, дети тебе всегда верили. Верили, что ты всегда поможешь им, себя не пожалеешь... Ах, Надечка, проклятая-проклятая эта война!
Федора глухо, по-мужски всхлипнула, и Надя тут же вскочила, порывисто бросилась к ее кровати.
— Да разве ж можно такие невыносимые требования к себе предъявлять, Федора Прокофьевна?
Старуха ответно обняла девушку, спокойнее ответила:
— Надя-Надечка... Помни: мы — учителя! Совесть... Народные учителя!
— Знаете, знаете, Федора Прокофьевна, — заволновавшись, быстро заговорила Надя. — Вот он, — она кивнула на окно, — Валерка этот... в педагогический пошел потому, что в университет провалился. Чему он детей научит?! Что он им даст? А вы... вы... — у Нади задрожал голос, — вы для меня — настоящий, истинный учитель! Я постараюсь, нет, я буду, буду учить детей так, как будто я их учу и за те долгие годы, что вы, Федора Прокофьевна, не входили в класс! Верьте мне, пожалуйста...
Федора снова заплакала — уже не сдавленно, освобождение, бережно обнимая за нежные узкие плечи эту гордую, ласковую девчушку.
Потом уложила ее спать, сама же присела у окна, пошире раскрыла его. Федоре хотелось долго сидеть вот так, чувствовать прохладу сентябрьской ночи, смотреть на пустынную, беззвучную улицу.
Возвращение в школу.АЛЕКСАНДР РАДОВ
В сороковой курганской школе сенсация: Белобородов вернулся! Посмотрите на фото — как встречают! В последний раз убрал свой станок, со всеми в цехе распрощался и будто на крыльях — в школу! А в ней еще помнили, как уходил: родился ребенок, потом другой, а зарплата — одна на семью. Понимали Сашу, жалели, а помочь не могли... Помогла реформа — школьный заработок Белобородова увеличился наполовину. Сияет Саша, премного довольны ребята.
Тут новость не местного значения: возвращаются в школу повсюду. В Минпросе России узнаю: таких, как Белобородов, — две тысячи. «Да не всех берем — самых лучших!» Вот как: появился выбор! То же самое во многих педвузах: за долгие годы впервые — конкурс! А ведь еще недавно — что ж скрывать — брали всех.
Учительский дефицит — из самых, пожалуй, серьезных. И хотя не случалось, чтоб какой-то предмет отложили, а все ж последствия были. Кто вместо Белобородова вел физкультуру? Кто придется... Как рассуждают директора в условиях дефицита? «Лучше такой учитель, чем никакой!» Что ж скрывать — попадали в школу не самые лучшие специалисты. А теперь?
В Министерстве просвещения России получаю статистику, которая, конечно же, всех обрадует: никогда прежде учительский состав не был столь ровен — 97 процентов с высшим образованием. А ведь в пятидесятом году таких по стране было всего 14. Взлет! Во главе школ ни одного практика нет — все с высшим образованием. Это к вопросу о потенциале реформы... Какой же вывод? Дело реформы в надежных руках?
Тут не все однозначно. Из исследований социологов узнаю: немало учителей осознают, что неавторитетны для своих учеников. Как с такими учителями быть? Напрашивается ответ: пусть учатся, работают над собой. Тут вспоминаю мысль Ушинского: учитель живет до тех пор, пока он учится; как только перестает тянуться — в нем умирает учитель... После такого бесспорного суждения грустно знакомиться со статистикой: самообразованием занимается только каждый третий учитель...
В книге секретаря Новосибирского обкома партии Леонида Федоровича Колесникова «Школа: время перемен» нахожу слова директора совхоза «Карасукский» Ивана Прокофьевича Диброва: «Я открыто сказал директору школы, что некоторым учителям не доверил бы детей. Пугает в учителе знаете что? Серость. Это самое страшное... Как хотите это называйте, но отсутствие в педагоге интеллигентности, культуры нетерпимо...»
— Нам необходимо серьезно улучшать педагогический состав школ!
Так восклицала при мне старейший учитель Мария Васильевна Есакова. Дело происходило в подмосковном Загорске. Поговорить о реформе собрались за «круглым столом» восемь директоров школ. Марию Васильевну решительно поддержали. Друг друга перебивая, принялись вспоминать примеры из собственной практики. Сошлись в одном: даже если учитель невежда или, мягко говоря, человек неуважаемый, убрать из школы его почти невозможно.
Пересказываю этот разговор начальнику управления кадров Минпроса РСФСР Валерию Ивановичу Бударину. Он не согласен и произносит слово «аттестация». Пожалуйста, дескать, не аттестуйте, и дело с концом. Я и сам думаю: чего же проще? Но первое смущение — аттестации раз в пять лет. А если в их промежутке учитель душевно сломался, стал откровенно халтурить? Не бывает? Читательская почта, увы, подсказывает: таких случаев много. Но если и этим пренебречь — сколько же их за год, неаттестованных? Бударин называет мне цифру: за четыре года на всю республику — пятьдесят пять человек.
