Азат крепко закрыл глаза, ожидая нового пинка. Но удара почему-то не последовало.
- А ну живей подымайся! Устраивайся с полным удобством.
От полицая всего можно ожидать. Ему ничего не стоит садануть или пнуть ногой. Большим усилием воли Азат заставил себя подняться и сесть за стол.
Одноглазый подвинул к нему чугун. Там ещё оставалось несколько остывших картофелин.
Азат жадно потянулся к чугуну.
- Погоди! - рявкнул Одноглазый.- Картошку получишь после того, как сообщишь, где прячется твой партизанский отряд.
- Не знаю я никаких партизан!
Полицай вдруг расхохотался. Он корчился от смеха как сумасшедший: глаза его налились кровью, а изо рта даже выступила пена.
- Я обшарил твои карманы, прощупал воротник и шапку. Понимаешь, ничего не нашёл, никакого письма. Где оно у тебя запрятано?
- Какое письмо?
- Вот что, маленький бандит, моё терпение лопнуло. Какое такое задание тебе дали? Или ты признаешься во всём сию минуту, или же…
На этот раз даже не потребовался удар. Азат как сидел, так и повалился без сознания. Голод и страшная усталость сделали своё дело.
ПОДВАЛ
- Оставь ты его в покое, пёс с ним…
Азату показалось, что голос принадлежал Верзиле. Он доносился откуда-то издали…
Мальчик почувствовал, как его схватили за шиворот и потащили по полу, затем - по ступенькам, по снегу и снова по лестнице…
Что было потом, он не помнит.
Азату снились кошмары. То его преследовали гестаповцы, то какие-то призраки. Он даже во сне хромал на одну ногу и никак не мог уйти от погони.
Потом запершило в горле, перехватило дыхание. И, наверно, от этого он проснулся. Казалось, всё вокруг было пропитано тяжёлым запахом керосина.
Азат огляделся. Темно. Ничего не видно. Куда же всё-таки его приволокли и бросили?
Когда рассвело, он понял, что лежит в подвале, потому что слабый свет просачивался сверху.
Он почувствовал, что коченеет на холодном земляном полу, и попытался подняться, но застонал и повалился… Ему почудилось, что кто-то неотступно наблюдает за ним. Мальчик повернул голову и чуть не вскрикнул: из темноты на него уставились немигающие глаза!
«Да ведь это собака!» - с облегчением вздохнул он.
Собака была настроена мирно: не рычала и не лаяла. Просто ей, очевидно, было необыкновенно интересно наблюдать за мальчишкой, без движения лежащим тут с вечера.
И когда Азат застонал от острой боли, собака тихо заскулила, по-своему проявляя сочувствие.
Азат был благодарен овчарке. Но она, кажется, теряла терпение: гавкнула раз-другой, будто торопя его подняться, будто недовольная его медлительностью. Тявкнула вполголоса, совсем без злости.
Заскрипела и распахнулась дверь. Азат осторожно поднял голову: там, наверху, на первой ступеньке, широко расставив ноги, стоял Верзила.
- Булка! - окликнул он собаку.- Вот тут вся твоя порция - фронтовая и мирная.
Он разговаривал с овчаркой, как с человеком, ласково и дружелюбно. Странно было такое слышать от полицая.
Мальчик почувствовал тяжёлый приступ голода, даже голова закружилась. Прошло более суток, как он ничего не ел.
Верзила давно, очевидно, наблюдал за мальчиком.
- Вставай! - приказал он.
Азат с трудом поднялся и, чтобы снова не упасть, прислонился к бочке. Вот откуда, оказывается, идёт тяжёлый запах керосина!
- Следуй за мной!
Страх вспыхнул в глазах мальчика: сейчас поддаст сапогом или саданёт по затылку, как тот, Одноглазый!
Но нет, полицай вошёл в хату, а за ним-Азат, еле волоча ноги.
СУДЬБА ДЕНЩИКА
Теперь, при дневном свете, мальчик получше разглядел полицейский участок. Посредине комнаты стоял стол без скатерти, заставленный пустыми бутылками, грязными мисками и котелками, в углу - печка и рядом - железная койка.
Вдоль стен, направо и налево от двери, протянулись две деревянные скамьи. На противоположной от входа стене висела большая фотография Гитлера, а над койкой - портрет Тараса Шевченко. Мальчика это очень удивило. «Вот два человека, которые никак не могут быть в одной комнате»,- подумал он.
За печкой стояла чёрная классная доска.
«Наверно, тут была школа,- сообразил Азат,- и портрет поэта сохранился с тех пор… Просто его забыли снять со стены и выкинуть вместе с партами. Зачем полицаям Тарас Шевченко?..»
- А ну-ка дай посмотреть, бедолага, на что ты годишься? - проговорил Верзила, оседлав один-единственный стул. Наверно, тот самый, на котором ещё недавно сидел учитель.- Сперва поешь, а потом - за уборку. Покажи, на что ты способен.
Азат не заставил просить дважды. С жадностью он набросился на хлеб. Мигом проглотил три ломтя с чесноком, выпил две кружки квасу. После этого даже в животе заурчало.
Теперь можно приняться и за дело. Засучив рукава, Азат вымыл посуду, убрал со стола, подмёл пол. Трудиться он умел и любил.
Пока мальчишка был занят уборкой, Верзила сидел на кровати. Он, кажется, совсем забыл об Азате. На губной гармошке выводил какую-то мелодию.
