Когда до трона осталось около пяти метров, дон Мигель остановился; я, соответственно, тоже. Я смотрел на своего сопровождающего, боясь пропустить какой-либо знак, и не заметил, как откуда-то появился роскошно одетый мужчина с большим свитком в руках — видимо, с королевским приказом. Этот мужчина обратился с небольшой речью к присутствующим в зале, после чего принялся торжественно читать начертанное на свитке. Разумеется, я ничего из сказанного им не понял, но отметил, что там присутствовали слова «Роман Седов-Белозерский» и «маркиз де Леганес».
Как только мужчина, который был, если можно так сказать, ведущим церемонии, закончил читать и свернул свиток, все зааплодировали. Похоже, он в своей речи объявил о том, что Альфонсо Четырнадцатый пожаловал мне титул маркиза. По логике это должно было произойти до того, как меня произведут в гранды.
Все зааплодировали, а я на всякий случай преклонил голову перед монархом. Я очень злился на дона Мигеля за то, что он не рассказал мне обо всех нюансах церемонии, никак меня не подготовил, можно сказать, отправил меня на танк с барабаном. Ни я, ни бабушка, ни, скорее всего, Вильгельм Пятый не подозревали, что всё будет настолько официально, а испанцы не удосужились нас об этом предупредить. Либо поручили это дону Мигелю, который с задачей не справился. И вот теперь я стоял перед королём и чувствовал себя как парнишка из рабочего пригорода, попавший на званый княжеский приём.
Снова прозвучали фанфары, после чего мужчина со свитком произнёс ещё одну короткую, но очень эмоциональную речь. Сразу же по её окончании ко мне подошли две симпатичные девушки. Одна держала в руках чашу с водой, другая — полотенце с изображением какого-то герба. Дон Мигель, окончательно забывший, что он знает немецкий, что-то произнёс на испанском и рукой указал на чашу.
«Пить её не нужно, — подумал я. — Иначе дали бы ещё маленькую чашку или бокал. Да и полотенце тогда не пригодилось бы. Значит, надо омыть лицо».
Впрочем, после этого пришла другая мысль — я подумал, что не исключён вариант, при котором надо зачерпнуть воду ладонью и всё же отпить из чаши, а потом вытереть руки полотенцем. И, надо признать, я немного растерялся. Благо дон Мигель, заметив мою растерянность, осознал, что я не понимаю, как надо поступить. Он быстро провёл ладонью по своему лицу, показав, что водой надо таки умыться. Что я тут же и сделал — зачерпнул правой ладонью немного воды и протёр мокрой рукой лицо. После этого девушка с чашей тут же отступила, а её, так сказать, коллега протянула мне полотенце.
Я вытер лицо, отдал полотенце и посмотрел на ведущего церемонии. Тот снова сказал что-то очень торжественное, после чего король Испании встал с трона и сделал шаг в мою сторону. К монарху тут же быстро подошли двое сотрудников двора: один вручил Альфонсо меч, другой поставил перед ним невысокую табуреточку с красной бархатной подушкой на сидении. На неё мне следовало припасть правым коленом, преклоняя его.
Ведущий церемонии снова что-то сказал, а дон Мигель, до которого наконец-то дошло, что без его помощи я не справляюсь, едва заметно, одними пальцами подал мне знак идти к королю и тут же опустил ладонь. Из чего я сделал вывод, что надо не просто подойти, но уже можно и колено преклонять.
Я подошёл к монарху, поставил правое колено на подушку и преклонил голову. Альфонсо Четырнадцатый положил мне лезвие меча плоской стороной на правое плечо, и ведущий церемонии тут же что-то объявил — очень громко и торжественно. После этого король поднял меч, провёл им над моей головой и положил его мне на левое плечо.
Снова зазвучали фанфары, и все присутствующие в зале зааплодировали. Король убрал меч с моего плеча, отдал его работнику дворца и что-то мне сказал. Разумеется, на испанском. Наверное, я должен был ему ответить, но так как мне не дали никаких слов заранее, я молчал. Хотя могли бы и дать — уж пару фраз на испанском я бы ради такого случая выучил.
И я снова не очень хорошо подумал об организаторах мероприятия. Видимо, они считали, что в России все должны знать детали посвящения в гранды Испании. За невозможностью ответить, я ещё ниже склонил голову, выразив таким образом свою благодарность за дарованный титул.
Тем временем к нам подошли ещё два сотрудника дворца. Один из них держал в руках алую мантию, подбитую изнутри горностаевым мехом, другой — корону. Видимо, это была корона маркиза или гранда — по сравнению с королевской она смотрелась намного скромнее. Но всё же это была настоящая корона — золотая, с красной бархатной подушкой, украшенная крупными жемчужинами, рубинами и изумрудами.
Мантию накинули мне на плечи, а корону отдали Альфонсо Четырнадцатому. Тот приподнял её и вытянул руки вперёд, словно собирался корону на кого-то надеть. Нетрудно было догадаться, что на меня, поэтому я сделал шаг в сторону монарха и слегка ссутулился, чтобы быть ниже его. Король водрузил корону мне на голову, и тут же опять зазвучали фанфары. И конечно же, раздался шум аплодисментов. Его Величество, бывший во время всей церемонии невероятно серьёзным, улыбнулся и произнёс по-немецки:
— Церемония окончена. Поздравляю! Через полчаса увидимся за торжественным обедом.
