В Сардарапатской битве участвовали отец Миграна Мануковича и его дядя Петрос. Дядя Петрос был ранен, о чем с гордостью вспоминал всю жизнь.
В 1968 году, к 50-летию победы в сражении, на месте героической битвы был сооружен уникальный мемориал. Он состоит из 35-метровой колокольни-усыпальницы с красными крылатыми быками, охраняющими ее, аллеи орлов, стены Победы, с обеих сторон которой высечены барельефы и горельефы, посвященные битве, и здания музея, в котором расположился Государственный музей этнографии Армении.
Не знаю, как поступил бы на месте Миграна Мануковича учитель математики или литературы, но как историк он поступил совершенно мудро, показав мне в тот же день местное кладбище и рынок в городе Октемберяне, эти два полюса, между которыми заключена материальная жизнь человека.
Крытый рынок поразил громадностью и обилием зелени. Снопы укропа, кинзы, петрушки, молодого лука, тархуна, реана, пирамиды пучков редиски — все стоило копейки, несмотря на то, что была середина апреля. Без зелени здесь нет ни завтрака, ни обеда, ни ужина, к свежей, пряной, разнообразной на вкус зелени, завернутой с мягким сыром или теплым вареным яйцом в листок лаваша, привыкаешь уже на другой день. На рынке же я заметил, что большинство покупателей здесь мужчины, и попросил Миграна Мануковича объяснить это с точки зрения педагогической. Едва ли не с гордостью он ответил, что армянская семья сохранила некоторые черты патриархальности. Например, в армянской семье бюджет полностью находится в руках мужа, а не жены, как в большинстве русских семей. Сознание, что ты добытчик в семье, что в первую очередь ты, мужчина, несешь главную ответственность по обеспечению семьи, здесь прививают мальчикам с раннего детства; тому же учат и в школе.
Скоро мне довелось убедиться в кулинарных способностях мужчин. Норайр и Овсеп на моих глазах разделали кусок мясной свинины, приправили его луком и реаном, как называют в Армении базилик, и после того, как мясо напиталось соком и ароматом приправ, приготовили за домом замечательный шашлык. Сыновья Норайра Арман и Аргам весьма заинтересованно присутствовали во время мужских кулинарных таинств и получили в награду за усердие по самому лакомому куску, завернутому в лаваш.
Кадр из кинофильма «ВАМ И НЕ СНИЛОСЬ».
Кадр из кинофильма «СЕЛЬСКАЯ УЧИТЕЛЬНИЦА».
Кадр из кинофильма «УЧИТЕЛЬ».
Сельское кладбище поразило ухоженностью, старинными каменными надгробьями, похожими на сундуки с полукруглыми крышками.
Читая надписи, Мигран Манукович нашел надгробья ста- и двухсотлетней давности. Среди них нашлись и хачкары — каменные кресты, украшенные изощреннейшей резьбой. Постояв у могилы отца и матери Миграна Мануковича, мы пошли к выходу. Здесь приходишь к мысли, что уважение к истории народа начинается с уважения к отцу, к родителям, к отчим могилам. От надгробья на могиле отца до колоколов Сардарапата. А хранить заветы приучают с раннего детства.
Немногие из нас, отправившись в вояж с гостем, рискнули бы взять с собой двух малолетних детей, да еще и мальчишек. У Миграна Мануковича и Норайра перед поездкой в Эчмиадзин даже сомнений не было, брать детей или не брать. Потому, как вели себя в поездке Армен и Аргам, чувствовалось, что подобные выезды им не в диковинку. Да и не одни мы расхаживали по Эчмиадзину в сопровождении детей, детишки сновали и поменьше наших и числом поболе, всех поили холодной чистой водичкой из фонтанчиков, поставленных здесь в память о жертвах геноцида 1915 года.
В музее великого армянского композитора Комитаса проходила выставка произведений живописи и скульптуры известного скульптора из Америки Хорена Тер-Арутяна, работы которого украшают многие музеи мира. Как явствовало из каталога, художник решил оставить в дар родине все произведения, экспонирующиеся в Эчмиадзине. Мигран Манукович пояснил мне, что Тер-Арутян в раннем детстве пережил ужасы турецкого геноцида, семья его была вынуждена бежать из Западной Армении в Америку, но связи с родиной художник не порывал, часто бывает в Армении. С гордостью рассказал Мигран Манукович, что в Государственную картинную галерею Армянской ССР подобные дары поступают зачастую.
В одном из залов музея Норайр обратил внимание отца на мемориальную доску, гласившую, что здесь в начале века в духовной семинарии учился Анастас Иванович Микоян. Мигран Манукович как-то странно осмотрелся вокруг, выглянул в окно и вдруг сказал:
— А ведь я в этой палате лежал!..
— Как в палате? — удивился я.
— Здесь госпиталь был в войну. Палата была в этом зале, столовая — дальше. У той стены моя кровать стояла. Аргам, заметив мое удивление, стал теребить деда за рукав, требуя пересказать по-армянски, чему я удивляюсь? Дед пересказал, Аргам внимательно выслушал его рассказ.
— Ты почему мне не говорил об этом? — спросил Норайр.
— Забыл, слушай. Посмотрел на эту доску — вспомнил.
Вот так все и сливалось для малышей в одно целое — великий композитор Колиетас, работавший здесь преподавателем музыки, семинарист Анастас Микоян, ставший деятелем революции, военный госпиталь, старшина Мигран Овсепян, медсестра Вергине Дерзян, выставка армянского художника Тер-Арутяна — все это становилось для них историей.
