Впрочем, однажды ректор института М. И. Куликов вместе с заведующим кафедрой педагогики И. Д. Бутузовым предприняли небольшое социологическое исследование по адаптации молодых специалистов в сельской школе. Листая эти материалы, можно только порадоваться их содержательности и ценности для института: надо же знать, кого готовить и к чему. Но вот неожиданность: исследования не повторились. И совершенно напрасно.
Нет заинтересованности в судьбе будущих педагогов и у тех, кто их направляет на учебу. В институте работает факультет будущего учителя. Его руководитель, Олег Сергеевич Орлов, сообщил, что из 495 принятых в прошлом году человек 142 — воспитанники факультета. Многие с комсомольскими путевками. Но еще никогда ни один райком области не поинтересовался итогами первых сессий — не отчислили рекомендованных? Связь с ними фактически обрывается вручением рекомендации.
А ведь отчисляют многих. Особенно на физфаке. Выходит, не лучшие выпускники новгородских школ осаждают в августе институт. В первый год реформы среди них не было молодых рабочих с предприятий — членов педотрядов, воинов, демобилизованных в запас. А ведь самая первая эта ступенька — абитуриент — нуждается в особой комсомольской опеке, потому что именно она держит все здание школы.
Но вернемся к нашим поискам. Если и плещется где-либо педагогическая мысль, так это, должно быть, на педсовете. Тетради с их протоколами всегда под рукой у директора. Большие такие тетради, похожие на амбарные книги, только в щегольских корочках. А вот содержание почти идентично: если не учет, то отчет, утверждение — все, что угодно, только не совет. Советоваться — значит думать, искать, предлагать, а повода для столь естественных состояний мысли и души повестки педсоветов не дают. И это удивительно. Ни одной «живой» ситуации, ни одной проблемной постановки вопроса... А разве педсовет не творческое объединение педагогов, не постоянно действующие курсы повышения квалификации и не педагогическая мастерская?
На все эти вопросы я всюду получил утвердительные ответы. Но на крыльце девятой школы встретил Семенова Валеру, человека лет тринадцати, а то и меньше. Уроки идут, а он семечки щелкает. «За что выгнали?» — скромно поинтересовался я. «За все хорошее», — не моргнув глазом ответил Семенов Валера, и стало понятно, что он — не подарок девятой школе. Но когда же это произошло, с чего началось? Разве это не повод для разговора на педсовете? Но, боюсь, личность Семенова Валеры заинтересует педсовет только при решении вопроса о мерах его наказания, но не как проблема, будящая в коллективе раздумья, открытия, споры... А то бы еще пригласить на педсовет Николая Геннадиевича Варухина, Владимира Александровича Куприянова, Любовь Алексеевну Георгиевскую и спросить, как рождаются педагогические идеи, как разжечь в учителе огонь энтузиазма, подвижничества? Очень интересный, а главное, полезный получился бы разговор.
«Учитель живет до тех пор, пока учится» — слова эти К. Д. Ушинского я встречал во многих школах и к концу своей командировки убедился, что это не элемент оформления методкабинета, а действующая норма в новгородских школах. Опытный учитель, наставник — непреходящая ценность нашего общества, он делает понятие «школа» не административным и позволяет нам в течение всей жизни помнить и гордиться тем, что был учеником Половнева или Куприянова. Пусть чаще помнит об этом и молодой педагог с комсомольским значком на груди и не теряется от вопроса: «С какой идеей вы пришли в школу?»
«Я работать бы пошел...»МАКСИМ ЗЕМНОВ
— Лентяй ты несчастный, да я в твои годы... — начинает распекать сына папаша. Знакомая сцена. Только вот конец у нее неожиданный: «Ну что ж, я с удовольствием поработаю!»
А почему такой уж неожиданный? Когда в одной из московских школ я спросил у старшеклассников, кто хотел бы поработать, поднялся лес рук. «Конечно, хотим. Но где?» — тут уже вопрос был задан мне. И я не нашелся что ответить.
...Ветхая избушка в центре Тамбова не охраняется государством, это не памятник архитектуры. Здесь — единственное в городе бюро по трудоустройству. Войдем по ее шатким ступеням и спросим: куда устроиться подростку?
— А это не к нам, — ответили хозяева домика (наверное, со своим вопросом я был не оригинален). — Этим занимается школа.
Но оказалось, устройством подростков на работу не занимается и школа.
— Не будем же мы каждого за ручку водить по отделам кадров,— резонно ответили в областном отделе народного образования.
Попробовал я сам «стать» подростком и «поводить себя за руку». Оказалось: на трудоустройство школьника человеку, в этом деле несведущему, требуется в лучшем случае несколько дней, а то и месяц. Положительный результат не гарантирован. Кто же может позволить себе такую роскошь? Вероятно, те, кто по доброте душевной возьмется за это хлопотное дело. Когда — учитель, когда — сердобольный родитель, когда — комиссия по делам несовершеннолетних, когда — секретарь райкома комсомола.
