версия, – съязвила Лиэнн.
Сэр Хьюго поднял свои сановные брови на Аделаиду:
– Вы тоже так думаете? Или, может быть, знаете?
– Детская любовь, – ответила та. – Надо признаться, я не так давно познакомилась с Кэрол, и, по моим наблюдениям, она считает, что любые два человека, у которых есть что-то общее, скорее всего, любили друг друга.
– Ничего не поделаешь, я безнадежный романтик, – улыбнулась Кэрол.
– А я нет. – И Лиэнн долила себе вина.
– Я тоже нет. – Сэр Хьюго откинулся на спинку стула. – Я безнадежный гедонист. Редвуд? Вы унаследовали устрашающий романтический ген?
– Он рецессивный, – сострила Кэрол. – А у его отца такого вообще не было.
– Я открыт возможностям, – раскинул руки Редвуд. – Не знаю, романтично это или нет. Возможно, я осмотрительный романтик.
– Когда я познакомилась с Редвудом… – Я избегала взгляда Лиэнн. – …Он сказал мне, его основное состояние – неопределенность, что едва ли романтично.
– А вы? – Аделаида опять посмотрела на меня с искрой во взгляде.
– Не романтик, – ответила я.
– Да ладно, перестань! – попытался Трэвис, который, как я начала ощущать, испытывал ко мне интерес.
В обычной ситуации я бы ответила на приглашение к флирту, но что-то в его сверкании, в его горячности меня отталкивало.
– Нет? – переспросила меня Аделаида. – А что тогда? Циник? Скептик? Стоик?
– Не знаю, – покачала я головой. – Такое ощущение, будто вокруг меня вечно все распадается.
– Ты шар-баба, – как обычно, нашелся сэр Хьюго.
– А что насчет вас? – спросила я у Аделаиды.
– Я долго была романтиком. Катастрофа. Думаю, с тех пор я то, что именуют оппортунистом. – Она внимательно осмотрела меня. Ее неумолимая уверенность напомнила мне хищную птицу, ястреба или сокола. – Небольшой вам совет. Знать, чего вы не хотите, так же полезно, как знать, чем вы занимаетесь. Может, даже больше.
После десерта, когда все переместились в гостиную еще выпить и послушать игру Редвуда, я прошла в ванную. На выходе в темном коридоре меня ждал человек. Аделаида. Она приблизилась, достав телефон.
– Не хочу шпионить, но вы не дадите мне свой номер? Возможно, у меня есть для вас еще кое-что про Мэриен, однако я не хочу, чтобы об этом знала вся команда. – Она говорила тихо, неторопливо.
Я не спросила почему и набила в ее телефон свой номер. Затем мы, не сказав больше ни слова, повязанные сговором, значение которого я не понимала, вернулись к безумным каскадам «Полета шмеля».
Неполная история семейства Грейвз
1936–1939 гг.
В похищении сына Линдберга обвиняют немецкого иммигранта по имени Бруно Хауптман. Казнят. Чарлз и Энн Линдберг, немилосердно затравленные прессой, бегут со вторым сыном в Англию. Кому-то в американском посольстве приходит в голову блестящая идея отправить летчика с дружественным визитом в германское министерство военно-воздушных сил, чтобы попутно собрать сведения о новом люфтваффе. Линдберг объезжает летные поля, заводы, институт экспериментальной авиации в Адлерсхофе. Обедает в позолоченном, сверкающем драгоценными камнями доме Германа Геринга, присутствует на открытии берлинских Олимпийских игр.
Гитлер, заключает Линдберг, может, немного и фанатик, но иногда для достижения целей фанатики нужны. (Линдберг – фанат достижения целей.) Немцы, похоже, кипят энергией; люфтваффе, увы, превзойдет все, на что способна Америка. Нет, лишение гражданства немецких евреев не очень хорошо, но нацизм, несомненно, предпочтительнее коммунизма, не правда ли? Две стороны одной медали.
В 1936 году Мэриен уже не Джейн Смит, потому что Баркли в тюрьме, о чем она узнает из газет. Маккуин, наверное, все еще может послать людей на ее поиски, но она больше не может прятаться, не может пропадать.
– На самом деле меня зовут Мэриен Грейвз, – говорит она на Аляске тем, кто знает ее больше двух лет, и людям не так уж трудно переключиться, поскольку теперь это, судя по всему, другой человек. В отличие от мрачной, замкнутой Джейн Смит Мэриен Грейвз смотрит вам в глаза, вроде даже способна на интерес, на удовольствия.
На отложенные деньги Мэриен покупает собственный высокоплан «Белланка» и начинает работать на себя. Какое-то время летает из Нома, живет в хибаре возле аэродрома. Мимо ее дома проходят доисторического вида овцебыки, будто нимбом, окруженные собственным замерзшим дыханием, густая шерсть монашеской сутаной болтается у щиколоток.
Поднимается цена на золото, и Мэриен доставляет к месторождениям геологов, инженеров, которые строят землечерпальные машины, и мужчин, которые на них работают. В зависимости от сезона берет туда или обратно рабочих консервных заводов и шахтеров. Летает к оленеводам, опускаясь почти к самым вихрящимся коричневым галактикам их стад.