Дело в том, что в лучших школах и сами ребята сознают потребность в «очеловечивании» всей комсомольской работы. В комитете комсомола 21-й школы зашел у нас разговор о том, что же считать сейчас главным делом комсомола.
...— Комсомол всегда должен быть там, где труднее всего! — отчеканил Виталий Глеков, ответственный за военно-патриотический сектор, командир «группы порядка».
— Раньше комсомольцы всегда что-то строили... — неуверенно вступила в разговор Света Федотова, председатель учкома.
— ...А теперь нужно строить людей! — Это — самое главное! — встряхнула светлыми прядями Оля Белюсенко, секретарь комитета комсомола. — Но если бы знать как? — И она мучительно свела тонкие брови, повернувшись к своим ребятам.
Оставим этот вопрос Оли открытым.
Товарищ мой, учитель!ЮРИЙ ДАНИЛИН
Каждое утро я отправлялся в школу с одним желанием — быть свидетелем поиска. Здравого, хорошо обдуманного, самостоятельного и так необходимого реформе. Особо острая потребность в этом появилась после чтения многочисленных планов, списков мероприятий, стендов, посвященных школьной реформе, на которые, кроме меня, никто в школах внимания уже не обращает. Но тем не менее призывы на стендах своевременны и актуальны, а передовая одной из пионерских газет заголовком своим спрашивала: «Что ты сделал для реформы?» Вопрос понравился, и я стал думать, кому же целесообразнее его задать. Решил — учителю. От него в большей мере зависит, не останется ли реформа только красивым стендом в школьном коридоре. Лучше — молодому учителю. Он и по возрасту ближе своим воспитанникам, и, что называется, «не в плену традиций».
Учительские комсомольские организации в большинстве новгородских школ невелики. Как-то так получилось, что секретарями почти всюду избраны учителя начальных классов. Они терпеливо выслушивали мои вопросы о старшеклассниках и рассказывали про младших. Куда денешься от специфики?
«А с какой идеей вы пришли в школу?» — спрашивал я тех, кто только начал работать. И ничего не слышал в ответ. Вот спорная ситуация: то ли должна быть эта идея у выпускника педвуза, то ли нет? Одна из директоров поинтересовалась: «А что вы имеете в виду? Разве недостаточно на первых порах быть просто добросовестным?» Нет, недостаточно. Добросовестность — это не идея, а обязанность. И чтобы окончательно ситуацию прояснить, замечу, что с добросовестностью как раз все в порядке. Молодые учителя в новгородских школах как дети в благополучных семьях: вниманием не обделены. В любую свободную минуту к их услугам прекрасно оборудованные методические кабинеты, опыт заслуженных и известных в школе мастеров...
Но все-таки как же быть с идеей? Задавая один и тот же вопрос, можно было прослыть тугодумом. Печальная участь эта не смущала только потому, что я знал: один приличный человек добился таким путем своего. К Новгороду, правда, никакого отношения он не имел. Звали его Николай Ефимович Половнев. И директорствовал он в небольшой сибирской школе. Очень любил интересоваться этим вопросом у молодых коллег. «Толковый вы предметник, — ласково обнимал он самого неподдающегося из своих подчиненных историка Василия Максимовича, — но можете из него хоть на часок выбраться?» Историк молчал как неисправимый двоечник. «Хорошо танцуете?» — Отрицательный кивок головой. «И на скрипке не играете?» Нет, и на скрипке он не играл, и театр не любил — трудный человек попался. Для кого угодно. Но не для директора. Не мог он работать с людьми без идеи.
Утром следующего дня, задолго до уроков, высмотрел историка в окно, вышел ему навстречу и очень серьезно поинтересовался: «Как вы считаете, стены в коридоре имеют воспитательное значение?» — «Наши не имеют, — разговорился с утра историк. — Дети на них уже давно не смотрят». — «Что же делать?» — «Картины из Третьяковки попросить», — съязвил историк и не понял, чем так обрадовал Половнева. Но уже после уроков они вместе сочиняли письмо министру культуры: затевать галерею — так по-настоящему. Заходили по школе экскурсоводы, и все стали разбираться в станковой живописи и вести ученые разговоры о роли детали в пейзаже.
Значит, все-таки должна быть сверхзадача? Безусловно. Иначе мы бы никогда не имели опыта Макаренко и Сухомлинского. И документов реформы тоже. Ведь о чем бы ни шла в них речь — производительный ли это труд, совершенствование урока или еще какой-либо важный раздел школьной жизни, — все подчинено главной цели: воспитанию нового человека. И в процессе этого воспитания каждый педагог должен активно участвовать. Подчеркиваю — активно! Особенно молодой. Но вот активность, как выяснилось, толкуется очень по-разному.
Владимир Александрович Куприянов, преподаватель школы № 13, развивает ее в пределах своего предмета — географии. Дисциплине этой в новгородских школах исключительно повезло: среди преподавателей немало мужчин, да к тому же еще и отважных. Только представьте, сколько хлопот сваливается на голову организатора туристского похода, да еще, к примеру, на плотах? Не представите, пока сами не испытаете. Владимир Александрович меня тем и удивил, что про хлопоты ни слова не сказал. А мог бы, так как каждое лето идет с ребятами интересными и трудными маршрутами, которые вместе с ними сочиняет.
