Вот и сегодня рядом с ней у пульта сидел молодой старший лейтенант Круглов, недавно списанный с боевой работы. В начале декабря, когда загорелся склад баллонов с ацетиленом, Круглов возглавил опаснейшую операцию по тушению склада: известно, что, когда из раскаленного баллона вырывается вентиль, баллон летит в обратную сторону, как ракета, а иногда взрывается. Но тушить надо, никто за тебя этого не сделает, и Круглов не уберегся: шальной осколок пробил его КИП. И хотя через несколько минут пострадавшему помогли выбраться на свежий воздух, он наглотался ядовитого дыма и на два месяца слег в госпиталь. Спасти-то его спасли, но заключение комиссии: «По состоянию здоровья к работе с КИПом непригоден» – такой же приговор для пожарного, как отстранение от полетов для летчика. С таким приговором путь был один – в Госпожнадзор, но по характеру своему и темпераменту Круглов, боевой офицер, не мыслил себя за бумагами и тяжело переживал неудачу. И тогда Кожухов, который давно присматривался к этому парню, предложил Нине Ивановне взять его на выучку, а Круглову сказал: «Пройдешь хорошую школу, а там восстановишь здоровье – и прямая дорога в штаб пожаротушения».
– Пожарная охрана, – сняв трубку, отозвалась девушка. – Дымит телевизор? Немедленно выдерните шнур из розетки! Ваш адрес… Макаровская, семь, квартира шесть… Этаж? Второй этаж… Второй подъезд… Телефон? Пятьдесят три – сорок один – восемнадцать, Савушкина Тамара Петровна… Через несколько минут у вас будут, не беспокойтесь.
– Обрати внимание, Витя, – сказала Нина Ивановна, – Надя говорила громко и четко, а Маша с ее голоса записала заявку и ввела ее в ЭВМ.
– Караул из двенадцатой ВПЧ выехал, – доложила диспетчер с пульта высылки.
– Что, Витя, мысленно с ним? – с улыбкой спросила Нина Ивановна. – Перестраивай мозги, дружок, отныне пожары тушить ты тоже будешь мысленно, силой своего воображения. Девочки, занимайтесь своим делом, – прикрикнула она, – ишь навострили локаторы… – И тише: – С техникой, Витя, у нас все просто, не космодром. Начинай не с техники – с людей начинай, с этих самых девчонок. Из моих только Наташе двадцать пять, остальным – девятнадцать-двадцать, незамужние и ревнивые. Я-то с ними справляюсь, а на тебя, молодца да холостого, вишь, зыркают, все они уже про тебя знают, даже про Ирину твою, что за два месяца в госпиталь один раз пришла, и то на пять минут. Так что держи ухо востро. Одной улыбнешься – четверо надуются, другой комплимент скажешь – четверо в зеркало начнут смотреться, почему не им; будь со всеми ровен и одинаков, непременно одинаков, иначе быть бабьему бунту! И не улыбайся, я тебе точно говорю, это тебе не мужиками командовать, здесь другой язык нужен и подход другой. Майор Кулагин, наш нынешний начальник Центрального пункта пожарной связи, даже к психологам обращался: порекомендуйте, мол, если книг таких не написано, как мужчине руководить коллективом из двух десятков девчат, и не дурнушек каких-нибудь, а красоток. Ты на Машу, на эту беленькую, посмотри – ей бы в кино играть! Ох, Витя, хлебнешь горя, если не ровен будешь… – И громче: – Каждая заявка, Витя, автоматически записывается на магнитофонную ленту, а в магнитофон встроены «говорящие часы», так что с точностью до секунд можно рассчитать, когда заявка поступила и какие по ней высланы силы. Это для нас очень важно, Витя, сам знаешь, как к пожарным относятся: «Звонили им, звонили, а приехали через час!» А ты расшифровываешь ленту – и доказываешь: заявка пришла тогда-то, по тревоге поднята ВПЧ такая-то, машины выехали и прибыли на место тогда-то. Понял, как важно? Дальше. Мы имеем прямую связь с радиоцентром, куда с пути следования и с места пожара поступает вся информация, значит ты будешь знать все – где, что и когда. И ведет всю информацию, начиная с заявки и кончая возвращением машин в часть, вот этот пульт. Ну, буквально ведет, как локатор самолет… Лиза, не снимай трубку, пусть Виктор Сергеич с моего пульта примет заявку! Не беспокойся, Витя, я рядом.
– Пожарная охрана! – схватив трубку, выкрикнул Круглов. – Дым из квартиры напротив? Напротив чего – вашего дома? Какой адрес? Павлова, двадцать шесть… Это ваш адрес или того дома? Тот номер двадцать три? Кажется или точно? Ладно, будет машина… Да, ваша фамилия? Надежда Андреевна…
– Надежда Андреевна, – включилась в разговор Нина Ивановна, – на каком этаже дым? Третий этаж… Ваш телефон… Одиннадцать – семьдесят три – тридцать два… Пожарные выезжают. – И, переключив рычажок на пульте, четко проговорила: – Восьмая ВПЧ, улица Павлова, двадцать три, третий этаж, улица Павлова, двадцать три, третий этаж, густой дым из окна квартиры, высылайте цистерну, насос и газовку. Тринадцать часов двадцать три минуты, старший диспетчер Сазонова… Уловил, Витя, чем забыл поинтересоваться?
– Этаж и телефон. – Круглов развел руками.