— Благодарю Вас, Ваше Величество! — ответил я тоже на немецком и, преклонив голову, попятился, уходя от трона.
Почти сразу же ко мне подошли Тойво и переводчик, а вот дон Мигель куда-то пропал — видимо, его миссия заключалась лишь в том, чтобы помогать мне на церемонии пожалования титула. Похоже, на обед нас должен был вести кто-то другой.
— Они во время церемонии говорили что-то такое, что я обязательно должен знать? — спросил я переводчика.
— Ничего, — ответил тот. — Кроме того, что Вы теперь — превосходнейший сеньор Роман Седов-Белозерский маркиз де Леганес. С чем разрешите Вас поздравить!
— Поздравляю, князь! — произнёс Тойво.
Я хотел было в шутку поправить, что теперь ещё и маркиз, но не стал — Тойво, как и многие другие эльфы на службе у бабушки, не очень любил шутки, и обычно никак на них не реагировал. Вместо этого я предложил найти бабушку и кого-нибудь, кто нам даст разъяснения по поводу обеда.
Второй вопрос решился сразу — к нам подошёл дон Мигель, который, как выяснилось, отходил лишь для того, чтобы раздать своим подчинённым какие-то срочные указания. От него мы узнали, что можем хоть сейчас отправиться в обеденный зал.
— А что мне делать с короной и мантией? — спросил я.
— На обед Вам следует прийти в них, но потом почти сразу же можно будет отдать их прислуге, она передаст корону и мантию хранителю королевских регалий.
Мы не спеша направились в сторону выхода из тронного зала, где нас уже поджидала бабушка. Когда мы подошли к ней, она улыбнулась и обняла меня.
— Поздравляю тебя, мой мальчик, теперь ты у нас гранд! — произнесла бабушка с наигранным пафосом. — Маркиз де Леганес!
— Превосходнейший сеньор! — добавил я.
— Хотя, конечно, Альфонсо — тот ещё жмот, — сказала бабушка, пользуясь тем, что никто, кроме меня, Тойво и переводчика её не понимает. — Мог бы и герцогский титул пожаловать будущему спасителю своего королевства.
— Но мог и баронский, — заметил я.
— Тогда он сам бы пошёл с мексиканцем драться.
— Да ладно Вам, я же это не ради титула делаю.
— Ты делаешь не ради титула, — согласилась бабушка. — Но это не оправдывает Альфонсо. Я рассчитывала, что для моего внука он расщедрится на герцога.
— Я вам больше скажу: у меня и корону с мантией отберут. Вот где главная несправедливость, — «пожаловался» я, стараясь перевести разговор в шутку.
— Да я тебе новые куплю. Зачем нам кем-то ношеные? — сказала бабушка и улыбнулась.
Торжественный обед прошёл довольно быстро, и уже в два часа дня по среднеевропейскому времени — в четыре по новгородскому мы были дома. У меня было ещё полтора часа до отправки в столицу, и я решил провести его с пользой — пошёл к источнику. Во-первых, надо было набраться сил и энергии перед сложной тренировкой, а в том, что она будет сложная, я не сомневался; во-вторых, хотелось после омовения лица непонятной испанской водой, умыться водой своего родового источника. Не знаю, почему, но мне очень хотелось это сделать.
У источника я пробыл почти час, после чего зашёл к себе в комнату, переоделся, захватил тренировочную форму и пошёл в башню, где немного подождал Тойво. Ровно в пять тридцать мы прибыли в наш дом в Новгороде. Теперь я мог назвать его нашим по-настоящему — бабушка выкупила этот дом, чтобы мы могли его переоборудовать согласно её понятиям о безопасности. А ещё она сказала, что недвижимость в столице — всегда хорошее вложение.
Хеду так сильно обрадовался нашему прибытию, что сразу же бросился включать кофемашину, в надежде, что мы задержимся, чтобы выпить по чашечке ароматного напитка. Видимо, очень уж он заскучал, проводя сутки напролёт один в огромном доме. Я подумал, что надо ему найти сменщика или время от времени отправлять к нему кого-нибудь в гости для общения.
От кофе мы отказались, чем сильно огорчили Хеду, и сразу же отправились в Кутузовку. К воротам академии подъехали без пяти минут шесть. Автомобиль Милютина уже стоял там.
Я был очень рад видеть Ивана Ивановича. Он тоже не скрывал своей радости — обнял меня. И это было не дежурное объятие с похлопыванием по спине, какое обычно практиковал Романов, а самое настоящее — крепкое, отеческое, что у меня аж суставы захрустели.
— Мне сообщили, что у тебя возникли проблемы из-за той легенды, что мы придумали для Стамбула, — сказал Милютин. — Уж прости. Мы хотели, как лучше, чтобы комар носа не подточил. Поэтому выбрали реального человека.
— Ничего страшного, — ответил я. — Это было даже забавно. Ну по крайней мере, сейчас мне это кажется таким.
Иван Иванович улыбнулся, после чего достал телефон, набрал какой-то номер и сказал в микрофон:
— Мы идём к арене.
По пути мы немного поговорили о Стамбуле, о шапке Мономаха и о моём предстоящем поединке с Хосе Вторым, и я даже не заметил, как мы подошли к зданию арены. Вошли внутрь — там никого не было. Совершенно никого. Но зато горело всё освещение, и арена была готова к тренировке либо к поединку.