Видя мое изумление, Валерий Иванович спешит успокоить: боясь аттестации, многие учителя сами ушли. Самые худшие? Валерий Иванович кивает, да не больно уверенно. И сколько ж было таких? За те же четыре года — две тысячи шестьсот. Цифра впечатляет, но если и ее перевести в проценты — ноль и три десятых. Кстати сказать, две тысячи вернувшихся в школу — пока такой же малый процент. Что ж получается? Обновление школы проходит медленно. Как нам ускорить темп?
Не упустим побочной задачи, которую многие, болеющие за реформу, выдвигают в главные. Речь о мужчинах в школе. Сегодня их — каждый четвертый, в начальных классах — каждый восьмой. Во многих школах — ни одного мужчины. Как вести в таком случае мужское воспитание, вводить производительный труд, затевать технические кружки?
Узнаю: среди абитуриентов педвузов было в этом году больше, чем прежде, мальчишек. Сколько же? 20—22 процента. Впервые появились они на факультете дошкольного воспитания. Повод для радости? Небольшой. Не все из принятых дойдут до выпуска, да и после вуза не всякий мужчина с дипломом попадет в школу и в ней приживется.
Вот пример: Константин Рясов. Он из той же, что и Белобородов, сороковой курганской школы. Не радуется — печалится. Год назад окончил педвуз и удачно, по мнению дирекции школы, коллег, начал. Общее мнение: будет толк! Но сам он — вот беда — убежден: не его дело, не родился педагогом. Так что ж, не отпускать? Стерпится, слюбится? Но согласитесь: учительское дело ну совершенно не из тех, что может делаться из-под палки...
В педагогике никак нельзя не принимать в расчет личность, ибо она и есть главное орудие воспитания. Тут не моя мысль — замечательного педагога В. Н. Сороки-Росинского. Он звал в педагогику людей характерных, с ярким личностным началом. Ведь учителя безликие, посредственные заведомо профнепригодны. Вспомните вашего любимого учителя. Почему запал в душу? Был личностью...
Вот что более всего требуется пореформенной школе: личность. Без нее воспитание не состоится. Значит, надо звать в школу людей ярких, увлеченных, содержательных. Способных не только «принести с собой» личность, но и сохранить ее в школе, приумножить. Это нелегко, учитывая школьные перегрузки.
Знаю нескольких самобытных, на мой взгляд, людей. У всех одна беда: отправлялись в школу, чтобы всеми силами послужить реформе. Их не взяли по той причине, что образование не по профилю: высшее, да не педагогическое. Стоило ли отвергать с порога? Вспоминаю, что вовсе не педагог по диплому Михаил Петрович Щетинин, а музыкант. Однако кто отважится теперь сказать, что он не по праву директор школы? Мало ли подобных примеров в истории педагогики? Во всяком деле формализм плох, а уж в школьном — вдвойне... Конечно, от учителя, а тем более директора надо требовать квалификацию, однако можно ли сводить ее к формальному образованию?
Вспоминаю иной пример. Столкнулся с ним в восемьдесят второй свердловской школе. Попал в нее в тот момент, когда директора со всех трибун корили «партизанщиной». В том она проявилась, что своей властью директор сорвала с уроков старшеклассников и отправила на уборку капусты и моркови в подшефный совхоз. Меня это удивило: обычно бывает наоборот — от директора требуют, а он упирается. А тут — сама!.. Оказалось: эта «партизанщина» директора принесла городу шестидесятиквартирный жилой дом. Каким образом? Ребята заменяли на уборке своих отцов и матерей с подшефного для школы завода железобетонных изделий. Да не принудительно ехали, а в душевном порыве, причем не всем повезло, а лучшим ученикам, кто пообещал: до конца полугодия освоим самостоятельно (друг дружке помогая) пропущенный материал и сдадим по нему зачеты. Так, собственно, и случилось.
Эта школа собственная и в смысле подбора кадров. Шаврова предпочитает красивых людей. Не только и не столько внешне. Она удивительно умеет распознать прирожденного педагога. Иной раз — в школьном завхозе. И уж здесь создает все условия для творческого роста, для непрерывного образования.
Подумал: сколько у нас повсюду талантливых воспитателей, которые об этом порой и не догадываются. Но как же их разыскать, под толкнуть к педагогическому образованию, а потом призвать в школы, в другие воспитательные учреждения?
С другой же стороны, реформа требует наладить и обратное движение: отлучая от школы всех, кому дело воспитания не подходит. Это тоже нелегко. Но делать это необходимо. К тому же в нашей стране никто без работы не останется — вот сколько вокруг призывов «требуются!». Разумеется, процесс этот деликатный, немыслимый без индивидуального подхода. От органов народного образования здесь потребуются большая мудрость и такт.
А как иначе? Тут дело святое — воспитание. Хороший лозунг: все лучшее — в школу. Это оправданно, если хотим, чтоб наше будущее было лучше, чем настоящее.
О наших авторах.
Ольга СТЫКАЛИНА родилась в Москве, окончила факультет журналистики МГУ, работает в газете «Пионерская правда». Живет в Москве.
Михаил ПЕТРОВ — член Союза писателей. Окончил Литературный институт имени М. Горького. Печатался в центральных журналах, в коллективных сборниках. Автор книги прозы «Иван Иванович». Сотрудник журнала «Наш современник». Живет в Калинине.