Немало времени провел я за чтением различной специальной литературы, газет и журналов, пытался выяснить, как сегодня у нас обстоят дела с трудовым воспитанием учащейся молодежи, в каких регионах уже сейчас, не дожидаясь, когда Госплан СССР выделит или создаст для учащейся молодежи несколько миллионов рабочих мест, используют имеющиеся реальные возможности занять подростков реальным и полезным делом во время каникул и в учебном году.
И вот что выяснилось.
БЮРО ПО ТРУДОУСТРОЙСТВУ КРАЙНЕ РЕДКО ЗАНИМАЮТСЯ СТАРШЕКЛАССНИКАМИ. У работников бюро есть отговорка: по закону подростков на работу должна устраивать комиссия по делам несовершеннолетних (само ее название отпугивает школьников). Но по логике это, думается, все же обязанность органов по труду. Только здесь работают профессионалы, любой другой сделает эту работу по-дилетантски (да и зачем ему делать чужую работу?).
В результате у нас трудоустраивается, как правило, всего три процента старшеклассников. Остальные 97 — это те, кто не только не захотел, но и не решился отправиться в поход по инстанциям. Первой и последней из них должно было бы стать бюро по трудоустройству.
Из Минска, Запорожья, других городов пишут читатели о том, что подростку легче поступить в любое специальное училище или техникум, нежели на временную работу в цех, мастерскую. Журналисты одной из центральных газет пытались как-то устроить почасовиком на любую работу абстрактного старшеклассника. И его бы приняли, «если уже есть 16 лет, если речь идет об одном летнем месяце (два уже нельзя), а главное, если на руках имеется направление комиссии по делам несовершеннолетних. ...Там (в комиссии) сказали: разрешат, если есть согласие школы, если ученик хорошо учится, если в семье материальные затруднения, если речь идет о лете и т. д.». То есть более семи не всегда легковыполнимых пунктов (например, хорошая учеба или материальные затруднения).
Думаю, трем из ста подростков, сумевшим устроиться на работу, можно давать грамоты за упорство и настойчивость. Ведь первый вопрос, который каждому из них задали в отделе кадров, был таким: «Тебе что, есть нечего?» Это может быть сказано в более мягкой форме: «Ты что, очень нуждаешься?» Я не фантазирую. Я перечисляю реальные вопросы, заданные реальным подросткам (с их-то гордостью!).
Подрабатывающего подростка воспринимают как нечто непонятное и в школе. Дать справку «хорошисту»? Зачем? Пусть лучше учится, готовится поступать в институт, всех денег все равно не заработаешь...
«Знаете, во сколько лет ребенок может стать «ТРУДным»? В десять, — сказали мне в одном из московских отделений милиции. — А вот ТРУДоустроиться нельзя до 16, а во многих случаях и до 18 лет».
Значит, сломать, разбить он может куда раньше, чем построить? Энергия подростка требует выхода. На благо или на зло она будет направлена? Уверен, будь у нас трудоустройство подростков на должном уровне, «трудных» стало бы куда меньше.
В Тамбов я приехал сразу после того, как побывал в Прибалтике, где изучал опыт трудового воспитания учащейся молодежи. Опыт интересный и полезный.
В Латвии бюро по трудоустройству находят работу не только 16-летним (им КЗоТ дает «добро»), но и 15-летним, правда, только в исключительных случаях. «А мы и считаем лето исключительным случаем», — говорят сотрудники бюро.
Выбор профессий здесь огромен — более ста. Заведующие отделениями бюро — члены комиссий по делам несовершеннолетних. Так что ходить туда не надо. На плакатах, которые висят в городе, в школах, читаю: «Если ты летом хочешь поработать, то, имея при себе паспорт (свидетельство о рождении) и справку из школы, получишь направление». Попасть работать на завод, в узел связи, больницы, универмаг можно только с таким направлением. За несколько месяцев в бюро уже знают, сколько где свободных рабочих мест на лето, каков заработок.
Я рассказал об этом в тамбовском отделе по труду облисполкома.
— Нечего нас сравнивать с Прибалтикой. Мы совсем другое дело.
— Пусть у вас будет свой, тамбовский опыт трудоустройства старшеклассников. Вы же ими совсем не занимаетесь.
— Бросьте, — парировал сотрудник отдела. — Какие из них работники?
А между тем использование посильного труда подростков было бы равносильно вовлечению в народное хозяйство примерно 900 тысяч условно-годовых работников — об этом говорят исследования лаборатории трудовых ресурсов при Госкомтруде РСФСР. А скольких взрослых работников мы смогли бы летом отпустить в отпуск! Сколько бы сделали сезонных работ! Это же золотые россыпи.
Итак, первый аргумент «противника»:
— ДЕТИ ПЕРЕУТОМЛЯЮТСЯ, ОНИ И ТАК ПЕРЕГРУЖЕНЫ, У НИХ НЕТ ВРЕМЕНИ.
Вы не задумывались, почему никто не хлопочет о трудоустройстве сельских школьников? Напротив, в газетах периодически появляются заметки, требующие оставлять побольше сельским школьникам времени на учебу. Так почему же в городе мы с таким скрипом устраиваемся на работу в 16 лет, а в селе чуть ли не с 7 лет ре