— Послушай-ка, дедушка, — сказал Аргам, когда мы вышли из музея.— А как же Комитас играл на рояле, если около рояля нет стула? Он что, стоя играл? И зачем вынесли твою кровать, на которой ты лежал здесь? Пусть она с роялем стоит...
Урок, как говорится, пошел впрок, но больше всех радовался «историческому» выводу внука дед...
Вечером того же дня мы пошли к сестре Миграна Мануковича Сирвард Мануковне. Она жила здесь же, в селе, но работала в городской школе. Большой дом. большой сад, большая дружная семья, живущая под одной крышей, наводили на мысль о том, что крестьянские традиции и здесь еще крепки.
Разговор в доме сестры как-то вновь повернулся к прошлому. Оказалось, сестра помнит наизусть все письма брата с фронта, из госпиталя. Я не удержался от искушения, попросил припомнить хотя бы несколько строк.
— «Здравствуйте, дорогие папа и мама! Пишу вам из госпиталя, но вы не волнуйтесь, пожалуйста, я цел и невредим, просто меня немножко поцарапало...»
— Так хорошо помнишь? — перебивает ее Мигран Манукович.
— Как стихи. И папа, и мама, — поясняет она мне, — были неграмотные крестьяне, родня наведывалась послушать письма, соседи, читать приходилось по многу раз, вот и запомнились. Да еще мама остановит: «Постой, дочка, не торопись, правильно читай. Повтори еще то место, где Мигран пишет, что цел и невредим. Вдруг ты чего не поняла, вдруг сынок тяжело ранен, ошибка произойдет, читай еще раз», — а сама плачет от радости. Отец с работы придет, тоже просит: «Не спеши, Сирвард, читай помедленнее, не на оценку читаешь».
А когда родители уходили на работу в колхоз, Сирвард собирала младших сестер, подружек и читала письма им. И представляла себя учительницей.
Мечты ее сбылись. После окончания десятилетки брат настоял на том, чтобы она поступала в Ереванский педагогический. Училась заочно и работала в школе, как в свое время ее брат Мигран. И растила троих сыновей — Аршака, Арсена и Артака. И вот уже более двадцати лет преподает в средней школе № 7 города Октемберяна армянский язык и литературу. А скоро и старший сын ее, Аршак, станет учителем. Пять раз Аршак поступал в Ереванский университет. Поступил. И как дядя Мигран, избрал специальностью историю.
— Учительская династия продолжается! — торжественно, почти хором, сказали все сидящие за столом.
— Как жаль, что с нами нет Амалии! — вздохнула Вергине Артемовна.
(Амалия Миграновна живет в Кировакане. Она закончила Ереванское педучилище и, как мать, работает в начальной школе уже тринадцать лет.)
Мы заговорили об авторитете учителя. По единодушному мнению собравшихся — и молодых, и старшего поколения, авторитет учителя в армянской семье очень высок. С учителем обязательно советуются по части выбора будущей профессии, и не только советуются, совет учителя подчас оказывается решающим; ученики традиционно приглашают своих классных наставников на свадьбы, на защиту дипломов, другие важные события в жизни. Готовность говорить на общие темы и вспоминать прошлое сочеталась, однако же, со сдержанностью, едва речь заходила о негативных явлениях, о конкретном. Сколько бы, к примеру, ни спрашивал я о повседневных трудностях и проблемах, разговор как-то незаметно переходил на другую тему. Очень мне хотелось услышать о народной педагогике, о воспитательных приемах в армянской крестьянской семье, из которой вышли и Мигран Манукович, и Сирвард Мануковна. Я стал просить Миграна Мануковича вспомнить какие-то примеры из детства, назидания и уроки родителей, которые бы повлияли на его характер, на его отношение к жизни, запомнились бы ему.
— Ну что сказать? Отец был крестьянин, много работал, семья была большая. Он мне всегда повторял: «Мигран, будь трудолюбивым, это главное...» Я это на всю жизнь запомнил.
— Мигран Манукович, а поконкретней не вспомните? — навострился я. — Может быть, поступили как-то не так или еще что-нибудь?..
Мигран Манукович призадумался.
— Вспомнил! Однажды летом я работал в саду. Отец пришел из колхоза усталый, посмотрел на меня и сказал: «Главное — будь трудолюбивым!..» Я это очень запомнил!..
Так и не удалось мне выжать из детства Миграна Мануковича поучительно-драматический эпизод. Грешным делом, я отнес это на счет скрытности, но, присмотревшись к отношениям между отцами и детьми в армянских семьях, я пришел к выводу, что эпизодов таких могло и не быть. Уже дома, листая томик японского поэта Басё, я наткнулся на трехстишье, в котором узнал свои армянские наблюдения:
«Нет покою от детей!» —
Для таких людей, наверно,
И вишневый цвет не мил.
Малыш в армянской семье — источник общей радости. Мне довелось побывать в нескольких домах; во всех (быть может, случайность?) были маленькие дети, и их присутствие в доме бросалось в глаза не обилием развешанных пеленок, а культом всеобщего внимания и поклонения. Детей здесь, по нашим расхожим меркам, балуют. Кто бы ни вошел в дом, где есть малыш, малышу — ласковое внимание. Молодой папаша, придя с работы, тут же спешит к своей Люсине, Марине, к своему Мигранчику, берет грудного ребенка на руки. Когда приходят гости, молодая мамаша не спешит уйти с грудным ребенком в спальню, гости с готовностью отнимают у нее ее чадо, передают его друг другу с рук на руки, как дорогой подарок. Оттого, наверное, дети удивительно отзывчивы на каждое новое лицо; пробыв в детных семьях несколько дней я не слышал, чтобы дети капризничали.