– Точно. А этаж – это очень важный момент: если высокий, нужно высылать автолестницу. Как видишь, опрос заявителя дело не такое уж простое, а ведь с него все начинается… Вот эта самая Надежда Андреевна, видимо, человек нервный, не говорила, а кричала, а если заявитель сохраняет хладнокровие, не паникует, я всегда спрашиваю: а какого цвета дым? Тоже важный для пожарного момент, сам знаешь. Газ – он дает мгновенную вспышку, у него мало побочных продуктов, темного дыма не будет; если горит мебель, дым пойдет серый, а если мебель с синтетикой – оранжевый; от битума, если в квартире перекладывают паркет, – черный… Знает диспетчер эти нюансы – пошлет те силы, что нужны… Ты, Витя, не обижайся за поучения, потом сам поймешь, как важны эти мелочи… Вот, скажем, голос заявителя; как не бывает двух одинаковых пожаров, так не бывает и двух одинаковых заявителей. Один возбужден, у него стресс, он злится, зачем это у него спрашивают цвет дыма, этаж – о таких формалистах хоть в «Крокодил» пиши! А ты попробуй найти к нему ключик, ведь для тебя такая информация – хлеб насущный! От цвета дыма зависит, какие специальные службы должны немедленно выехать, от этажа – нужна ли автолестница, от номера подъезда – с какой стороны приблизиться, ведь иные дома нынче растягиваются метров на триста… А другой заявитель говорит спокойным и ровным голосом, но это вовсе не значит, что пожар пустяковый, – просто человек волевой, с самообладанием. Бывает, истерик с воплями и плачем вызывает на сущую ерунду, а хладнокровный, не потерявший головы, дает неоценимую информацию о крупном пожаре. Сразу тебе это не дастся, Витя, да и какое дело дается сразу? И дальше, – продолжала Нина Ивановна. – Иной раз по одному адресу идут десятки заявок: «Горит, спасайте!» А там ничего серьезного, просто в домах много телефонов, и каждый, кто видит загорание, считает долгом позвонить. В другой же раз бывает, что один-единственный звонок – из района новостроек, например, где пока что имеется только телефон-автомат, наводит на крупный пожар. Особенно в ночное время – ночью ложные вызовы бывают редко, ночью «шутники» спать любят.
– Одного мы как-то выявили, – вспомнил Круглов. – Бабка из соседней квартиры разоблачила: «То он „скорую“ вызывает, то „горгаз“, то пожарных!» Отключили у него телефон – в порядке воспитания.
– Повезло, – завистливо вздохнула Нина Ивановна. – С мальчишками проще, они крикнут в трубку: «Пожар!» – и отбой, а когда такие артисты звонят, с надрывом – лучше перестраховаться… А мы тоже иной раз бываем хороши, не безгрешные. Помнишь, ты в октябре на Железняковской трехкомнатную квартиру тушил на седьмом этаже? Не удивляйся, я-то все пожары помню, ночью разбуди – расскажу; так вот, поработал ты хорошо, только водичку не очень экономил, с размахом поливал, и я за тебя подумала, спецслужбу выслала нижние этажи от наводнения спасать. Пожар не только следует потушить – нужно еще сделать это культурно, а то от огня убытков бывает на рубль, а от воды – на тысячу. Не обиделся? И не надо, я тебя, может, тогда от выговора спасла – с нижних этажей заявок было больше, чем с твоего седьмого. Поехали дальше. Вот ты, видела, скривился и небось про себя чертыхнулся, когда я лестницу послала кошку снимать. Правильно скривился – не наше дело из пушек по воробьям стрелять. Но ты голоса бабушкиного не слышал! Не просила – умоляла. Уж очень та кошка, видать, ей дорога была, единственная, может, отрада в ее опустевшем доме. А вот с неделю назад по похожему делу другая заявительница звонила, не как человек к человеку обращалась, а как хозяйка к прислуге: «Немедленно вышлите, я такая-то…» Ключи она забыла и дверь захлопнула, через балкон на восьмом этаже требовала забраться и квартиру ей открыть… Слышал, да?
– Слышал и возмущался, – кивнул Круглов. – Только подробностей не знаю.
– Я ответила, чтобы слесаря из домоуправления вызвала, не стану и тридцатиметровку гнать, она, может, через минуту для настоящей работы будет нужна. «Да ты знаешь, кто с тобой говорит?» – «Знаю». И я просто повесила трубку.
– Я бы не сдержался, – процедил Круглов.
– И зря, – возразила Нина Ивановна. – С твоего голоса начинается пожарная охрана, по нему судят, кто мы такие… Еще о нюансах, – Нина Ивановна улыбнулась, – доверительно, Витя, секрет фирмы! Это я тебе привела легкий пример, самый трудный разговор бывает с начальством, поскольку никогда не знаешь, с какой ноги оно встало. Бывало, звоню я Савицкому: «Так, мол, и так, товарищ полковник, третий номер». – «А ты Кожухову и Головину сообщила?» – «Так точно, сообщила». – «Что, сразу не могла мне позвонить?» Это первый вариант, теперь второй: «А ты Кожухову и Головину сообщила?» – «Нет, товарищ полковник, вам первому». – «Их раньше надо информировать, службы не знаешь!» Так что начальство бывает капризное, особенно если ночью его поднимаешь. Поэтому соображай, пожар пожару рознь, на объекте, может, и второго номера нет, а иной РТП с перепугу третий объявляет! Все взвесь, разберись и решай, стоит ли вымотанного за день полковника с постели поднимать, ведь не его одного поднимаешь – всю семью, жена-то уж наверняка больше не уснет…
– Слишком много нюансов, – вздохнул Круглов. – У нас их было всего три – выехать, потушить и доложить, вот и весь секрет фирмы!