Он осторожно обошёл дом. Ему надо поторапливаться, если не хочет подвести самого себя. В любое время могут нагрянуть непрошеные гости.
Даже самые отчаянные люди, когда это необходимо, бывают осторожными.
Уже сидя у изголовья больного, мальчишка, зажмурившись, чтобы лучше думалось, стал сочинять текст листовки. Это дело оказалось тоже нелёгким. Почти до утра юный денщик - и он же юный подпольщик - ломал голову, отбрасывая и отказываясь от того, что легко приходило на ум.
Он еле дождался наступления следующей ночи. Нетерпение его росло с каждой минутой. То Азату казалось, что главный полицай в чём-то заподозрил его, то чудилось, что Одноглазый собирается расположиться на ночлег прямо в участке, а это вовсе не устраивало конспиратора.
Наконец всё разрешилось, как надо: Верзила заснул крепким сном, Одноглазый и главный полицай убрались к себе. Лучшей обстановки для подпольщика, собравшегося выпустить листовку, не придумаешь.
Пришло время спуститься в подвал, а текст листовки никак не получается. От злости хоть плачь! А без текста в тайной типографии нечего делать.
Наконец после долгих раздумий он решил составить самый короткий текст: «Наши войска освободили Харьков, очередь за Холминками!» Можно было бы сочинить что-нибудь и получше, но время не терпит. «На первый раз и так сойдёт»,- решил он.
Во вторую ночь Азат постиг ещё одну истину: печатное дело - очень сложное дело. Вот они перед тобой, все нужные буквы. А попробуй набери хоть одно-единственное слово! Только наберёшь, оно тут же рассыпается.
Если бы Азат знал, что металлические палочки с буквами можно собирать и закреплять на верстаке, дело у него пошло бы быстрее. Но наш самозваный наборщик набирал и складывал слова прямо на крышке чемодана.
Как только набрал первое слово, ему захотелось тут же получить отпечаток. Так не терпелось взглянуть на результаты своего труда!
В эту ночь Азата постигла вторая неудача. Вместо слова «наши» на бумагу легло совсем ненужное слово «ишан».
Где же переродилось слово? В какой момент? «Неужели,- сообразил он,- надо набирать буквы справа налево, а не так, как пишешь, слева направо?
После такого важного открытия, казалось, можно было многое сделать. Но Булка некстати стала проявлять большое нетерпение. Она заскулила, словно почуяв чужого.
Волей-неволей пришлось прервать работу и поспешно спрятать чемодан.
К счастью, тревога оказалась ложной.
Однако третья ночь едва не оказалась последней для юного конспиратора. Не успел он разложить своё хозяйство, как с улицы послышался шум немецких машин.
Сердце будто оборвалось. Азат не помнил, как сложил и спрятал походную типографию. Вдобавок ко всему, в спешке он чуть не устроил в подвале пожар.
К тому моменту, когда он вылез из подвала, в село полным-полно понаехало фашистов. Они уже рыскали по дворам в поисках продовольствия.
Наступил новый день, а он всё ещё был далёк о г цели… «Если сегодня ничего не получится - никогда не получится»,- понял Азат.
Одноглазый первым покинул участок. А вот главный полицай, как назло, задерживался. То он звонил по телефону, стараясь переправить Верзилу в больницу, то рылся в папках.
«Не нарочно ли он возится?» - вкралось сомнение. На душе подпольщика неспокойно.
От отчаяния он готов был руки опустить. Так порою случается, наверно, у всех подпольщиков. Даже у взрослых.
В тот вечер всё не ладилось. Азат никак не мог вспомнить, куда в прошлый раз в спешке сунул свечку. После долгих поисков огарок был обнаружен под нарами…
«Когда всё валится из рук и в душу закрадывается сомнение, лучше не начинать дела»,- думал Азат, не решаясь сразу направиться в подвал. Может, в нём вдруг заговорило предчувствие? Он и сам не знал, верить в предчувствие или нет.
«В первый раз листовку можно написать и от руки,- сказал он сам себе.- А там видно будет».
Он не стал лишний раз рисковать типографией подпольщиков. Все листовки - а их было только три экземпляра - старательно написал от руки печатными буквами, чтобы никто не мог, даже при большом желании, по почерку найти их автора.
Когда всё было готово - листовки в левом карма-не, клей в правом,- Азат приступил к осуществлению самой опасной части операции.
В ту ночь сообщения об освобождении Харькова появились на стене деревенской лавки и на заборе, окружавшем хату сельского старосты, и, само собою разумеется, на дверях полицейского участка.
ОДНА ЛОШАДЬ И ТЫСЯЧА МАРОК
Весть о листовках моментально распространилась по селу. Поэтому ничего удивительного нет в том, что уже в семь часов утра главный полицай бушевал в своём участке. Первым делом он устроил разнос денщику, прикорнувшему в углу: «Спишь, лентяй! А партизаны не дремлют! Где был? Что делал?»
На все вопросы следовал один ответ:
- Находился возле больного…
К денщику трудно было придраться: действительно, он оставался сиделкой возле тяжелобольного. Такое дежурство хоть кого одолеет. После изнурительной ночи волей-неволей задремлешь.
В самый разгар, когда начальник бегал по комнате, хватаясь за голову, явился Одноглазый. По какой-то случайности он один ничего ещё не знал.
- Чем это пахнет? - набросился на него начальник, вертя перед носом оторопевшего старшего полицая листовку.- Ты представляешь себе, что это такое?
- Листок бумаги!
- «Листок бумаги»! - передразнил его начальник.- Первосортная партизанская листовка, вот что это… Гестапо за такое дело семь шкур снимает.
- Не накликай на себя беду,- сумрачно проговорил Одноглазый.- Может случиться, что сами установим, откуда взялась листовка. Без гестапо.
Одноглазый так и впился в Азата взглядом. В душе денщика росло смятение. ему показалось, что Одноглазый о чём-то догадывается.
Начальник холминской полиции никак не мог успокоиться.
Яростно потрясая кулаками, он грозил неведомым партизанам:
- Я вам это не забуду, дрянь людишки! Не забуду и не спущу!
Сообщили в гестапо о происшествии или нет, Азат не знал, но ровно в полдень подкатила крытая чёрная машина и остановилась перед полицейским участком.
Гестаповец, косая сажень в плечах, как только вошёл в дом, молча уставился на полицаев. Азат спрятался за печкой, поэтому не видел его холодных глаз, но и у него мурашки побежали по спине. Непроизвольно, словно заворожённый, он сделал шаг и высунулся из своего укрытия.
- Как ты сюда попал? - сквозь стиснутые зубы процедил гестаповец.- Почему мальчишка находится в участке?
- Это мой денщик,- вытянулся Одноглазый.
- Что? - обернулся в его сторону офицер.- Разве денщику положено иметь, денщика?
Он отлично говорил по-русски.
- Вон отсюда! - заревел гестаповец, наступая на испуганного мальчишку.- Лучше не попадайся мне на глаза.
Азату оставалось лишь одно - дать дёру. И этой возможностью он немедленно воспользовался.
Он метнулся в подвал, но тут же птицей выпорхнул обратно. Ни в коем случае нельзя наводить гестаповца на след типографии.
Возле сарая Азат перевёл дыхание. «Может, с ходу податься в лес?» - мелькнуло в его голове. Но что он там будет делать без товарищей? Кроме того, он головой отвечает за чемодан подпольщиков. Теперь ни за что нельзя просто так сбежать.
Всё время, пока крытая чёрная машина торчала перед участком, маленький денщик благоразумно сидел в сарае, боясь шелохнуться. Ему, однако, пришлось ждать долго.
Азат не знал, что произошло в его отсутствие, но, когда осмелился подняться на крыльцо после отъезда гестаповца, ему в глаза бросилось новое распоряжение, наклеенное на дверь:
ВСЕМ! ВСЕМ/
ГЕРМАНСКАЯ ВОЕННАЯ АДМИНИСТРАЦИЯ ОБРАЩАЕТСЯ К НАСЕЛЕНИЮ С ПРОСЬБОЙ ОКАЗАТЬ АКТИВНОЕ СОДЕЙСТВИЕ ОККУПАЦИОННЫМ ВЛАСТЯМ В РОЗЫСКЕ И ПОИМКЕ ЛИЦ, РАСПРОСТРАНЯЮЩИХ ПАНИЧЕСКИЕ СЛУХИ УСТНО И ПИСЬМЕННО.
ЛИЦА, ПОЙМАВШИЕ И ДОСТАВИВШИЕ БОЛЬШЕВИСТСКИХ АГИТАТОРОВ, ПОЛУЧАТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ: ОДНУ ЛОШАДЬ, ДВЕ КОРОВЫ, ДВА ГЕКТАРА ЗЕМЛИ И ТЫСЯЧУ МАРОК.
ЛИЦА, УКРЫВАЮЩИЕ БОЛЬШЕВИСТСКИХ АГИТАТОРОВ, ПОДЛЕЖАТ НАКАЗАНИЮ ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ - РАССТРЕЛУ.
Оберштурмфюрер Курт Керрер
ПО ЗАКОНАМ ВОЕННОГО ВРЕМЕНИ
После появления листовок полицаи с ног сбились. Они днём и ночью шныряли по селу, хватая всех подряд. Допросы следовали один за другим. В течение недели семь человек по доносу главного полицая попали в гестапо.
Всё село жило в страхе. Но и полицаи не чувствовали себя в безопасности. Они установили круглосуточное дежурство, опасаясь партизан.
И вот в такое тревожное для всех время однажды вечером Одноглазый привёл в участок неизвестного человека. Одет он был по-городскому: длинное пальто и богатая меховая шапка сразу выделяли его.
Старший полицай, соблюдая осторожность, при-вёл арестованного со связанными назад руками. Одноглазый большой храбростью не отличался.
Ужас охватил Азата. На какое-то мгновение ему показалось, что арестованный - тот самый очкастый партизан, который дал ему пароль. Но очень скоро Азат понял свою ошибку. Этот горожанин был намного старше того Очкастого.
«Совсем одурел. Скоро тени стану бояться,- осудил он себя.- Может, они ещё отпустят этого человека?»
- Чего глаза вылупил? - заревел Одноглазый, в темноте столкнувшись с Азатом и оттого ещё больше испугавшись.- Одна нога здесь, другая - там… Зови начальника!
Теперь маленькому денщику приходилось выполнять и обязанности Верзилы, которого два дня назад увезли в городскую больницу.
В былое время главного полицая вызывал младший полицай. Простой денщик этой чести не удостаивался.
- Я, кажется, сцапал одного из тех, кого партизаны присылают с листовками,- доложил Одноглазый, как только появился начальник.
Арестованный стоял посередине комнаты со связанными назад руками.
- На месте преступления поймал, с листовками? - обрадовался начальник, с любопытством разглядывая арестованного.