– Когда?
– Да на той неделе. По словам Калеба, все винят Сэдлера, поскольку он и сестра Баркли привыкли править в королевстве. Полиция, судя по всему, не слишком заинтересована в расследовании, да и в любом случае не знаю, что там можно расследовать. Никто ничего не видел. У Сэдлера, похоже, алиби. Если верить газетам, Баркли умер нищим. По бумагам по крайней мере. Ты упомянута в статье, но не по имени, скорее всего работа Сэдлера. Там просто говорится, никому, мол, не известно, куда делась его жена. Есть завещание, но я предполагаю, тебя в нем нет.
Когда Мэриен опускает ложку в суп, руки ее трясутся, она смотрит, как густая желтая жидкость переливается через край. Что за чувство? Сильное, его не определить, так одинаково опаляют жар и холод. Шок, вероятно. Она поднимает ложку, что-то проливается. Суп обжигает рот. Джейми молча треплет ее по колену под столом. Она вытирает щеки салфеткой, качает головой.
– Больше этого не будет, – говорит она, имея в виду слезы.
Баркли не явится на Аляску. Он теперь не явится никуда. Последнее его письмо она сожгла, не распечатав. Но что там могло быть? Может, стоило ответить на первое письмо? Написать, что она простит его, только если он простит ее, отпустит навсегда? А тогда что-нибудь изменилось бы? А она хотела, чтобы изменилось? Вообще можно скорбеть и радоваться в одно и то же время?
– А зачем им его убивать? – спрашивает она. Голос хриплый, горло обожжено супом. – Все уже и так записано на них.
Интересно, Сэдлер и Кейт любят друг друга? Всегда любили? Она ни разу не замечала никаких признаков, хотя, может быть, именно это имела в виду Кейт, утверждая, что она не старая дева. Мэриен решает, ей плевать. Теперь они значат для нее не больше, чем персонажи давно прочитанной книги. И они не будут ее искать.
– Не знаю, – пожимает плечами Джейми. – Я не знаю, как там все устроено.
– Ты сказал, ружейный выстрел? Всего один? И Баркли вел машину? Он не останавливался?
– Вроде так.
– Сэдлер не был хорошим стрелком.
– Может, повезло.
– Сэдлер никогда не стал бы полагаться на везение.
Они смотрят друг на друга, размышляют.
Официантка приносит тарелку с лапшой и свининой и миску со стручковой фасолью, политой соусом. Мэриен осторожно говорит:
– Когда Калеб приезжал ко мне на Аляску, я кое-что рассказала ему про Баркли. То, что не рассказывала никому. Он очень разозлился.
Они еще раз долго смотрят друг на друга. Джейми мотает головой:
– Мы не должны так думать. Не должны идти этим путем.
– Я не скорблю о его смерти. Но всегда думала, что еще увижу его. Думала, будет расплата.
– Знаю.
– Я привыкла думать, что никогда не освобожусь от него, если он не согласится освободить меня.
– Знаю.
– Иногда мне все еще так кажется.
– Ты свободна. Уже давно свободна. А сейчас шок.
– Серьезно, я рада, что он умер.
– Я тоже рад, что он умер. Ты расскажешь мне то, что рассказывала Калебу?
– Может быть, потом. Сначала нужно еще выпить.
– Как-то в Ванкувере посреди ночи ко мне на квартиру пришли какие-то люди и избили меня. Требовали, чтобы я сказал им, куда «она» уехала. Я решил, тебя ищут головорезы Баркли, но то были другие головорезы, и искали они другую женщину. Фарс какой-то. Такое вполне могло случиться с Уоллесом: столько головорезов, что недолго и со счету сбиться. – Он смеется.
Мэриен в ужасе:
– Ты поэтому уехал из Ванкувера?
– Отчасти. А еще две женщины подряд разбили мне сердце.
– Расскажи.
После ужина Джейми ведет Мэриен за несколько кварталов в полюбившийся ему бар. В воздухе холодная дымка. С друзьями по «Щетине кабана» они встретятся позже. Мимо грохочет трамвай, в окнах торчат шляпы и газеты. Джейми спрашивает:
– Как думаешь, ты еще выйдешь замуж?
– Нет.
– Я думал, может, вы с Калебом, когда-нибудь.
– Нет. Ты можешь себе это представить? Два ястреба в клетке.
В просвете между домами серебро гавани, огни кораблей. Она представляет Калеба: между деревьями, с ружьем, терпеливо ждет, смотрит вниз на дорогу.
Раз упал, это навсегда
Когда кто-то поджидает вас в темном коридоре и просит ваш телефон, вы полагаете, что человек им воспользуется. Но Аделаида Скотт не объявилась.
Я больше не играла Катерину, но, по условиям договора, еще обязана была поехать в Вегас на занудные сборища для раскрутки своего последнего «Архангела», раздачи автографов и ответов на вопросы, сидеть на подиуме с Оливером, хотя после ночи имени Джонса Коэна я его не видела и не слышала. Прописанный в договоре самолет забрал меня в Бербанке. У кресла ждали прописанный в договоре поднос с вегетарианским ужином и прописанная там же бутылка «Дом Периньон». М. Г. уснул еще до взлета, поскольку как, в самом деле, он мог защитить меня на борту? Августина играла на телефоне. Самолет пустился в ночь.