В походы идут не развлекаться — за делом. Как правило, солидным и очень нужным.
А возвращаются в школу и для всех, кто не смог пойти с ними, оформляют свой зал рядом с кабинетом географии. Самый нелюбознательный человек в школе сразу скажет, что растет в местных лесах, как выглядят лекарственные растения, геологические, водные памятники, охотничье-промысловые заказники. Сколько получает Новгородская область осадков в год, откуда строители берут песок и надолго ли его хватит — все знают в школе № 13. Это не наглядные пособия, это инструментарий науки географии и учителя Куприянова. И без него, в чем он совершенно не сомневается, науки просто быть не может. Ему очень важна обратная связь — раздумья его ребят, их поступки... иначе как же работать?
Познакомившись с Владимиром Александровичем, я уже не воспринимаю недоумение молодых учителей: что мы, дескать, можем, когда нас так мало?.. И слово-то жалостливое какое: мало... Как хорошо, что в городе были педагоги, которым оно вообще незнакомо. Один из них — Николай Геннадьевич Варухин, или просто дядя Коля. Но он тоже, к великому сожалению, прямого отношения к учительскому комсомолу не имел.
Ходил по коридорам школ, искал педагога с идеей, со смелым поиском, но даже предположить не мог, что самое, пожалуй, интересное обнаружится в двух шагах от гостиницы, где жил, под мостом. Вообще-то, конечно, в клуб юных моряков мне советовали заглянуть, чтобы убедиться, на что способен один, да к тому же плохо оплачиваемый энтузиаст, если в течение шестнадцати лет не ушел он со своего капитанского мостика, продуваемый всеми ветрами, истрепанный многочисленными проверками, выстроивший на берегу реки такую верфь, подобных которой в других местах страны не встретишь. Выбил у флота несколько списанных кораблей и своими руками вместе с шестьюстами мальчишками наладил эти корабли, и теперь, говорят, Новгород располагает крупнейшим в стране учебным судном для подростков. И если бы в стране работало, скажем, тысячи таких же клубов юных моряков, как новгородский, нам, видимо, пришлось бы позакрывать все спецшколы для «трудных».
В один из вечеров я познакомился с человеком, чьим именем незаслуженно пренебрегает история дипломатии. Уж с какими хитростями сталкивается каждый день руководитель клуба «Бригантина» Любовь Алексеевна Георгиевская, и ни от одной не оробела. А я слушал ее с удовольствием и думал, что не зря обежал со своим вопросом почти все учительские комсомольские организации города — нельзя педагогу без идеи, без сверхзадачи.
А если ее нет? Выяснить причины я и отправился в Новгородский педагогический институт. Реформа здесь, как выстрел стартового пистолета, ускорила очень важные процессы. Появился новый факультет, где готовят учителей труда, расширен прием для будущих учителей начальных классов, кафедра педагогики, опережая наши расспросы, похвасталась новыми специальностями на ФОПе. И не без оснований: готовят воспитателей групп продленного дня, пионервожатых, специалистов по спорту и туризму. В учебные планы института введена методика воспитательной работы классного руководителя. Одним словом, по коридору расхаживали молодые симпатичные люди, бодрые, энергичные, современные, подготовка им обеспечена вроде тоже достойная. Что же происходит потом? Какие метаморфозы заставляют их вписывать в воспитательные планы уже в первый самостоятельный год работы все одни и те же слова: «вечер», «викторина», «смотр» — и недоумевать, чем это плохо? Ищу причины.
Но, может быть, во всем виноваты учебные планы? Часы, отведенные для изучения методики пионерской и особенно комсомольской работы, можно назвать только жалкими. Они не рассчитаны даже на толковое изложение традиционных понятий, не говоря об эксперименте, поиске новых форм. Грустные факты эти меня очень озадачили, равно как и многих в институте. Так много говорится о значении воспитательной работы в современной школе, и так неуклюже выглядит это значение в учебном плане... Выход, разумеется, есть: практика комсомольской организации института могла бы восполнить многие проблемы плана, но... пока этого не произошло. Как хотелось отыскать в замыслах комитета комсомола условия, скажем, такого конкурса: какой ты видишь школьную газету? Абсолютно точно утверждаю: такой скучной, какая она есть почти во всех новгородских школах, ее не увидел бы никто. А ведь это газета, а не календарь знаменательных дат. Кто придумал выпускать ее к праздникам? Газета — тоже канал обратной связи, да еще какой важный: если можно поделиться своим мнением, открыто высказать свои взгляды... Давайте подумаем, часто ли школьная обстановка позволяет это? К сожалению, вопрос задаю я, а не комитет комсомола пединститута.
А еще можно было бы позвать однажды из Борисовской средней школы вчерашнего выпускника, историка Виктора Алексеевича Кондратьева, в самую большую аудиторию института. И по собственному телевидению, которым здесь справедливо гордятся, объявить: кто не хочет лишних ошибок, приходите послушать открытия Кондратьева. Не сомневаюсь, их у него достаточно. Как и у лучших выпускников педвуза, с которыми, к сожалению, обратной связи почти нет.