- Почистить винтовку? - спросил Азат, управившись по хозяйству.
Оружие полицая стояло в углу.
Отец научил Азата чистить винтовку - это пустяки для умеющего человека.
- Разве ты умеешь чистить оружие?
Мальчишка прикусил язык.
- Если покажете как, то смогу.- А про себя подумал: «Чуть не проболтался. Надо быть осторожнее. Им не обязательно знать, что я сын комбата».
- Не трожь! - буркнул полицай.
«Нельзя так нельзя,- подумал мальчишка.- Я посижу, коли других дел нет. А ты наигрывай себе на своей губнушке…»
Куда там! В комнату вдруг ввалился Одноглазый. Увидев его, Азат живо вскочил. При нём, пожалуй, спокойно не посидишь.
- Проваливай отсюда! - Одноглазый грубо выругался.- Убирайся, фердаммтер!
Однако мальчишка не знал, куда ему убираться и что означает это нерусское слово «фердаммтер».
Вскоре вошёл начальник холминской полиции. Поэтому он забился в угол и притих там.
Он поморщился, взглянув на мальчишку, что-то буркнул себе под нос. «Если я им мешаю, почему они меня не отпускают?» - вздохнул Азат.
- Допрашивал? - спросил главный полицай.
- Нет,- ответил Верзила.
- Неспроста он явился в село. Так я понимаю.
- Разреши, начальник, я вышибу дурь из его головы? - вызвался Одноглазый.
- Может, его и не подсылали? - сказал Верзила.
- Надо кончать с ним! - стукнул по столу Одноглазый.- Чует моё сердце - наживём себе беды. Помяните моё слово. Где у него пропуск или какое другое разрешение? Ничего нет! За это расстрел полагается, сами знаете.
Мальчишка осторожно скосил на него глаза: неужели так просто можно порешить человека? Наверно, шутит, грозится только для виду…
«Он же пьяный! - вдруг понял Азат и вздрогнул.- Такому, пожалуй, убить человека ничего не стоит».
- Не хочу брать грех на душу и тебе не советую,- рассудительно заговорил главный полицай.- Мы его запишем в команду, которая вскоре должна отправиться в Германию. Без шума и спихнём с рук.
Одноглазый настаивал на своём.
Когда спор затянулся, Верзила подал голос:
- Долго я буду у вас на побегушках?
- Тебе что, надоело служить у меня? - нахмурился начальник.- Так тебя понимать?
- У нас должна быть прислуга. А хлопец работать умеет. Пусть поживёт здесь. Я с него глаз не спущу. А там видно будет. Надо будет - отправим куда следует. Это у нас быстро делается.
Одноглазый твердил своё:
- Я не верю его нездешним глазам. Послушайте меня, дело говорю.
Наверно, он слов попусту не тратил, потому что рука его уже потянулась к кобуре.
- Отступись! - прикрикнул на него начальник полиции, потеряв терпение.- Ты того, не балуй оружием. А ну спрячь револьвер! На свой страх и риск оставляю хлопца при участке. А ты смотри,- повернулся он к Верзиле,- будешь за всё в ответе.
Верзила пожал плечами, точно говоря: «Чего вы боитесь?»
Одноглазый никак не мог успокоиться:
- Я ему покажу, почём фунт лиха! Он у меня будет знать сладкую каторгу. Я ему, азиату, устрою сладкую жизнь!
БУДЕТ ЗАВАРУХА
С того дня прошло две недели.
«Четырнадцать дней и четырнадцать ночей - немалый срок, ой какой немалый,- говорил себе Азат.- Если бы полицаи не следили за каждым моим шагом, то давным-давно тут и духа моего не было бы…»
Его сторожили почище чем иного пленного. «Дело дрянь,- вздыхал Азат.- Какой я разнесчастный человек! Пожалуй, кроме меня, на всей оккупированной территории никто из наших ребят денщиком не служит. Денщиком у полицаев!»
День-деньской Азат жил тайной мечтою: «Будет заваруха - убегу! Честное пионерское!»
В заваруху он верил. Весь округ жил слухами. Говорили, что в лесах появились партизаны, что где-то сбросили парашютистов. Наших, советских.
Говорить-то говорили, но никто не знал, правда это или нет. А разузнать не у кого. Иногда Азат порывался расспросить Верзилу, но опасался начать разговор.
«У солдата одна задача - воевать. А у денщика девяносто девять нескончаемых обязанностей. Может, и больше,- горевал Азат.- Кто их считал!»
Чего-чего ке приходилось делать маленькому денщику! Он и уборщик, и сторож, и повар, и рассыльный, и… Ближе к вечеру голова идёт кругом, ноги будто налиты свинцом, глаза слепнут. Тут некогда предаваться размышлениям.
Однако не думать он не мог.
«Если расставить полицаев не по ранжиру, не по чинам,- рассуждал Азат,- а по степени жестокости, то Верзила занял бы последнее место после Одноглазого и начальника полиции. Это уж точно».
Азат всего повидал тут досыта. И сделал для себя кое-какие выводы. В двенадцать лет это уже необходимо.
«Почему начальник на всех, кроме фашистских чинов, наезжающих время от времени,смотрит через стакан?- спрашивал он себя.- Ему, наверно, стыдно глядеть землякам в глаза, оттого он и делает вид, что важничает».
А вот Верзила, казалось, вовсе ни о чём не задумывался. День прошёл - и ладно. Набил желудок - и хорошо. Поспал - чего же ещё нужно?