Я съела мармеладного мишку из марихуаны и выпила немного шампанского. После урока по пилотированию я летела впервые и боялась, что вернется головокружительное чувство, ужасная тяга вниз, но этого не случилось. Я опять принялась листать книгу Мэриен. Всякий раз, когда я открывала ее, мне, точно как в детстве, казалось, будто там что-то скрыто. Каждый мог похвастаться собственными представлениями о том, каким должен получиться фильм «Пилигрим», как лучше втиснуть совершенно непознаваемую жизнь Мэриен в аккуратный развлекательный катышек, и мне думалось, у меня тоже должно быть такое. По мнению Аделаиды Скотт, знать, чего ты не хочешь, так же важно, как и то, чем ты занимаешься, и я знала по крайней мере, что не хочу ни фильма про сильную, отважную девушку, ни трагедии человека, который откусил больше, чем смог прожевать. Мне бросился в глаза абзац:
Мой брат, художник, хотел выразить в картинах ощущение бесконечного пространства. Он знал, задача непосильная, поскольку, даже если холст вместит такую мысль, ее неспособен вместить наш разум. Однако Джейми считал, что недостижимые замыслы достойнее прочих. Мои полеты имеют ясную и, полагаю, достижимую цель, но она возникла из моего изначально несбыточного желания понять размер планеты, увидеть столько, сколько возможно. Я хотела бы мерить свою жизнь масштабами планеты.
Мы ужимали Мэриен изо всех сил. Плохо? Но сокращения неизбежны. Приходится выбирать, даже если то, что ты выбираешь, и без того урезано реальностью, как жизнь урезана планетой.
Внизу царил густой мрак с вкраплениями далеких царапинок света и булавочных уколов фар, вытянувшихся в линию вдоль пятнадцатой межштатной магистрали подобно каплям росы на паутине. Через какое-то время мы спустились к яркому, густому, мандариновому городу, подвешенному в черной пустоте пустыни. Я увидела Стрип с его замками, пирамидами, фонтанами, огромным вращающимся колесом, рядом гостиничных зданий, сияющих, как гигантские завернутые в фольгу леденцы.
Черный внедорожник ждал на асфальте. По дороге в гостиницу Августина прошлась по расписанию. Несколько интервью утром, встреча с публикой после обеда при участии режиссера, Оливера и еще нескольких актеров, после чего демонстрация нового трейлера, потом благотворительный ужин, приветствие, потом призванный исправить ситуацию ужин с режиссером и сотрудниками студии. За окном, как замаскированный под город космический корабль, сверкал и вспыхивал Лас-Вегас.
– Оливер уже приехал? – спросила я, шаря в телефоне.
– Да, – ответила Августина. – Ты хочешь, чтобы я?..
– Нет.
Мы зашли в гостиницу через тайный вход для крупных игроков и знаменитостей и поднялись по тайному лифту. Вегас полон таких скрытых порталов, позолоченных технических этажей для золотых крыс.
Я сидела на громадной белой кровати и смотрела в стеклянную стену. Доела мишку из марихуаны. Расправилась с копченым миндалем из мини-бара. Смотрела туда, где городской жар сталкивается с чернотой пустыни, и волновалась, как увижусь с Оливером, думала, не написать ли ему, не сломать ли лед. Пропав, он наказал меня, но заодно все упростил. Я корчилась при мысли, что придется встретиться с ним лицом к лицу. Я не хотела, чтобы он на меня злился, но мне нужно было, чтобы злился, поскольку так я бы поняла, что хоть что-то значу.
Я откинулась на подушки и вместо этого написала Редвуду. «Еще раз спасибо за ужин на той неделе. Было здорово». Когда все разошлись, Лиэнн осталась, и при воспоминании о том, как она машет с порога, стоя вместе с Редвудом и Кэрол, во мне шевельнулось недовольное темное чувство.
Через пару минут: «Спасибо, что пришла! Мама была от тебя в восторге. Надо потусить».
:) – отбила я.
Подождала реакции. Не дождавшись, написала сама: «Я в Вегасе».
«Собираешься сорвать большой куш?»
«Почему-то думаю, что вряд ли. Я писала и стирала, писала и стирала, наконец изобразила: «Лиэнн потрясающая, но я думала, ты ни с кем не встречаешься». [Задумчивое многоточие.]
«Сам не знаю».
«То есть?»
«Ты никогда ни с кем не позволяла себе ничего, просто чтобы отвлечься?»
«Может, только этим я и занималась».
«По-моему, Трэвис Дей не прочь с тобой». [Эмодзи: ровная черточка внизу (рот) и над ней две ровные черточки (страдальческие глаза).]
«Лиэнн знает, что дело именно в этом?»
«Неясно».
«Отвлечься от чего?»
«Тоже неясно».
Я писала, стирала. Писала, стирала. «По-моему, я немного по тебе скучаю». Чувство возникло, прежде чем я поймала мысль.
[Знак бесконечности, троеточие, потом ничего.]
Я проснулась рано, беспокойная, дерганая, мне не терпелось, чтобы что-то случилось. Позавтракала в номере, глядя на блеклые, застиранные город и пустыню. Дни здесь становились золой ночей.
Когда я пришла с Августиной и М. Г., Оливер уже сидел в артистической, и его красота, такая знакомая, хлестнула меня по лицу. Я почти услышала звук. Он развел руки и тихо, печально произнес: